Проект "Новые реализмы", выстраивающий мостик между искусством русского авангарда и поисками художников 1920-1930-х, позволяет сравнить эпохи и произведения из собрания Третьяковской галереи и Самарского областного художественного музея. Он включает две выставки. Одна - "Передовой отряд. 100 лет авангарда в Самаре" (кураторы Татьяна Петрова, Константин Зацепин) - открылась в Самарском художественном музее и представляет его собрание. Другая - "Художники у станка" (куратор Сергей Баландин), созданная на основе коллекции ГТГ, - в галерее "Виктория".
Авангард, который востребован
Коллекция авангарда в Самарском художественном музее - одна из известнейших не только в стране, но и в мире. История его спасения - отдельная тема. Но с 1989 года, когда произведения авангардистов из запасников впервые за шестьдесят лет были показаны публике, работы Ольги Розановой, Михаила Ле-Дантю, Михаила Менькова, Софьи Дымшиц-Толстой, Александра Веснина и других героев авангарда из самарского музея участвовали в крупнейших выставочных проектах мира. От "Великой утопии" (Нью-Йорк, Амстердам, Москва, Франкфурт-на-Майне) до "Москва - Берлин. Берлин - Москва". От "Амазонок авангарда" (проект был показан в пяти странах) до "0,10: Малевич, Татлин. Эволюция новых систем в искусстве" (Швейцария) и "Дада в России, 1913-1924" (Испания). От выставки "Спасенный авангард" (1998) в Музее истории Москвы до проекта "До востребования. Коллекции русского авангарда региональных музеев" (2016-2017) в Еврейском музее и Центре толерантности.
Нынешний "Передовой отряд…", впрочем, выступает как сиквел легендарного блокбастера Третьяковской галерея "Авангард. Список №1. К 100-летию Музея живописной культуры" (2019). Какое отношение к МЖК имеет самарская коллекция авангарда? Ведь первая выставка Давида Бурлюка открылась в Самаре в марте 1917-го, вскоре после Февральской революции. Открылась, кстати, в здании банка - художественного музея тогда не было. Правда, был художественный отдел при самарском Публичном музее (позже - названном Губернским). Но с осени 1919-го по 1923 этот Публичный музей был закрыт. Именно в 1919 году должен был появиться "Музей при Самарском отделе ИЗО". Первыми ласточками будущего собрания музея стали 35 картин, которые художник Николай Попов получил в августе 1919 года от Музейного фонда отдела изобразительных искусств Наркомпроса. Акт, который сейчас можно увидеть сейчас на выставке в Самарском художественном музее, подписали Василий Кандинский, Александр Родченко, Давид Штеренберг.
Новый музей создавался как часть "сетевой" структуры первого в мире музея современного искусства. Он должен был быть тесно связан с молодым искусством, открытым для экспериментов и поиску нового языка, участвующим в современной жизни. Неудивительно, что Николай Попов, сам самарец, участник выставок "Мира искусства" и ВХУТЕМАСовец, в родной город в 1919 году прибыл не только с коллекцией авангардистов для будущего музея, но и как один из организаторов Самарского отделения ВХУТЕМАСа. Собственно, долгое время считалось, что коллекцию Попов привез, чтобы учить студентов на примерах работ Ле-Дантю, Менькова, Дымшиц-Толстой, Веснина, и, конечно, Розановой. К слову, из 35 привезенных картин 11 (!) было кисти Ольги Розановой, одной из "амазонки русского авангарда", наравне с Малевичем стоявшей у истоков общества и журнала "Супремус". К сожалению, до сегодняшнего дня в Самаре сохранились лишь шесть ее полотен.
В общем, это был очень крутой замысел музея и свободных художественных мастерских в одном флаконе. Замысел, к которому музейщики ХХI века присматриваются очень внимательно. Увы! Страшный голод в Поволжье и эпидемия тифа 1921 года положили конец этим планам. Самарский областной художественный музей (СОХМ) возникнет только в 1937 году. А память о коллекции "левого" искусства, создателей которого стали клеймить как "буржуазных формалистов", окажется под спудом до конца 1980-х.
