Но МХАТ имени М.Горького "музейные спектакли" сделал одним из трендов своего сезона: восстановлены легендарная "Синяя птица" и "Три сестры", поставленные Немировичем-Данченко как художественное завещание театру.
И вот - новая старая премьера: на сцене "Вишневый сад", поставленный МХАТом в 1988 году. Скрупулезно воспроизведены декорации Владимира Серебровского. Режиссер Валентин Клементьев, много лет игравший Лопахина в том спектакле Сергея Данченко, взялся за постановку, стараясь максимально точно сохранить интонации прежней работы. То перестроечное время, как мы понимаем сегодня, интересно рифмовалось с наступлением капитализма в России, которое описал Чехов.
Чем же удивила публику новая премьера? Пожалуй, только одним: внимательный зритель услышит, что классик Чехов был первым драматургом-абсурдистом. И если ставить его без пиитического флера, то в пьесах его и впрямь можно разглядеть настоящие комедии.
Ну разве не смешно, что пафосные монологи о созидательном труде здесь произносят записные бездельники вроде "вечного студента" Пети Трофимова, который курса в университете кончить не может и годами живет приживалом в чужом имении? А настоящих трудяг вроде Вари или того же Лопахина владельцы вишневого сада почти что презирают.
Разве не смешны многочисленные пары влюбленных, пародирующие одна другую? Дуняша, например, так же пленена галантерейными речами офранцуженного Яши, как и Аня - революционными речами "народника"-Пети. А сама Любовь Андреевна Раневская, признающаяся, что она "ниже любви", отчего-то никак не может понять, что не Варю ей нужно сватать за Лопахина, а самой немедленно выходить за него замуж. Тогда этот союз стрекозы и муравья станет спасением для всех. Для нее самой прежде всего. Кстати, современные стрекозы отлично это понимают и ведут деятельную борьбу за толстосумов-Лопахиных.
Но не такова Раневская. Для нее и впрямь высшей ценностью жизни является любовь. И Анна Большова отлично показывает нам образ этой дамочки, которая ни секунды не может прожить без вожделенного мужского внимания. Она вполне осознанно кружит голову Лопахину, она даже готова флиртовать с недотепой-Петей за неимением лучшего кавалера... Кстати, это, пожалуй, лучшие сцены спектакля: во всяком случае, немой диалог в саду между Лопахиным и Раневской, протекающий на фоне Петиной болтовни, наблюдать интереснее, чем вслушиваться в пафосные речи.
Чувствуется, что постановщикам и самим было неловко всерьез преподносить современному зрителю многословные чеховские пассажи. Для некоторых из них придуман остроумный ход. Гаев обращается к многоуважаемому шкафу будто бы от имени детской игрушки, найденной в нем. А Шарлотта рассказывает свою бедственную судьбу плюшевой обезьянке. Однако отчего-то эти режиссерские находки не стали поворотным ключом к новому прочтению Чехова. Абсурдистскую природу автора, трагикомическую атмосферу смены всего уклада жизни новому старому спектаклю явственно передать не удалось.