Учиться в школе начал сразу со второго класса, а в третьем уже пытался писать стихи. Друзья звали его Юзиком.
В 1935 году Иосиф поступил в Ленинградский институт водного транспорта. Однокурсникам навсегда запомнилось стихотворение Юзика "Пирующие студенты":
У окна искусственные пальмы.
По стаканам крепкое вино.
О-хо-хо! - с друзьями выпивали мы
И закусывали заодно.
Вот бутылку взяв за горло длинное
И стакан наполнив до краев,
Я сказал одно неповторимое,
Громкое приветствие мое:
- За здоровье пьющих под бананами,
В час ночной собравшихся сюда,
Тех, кто завтра будет капитанами
На огромнейших морских судах...
Проучившись меньше года, Юзик оставил мечту стать капитаном и поступил в Омский педагогический институт на литфак. Друг вспоминает о нем: "Он был откровенным до наивности и казался нам большим ребенком..."
В июле 1940-го Иосиф окончил институт, а в октябре был призван в армию. Гвардии младший сержант Иосиф Ливертовский служил в составе 137-го гвардейского артполка 60-й гвардейской стрелковой дивизии 60-й армии Центрального фронта.
10 августа 1943 года Юзик пропал без вести во время боев у села Столбище Орловской области - во время Курской битвы.
P.S. Самый полный рассказ об Иосифе Ливертовском можно найти в книге "Сердца на взлете", изданной в Омске Виктором Вайнерманом.
Папиросы
Я сижу с извечной папиросой,
Над бумагой голову склоня,
А отец вздохнет, посмотрит косо -
Мой отец боится за меня.
Седенький и невысокий ростом,
Он ко мне любовью был таков,
Что убрал бы, спрятал папиросы
Магазинов всех и всех ларьков.
Тут же, рядом, прямо во дворе,
Он бы сжег их на большом костре.
Но, меня обидеть не желая,
Он не прятал их, не убирал...
Ворвалась война, война большая.
Я на фронт, на запад уезжал.
Мне отец пожал впервые руку.
Он не плакал в длинный миг разлуки.
Может быть, отцовскую тревогу
Заглушил свистками паровоз.
Этого не знаю. Он в дорогу
Подарил мне пачку папирос.
1942
Гвардейское знамя
Алый шелк широко развернули,
Стали строже удары сердец.
На почетном стоит карауле
У заветного стяга боец.
Боевое гвардейское знамя,
Я тобой, как победой, горжусь,
Я к тебе припадаю губами,
Я целую тебя и клянусь:
Если, споря с бедой грозовою,
Ты костром зашумишь надо мною,
Только в сердце раненье сквозное
Не позволит идти за тобою.
Лучше пусть упаду без сознанья
По-гвардейски - лицом к врагу,
Только б реяло красное знамя
На удержанном берегу.
Знаю я - кто, сражаясь, умер -
Навсегда остался в живых
В этом сдержанном шелковом шуме,
В переливах твоих огневых.
1 мая 1943
Из письма в редакцию Марии Цаплиной
"...Я прочитала вашу статью об Иосифе Ливертовском.
Он является двоюродным дедом моего мужа. Его бабушки - родные сестры поэта: Эсфирь и Бэлла.
Бэлле Иосиф часто писал с фронта.
Я занимаюсь сбором информации о родственниках, чтобы издать семейную книгу, и нашла вашу статью. Было очень приятно.
Мой муж был в Омске и на Курской дуге, там, где погиб Иосиф. Его имени не было на братской могиле. Мы долго занимались тем, чтобы оно появилось. Теперь на мемориальной стеле в поселке Успенском Дмитровского района Орловской области есть имя Иосифа.
А вот фотографии Иосифа у нас нет. Есть только снимок Бэллы. И фото его мамы и отца, который был против того, чтобы Иосиф курил, но, провожая сына на фронт, подарил пачку папирос..."
Из писем Иосифа Ливертовского
Иосиф - сестре
27 февраля 1936 года
Здравствуй, Бэллочка. Ты просишь уже напечатанных стихов, но, к сожалению, литературная страница еще не вышла и выйдет неизвестно когда... Ничего с неба не падает. Мне не нужно ни от кого титула, мне не нужно никакого звания, мне нужно овладеть языком - понимаешь? - русским языком. И я добьюсь этого. Это вошло в мою страсть, во все мое существо. Стихотворение может заставить меня смеяться, плакать, страдать, блаженствовать... Я окончательно решил работать над каждой строчкой - чеканить стих. До сих пор я писал быстро и бессознательно. Учиться, конечно, я продолжаю. Руковожу литературным кружком в институте...
Август 1941-го
Здравствуй, дорогая сестричка!.. Хочется скорее в бой. Сейчас мне присвоено звание младшего сержанта и отдано в распоряжение отделение. Несколько раз пытались отправить меня в артиллерийскую школу, но все возвращали. На днях, кажется, куда-то отправят.
Недавно спрашивали о том, какой институт я окончил, адрес, кто из родных судим, сколько и за что имел взысканий и каких, какой знаю иностранный язык. То, что мне знаком немецкий, очевидно, вполне удовлетворило требованиям, так как еще и другие в этот список попали, знающие немецкий язык. Куда меня думают послать - угадать невозможно... Фашизм будет разбит, я не сомневаюсь.
Я совершенно тверд, спокоен и готов ко всяким неожиданностям. Только о родителях с грустью думаю, жаль стариков.
Пиши мне чаще. Да, прошу совета: думаю вступить в партию. Ты меня хорошо знаешь. Что скажешь?
Что сейчас делаю? Занимаюсь, читаю и ежедневно издаю стенную газету. Твой брат Юзик.
Иосиф - однокурснице Марине Миловой
Осень 1941-го
Недавно был такой случай в полку. В Ленинской комнате читал стихи Сталинградский поэт Владимир Брагин. Это молодой хороший (как выяснилось впоследствии) парень. Он печатает в окружной газете ура-патриотические стихи на тему "раньше было плохо, теперь - хорошо". Я разругал его на этом выступлении, как полагается. Меня шумно поддержали красноармейцы, повторяя за мной, что в стихах Брагина нет лица красноармейца, нет подлинной жизни, настоящих переживаний. Есть только газетный трафарет. О моем выступлении говорил весь полк. Все были довольны, потому что Брагин несколько заносчив. Но тут произошло неожиданное. Брагин нашел меня, и мы подружились...
Мне вот пишет Иван Коровкин, чтобы я дневник вел. Но это он по наивности. Если бы кто-нибудь увидел мои записки - пропащее дело.
С какой стати я, неряха и совершеннейший в медицине невежда, должен стать блюстителем чистоты, опрятности и здоровья? (Ливертовский был назначен санинструктором в учебном полку. - Д.Ш.). Правда, к слову сказать, я уже посидел за нарушение простейших правил санитарии и гигиены и за неуважение к начальству... Начальник санслужбы, между прочим, замечательный человек: культурный, вежливый. Мы часто беседуем вечерами, он любит стихи...