История одной ошибки
Можно сказать, что выставка "Передовой отряд. 100 лет авангарда в Самаре" рассказывает об истории одного поражения. Правда, такого, что обернулось в итоге триумфом русского искусства.
История 1921 года, когда на "самарском ВХУТЕМАСе" был поставлен крест голодом и тифом, лишь одна из глав этой драмы. Вторая отсылает к концу 1929 года. Тогда компания борьбы с формализмом набирала обороты и московский Музей живописной культуры пал его одной из первых жертв. Его собрание было расформировано и … отправлено - с глаз долой, из сердца вон! - в провинциальные музеи. Так в Губернском музее Самары оказался отличный пейзаж кисти Петра Кончаловского, футуристический "Трамвай №6" Михаила Менькова, кубистическая "Дама в кафе" Михаила Ле-Дантю, запоминающаяся аскетичным песочно-серым колоритом и фигурой, почти растворяющейся в абстракции. Тогда же в музей попала картина неизвестного художника "витебской школы". Уже с 1930-го года в путеводителе музея она появляется как "Жизнь в большой гостинице" Малевича.
Собственно, превращение работы "витебской школы" в картину "супрематиста номер 1" можно было бы обойти элегантной фигурой умолчания. В конце концов на международных выставках она, бывало, появлялась под знаком Малевича. Тем интереснее, что самарские кураторы сделали ход конем. Подробно описав историю атрибуции картины, дав мнения исследователей авангарда, они в каталоге рядом с картиной поместили фото… Маяковского, сделанное в Казани 1914-го года. Маяковский в цилиндре, с тростью, в костюме-тройке и легком сером макинтоше тут просто неотразимый денди. Вот вам и футурист на гастролях! Но еще интереснее, что поза, жест поэта на фото почти полностью совпадают с позой персонажа кубистического полотна "витебской школы". Дезавуировав авторство Малевича, музей подкинул новую догадку и вопрос - по поводу персонажа картины.
В результате, выставка "Передовой отряд…" не только продолжает исследовательскую линию проекта "Авангард. Список номер 1" Третьяковской галереи, но и радует современным подходом к болезненным вопросам о подделках, атрибуции, авторстве работ. Достаточно вспомнить кёльнскую выставку 2020-го года "Русский авангард в Музее Людвига: оригинал и подделка" или похожий проект музея-заповедника "Ростовский Кремль" (2018), чтобы оценить по достоинству решение самарских музейщиков.
Между авангардом и арьергардом
Но это не единственная интрига выставки "Передовой отряд". Впервые за последние годы ради этого проекта преобразилось пространство Мраморного зала Самарского художественного музея. Архитекторы Александр и Ольга Филимоновы отчасти "процитировали" в плане экспозиции тот самый "серп и молот", который лежит в основе здания самарской Фабрики-кухни - будущего здания филиала Третьяковки в Самаре.
Вместо условного "молота" - стенд, где можно увидеть документы 1919 года и фотографии модели памятника III Интернационалу того же 1919 года и снимок огромной семиметровой скульптуры… из льда и снега, сделанной к 23 февраля 1919 года у Клуба коммунистов на улице Советской. В полукружье же серпа заложены две экспозиции. Первая разворачивает в картинах историю самарской коллекции авангарда. А вторая, скрывающаяся за ней, знакомит с работами Николая Попова, Георгия Ряжского и Самуила Адливанкина. Иначе говоря, тех самых художников, которые пытались создать в Самаре Свободные художественные мастерские и "Музей при Самарском отделе ИЗО". И если первая часть таит неожиданности (например, прекрасную графику Николая Роговина, который проделал путь от одного из иллюстраторов поэмы Хлебникова и Крученых "Мирсконца" до архитектора и знатока античности), то вторая "вся - езда в незнамое".
