Драматург Елена Исаева сплела трагикомичную историю о нелепом русском сватовстве по мотивам не только Гоголя, но и "Женитьбы Бальзаминова" Островского, и "Предложения" Чехова. Круговерть женихов разных времен и всякого сорта стала рамкой для обобщенного портрета женщины, уставшей ждать счастья и упрямо в него верящей. Драматическая сцена редко задействует Лолиту как актрису, а зря - ее творческая индивидуальность глубже, чем ее поп-имидж. Здесь ее звездно-эстрадный шлейф уведен во внесценический контекст, и интерес высекается из противоположного ему решения образа, в котором намеренно убрано все яркое, броское и проявлено тихое, нежное, вековечное женское. Она не включает всю мощь своего темперамента, в ее сдержанном рисунке прочитывается долгий опыт героини синусоидой от отчаяния к надежде, ее не нужная никому доброта и невостребованная женственность.
Лолита играет будто всех невест нашей литературы, перед которыми раз за разом позорится "русский человек на рандеву"; хотя от вечных сюжетов только и уцелело, что имена да наброски сюжетов. А так - хаос постсоветской империи, городские задворки, заржавевшие серп и молот, валяющиеся на крыше, ставшие приютом бомжам, в которых по репликам и именам можно узнать гоголевских забубенных искателей счастья: вечная парочка клоунов - суетливый круглый коротышка Кочкарев (Алексей Багдасаров) и здоровенный инфантильный детинушка Подколесин (Юрий Анпилогов), дряхлый Яичница с книжечкой учета приданого (Петр Ступин), печальный Анучкин с фингалом (Денис Игнатов) и бодрый бывший моряк Жевакин (Константин Конушкин). Людям этим явно некуда деться; ничего не имея, они жмутся друг к другу, хвастаются, врут друг другу о нынешней или прошлой службе, чтобы как-то придать себе значимости. Их насквозь видит и ни в грош не ставит сваха Акулина Гавриловна - Анастасия Светлова легко играет цыганистую, сладкоречивую и хваткую бабу; скорее яркую комическую маску, чем характер.
Характер, проявляющийся разными гранями в каждом эпизоде, есть только у Агафьи Тихоновны. Вот она, замотанная в тряпье, невыспавшаяся немолодая женщина с бледным лицом и всклокоченными волосами, без тени интереса глядит на мужское собрание, сухой деловитостью кратких вопросов маскирует тоску - по ее усталой механичности видно, что это бог знает какой круг бессмысленных встреч. Но надо же, надо замуж - и вдруг Агафья оживляется и даже кокетничает, когда является фанфарон с букетом наперевес - Ломов (Андрей Давыдов). Но вместо предложения начинается свара за Воловьи Лужки. Вообще, сюжет про барский дележ имущества не ложится в канву спектакля о людях, давно все потерявших, но здесь важно очередное женское крушение - когда Агафья, выгнав нахала, молча плачет, прижав к груди одеяло, и под оглушительное "Как молоды мы были, как искренно любили" проступают ее потерянные годы, одиночество, разбитые надежды. А ведь всего-то и хотелось "вместе ничего не делать", телевизор в обнимку смотреть - и на секунду пригрезилось, что это возможно с глупым, заикающимся, но игручим и безобидным Мишенькой Бальзаминовым (Сергей Аронин), что хоть этот не обидит и не оставит.
Но и это видение рассеивается, когда бес Кочкарев, наутюжив бесконечную фату Агафье, соединяет их с Подколесиным руки. "Не думала, что могу составить чье-то счастье", - тихо, смущенно, боясь поверить, говорит Агафья, начинает было счастливо суетиться, обернувшись, видит изготовившегося в окно жениха и все понимает. Медленно подходит к нему и долго глядит, не говоря ни слова, прежде чем обнять на прощание - и кажется, что она готова выброситься в окно вместе с ним.
В этой ключевой сцене сыграны штриховым наброском сразу все короткие встречи, долгие проводы и прочие сюжеты, где мужчина оставляет женщину, где опять ему важнее быть где-то далеко, чем с ней, а ей снова надо простить, понять и отпустить его куда-то. Русский архетипический сюжет: бабы остаются реветь в обнимку над своим одиночеством - как в войну, как после войны, как всегда.
Грымов заставил работать советские хиты, старое кино и кирпичики русской классики на историю Агафьи Тихоновны, которая любила, да не вышла замуж. Мрачный гротеск здесь соединен с юмором безнадежности и с горьким лиризмом. Ничьим мечтам о счастье не сбыться, выбирать не из кого, ждать нечего, из негодного материала не выкроить губы Никанора Иваныча и нос Ивана Кузьмича. Белая фата окутывает бедный скарб Агафьиного дома, как паутина, и одинокая женщина, замерев, глядит куда-то в пространство, где недоступно-желанный вечный Штирлиц смотрит на нее за столиком кафе "Элефант".