Соцреалист Георгий Ряжский, который в воспоминаниях 1950-х годов назовет "формалистические увлечения" "шелухой", в 1920-е увлеченно учится у Малевича. Самуил Адливанкин в ранних работах из Самарского музея предстает лукавым последователем Таможенника Руссо. В его семейных портретах простодушие примитива оттеняется нежностью и иронией домашнего представления. Рядом с этими работами его же диптих "Герои у нас. Герои у них" (1930) и полотно "Голосуют за исключение кулака из колхоза" (1931), привезенные из Третьяковской галереи, поразят не столько "немецкой" экспрессией, сколько плакатной прямолинейностью сюжета.
Наконец, для многих открытием станут работы Николая Попова. Этот инструктор самарского Пролеткульта пишет на дереве, практически в старинной иконной технике, портрет жены, в котором графичность, ассиметричность, поза героини заставляют вспомнить шедевры Тулуз-Лотрека, а тонкий деликатный рисунок рук - невесомые пальчики ранних итальянских мадонн. А рядом - его беспощадный кубистический автопортрет, великолепные графические листы, в котором театральная характерность встречается с гротеском…
Этот раздел, превращающий основоположников коллекции самарского авангарда в живых людей, полных противоречий, поисков, один из любопытнейших в этом проекте. Надо ли говорить, что он открывает путь к выставке "Художники у станка" в галерее "Виктория"? Там смена эпох, приоритетов и героев явлена в молодом искусстве 1920-х, расстающихся с авангардом и революцией. Как оказалось - не навсегда.
Фабрика-кухня из списка Forbes
Еще десять лет назад в списке достопримечательностей России, которые надо поторопиться увидеть, потому что "они скоро исчезнут", журнал Forbes называл конструктивистский шедевр Фабрику-кухню в Самаре. Построенная в 1930-1932 году для рабочих завода имени А.Масленикова, рассчитанная на 9 тысяч обедов в день, двухэтажная фабрика-кухня впечатляла строгой функциональностью и изяществом архитектурных решений. На первом этаже был вестибюль и гардероб, на втором - обеденные залы, к которым вели шесть лестниц. Была даже летняя веранда на крыше. Плюс - детский и диетический зал с отдельными входами. Сплошное "ленточное" остекление гарантировало хорошее дневное освещение. Еда подавалась по трем конвейерам, и они не пересекались с конвейерами с грязной посудой. Производственные помещения (склады, холодильники, цеха) были сгруппированы в отдельной части здания. Своя котельная и прачечная создавали своего рода "систему замкнутого цикла".
Но едва ли не больше всего поражало, что здание в своем основании образовывало форму серпа и молота - символа единства рабочих и крестьян. На первый взгляд, это такая идеологическая "вишенка на торте". Но нет, декоративность и украшения - для конструктивистов были "от лукавого". Главное, что давал "серп и молот" - это возможность развести в отдельные здания производственные цеха, кухню (которые заняли "молот") и залы столовых (в полукружье "серпа"). В результате получилось очень красивое функциональное здание, которым мог бы гордиться и Баухаус. Не здание, а воплощенная мечта о демократичном, функциональном, экономичном и удобном общественном здании.
Эту здание-мечту придумала и сделала архитектор Екатерина Николаевна Максимова, одна из первых женщин-архитекторов в России. Родом из Казани, она еще до революции закончила Высшие женские политехнические курсы в Петербурге, участвовала в проектировании Казанского вокзала в Москве. В советское время она проектировала фабрики-кухни для Москвы, Днепростроя, Магнитки, заводов Свердловска. Фабрика-кухня в Самаре оказалась ее последним проектом. Ее имя меньше на слуху, чем имена знаменитых конструктивистов отчасти потому, что она довольно рано умерла - в 1932 году погибла под Москвой, попав под поезд.