История Давида Охаладзе, вступившего в неравную борьбу с мэром-коррупционером и в итоге по ложному обвинению оказавшегося под домашним арестом, заставляет задуматься: у вашего героя есть реальный прототип?
Алексей Герман: Идея фильма появилась лет шесть назад. Ни к кому конкретно эта история отношения не имеет. Я довольно много ездил по России и нередко попадал в города, которыми никто не занимается. Причем это достаточно большие города, где живет по 200, 300 тысяч человек. Помню, к нам подходили люди и жаловались на различные местные беды. Тогда я подумал: а как там живет интеллигенция, которая воспитана на хорошей советской литературе, на наследии русской культуры? Как она реагирует на социальную несправедливость? В итоге возникла история преподавателя провинциального вуза, который борется за, как ему кажется, лучшее будущее.
Вы регулярно присутствуете на встречах президента страны с деятелями культуры. Так или иначе это говорит скорее о вашей лояльности к власти. Но почему герой вашего фильма не может победить Голиафа, "систему"?
Алексей Герман: Мы просто хотели, с одной стороны, не полируя действительность, а с другой - никого не пугая, не шокируя (на мой взгляд, репортажи двух центральных телеканалов о коррупции в регионах куда острее), - поговорить на тему "распятости" нашей страны. Распятости - по мироощущениям. О том, что невозможен разговор на языке ультиматумов. Как показывает история, это приводит к социальному взрыву с огромным количеством крови. А еще одной революции мы не переживем - страна распадется. Общество должно иметь право на обратную связь с государством, на критику чиновничества. Иначе мы рискуем повторить судьбу Советского Союза, который из-за отсутствия обратной связи и обрушился: госпропаганда рисовала одну картину мира, народ видел совсем другую.
Пример тотальной дискоммуникации между властью и обществом - та же прививочная кампания. Власть не находит аргументов, способов достучаться до общества. В итоге значительная часть общества настроена невероятно подозрительно и существует в облаке теорий заговоров. Не поддерживает кампанию по вакцинации. Это же показатель: существует трещина, которая разделила нашу страну. И это плохой симптом.
Русская культура три последних столетия играла огромную роль еще и потому, что она не могла не говорить о несправедливости в обществе. Потому что без этого возникает вопрос: а зачем тогда в принципе нужна русская культура? Разве она не должна говорить в том числе и о болевых точках общества? В этом контексте наш фильм - ее прямой наследник. Другое дело, что культура, искусство не должны являться инструментом ничьих манипуляций в достижении политических целей. И "Дело" - не манипулятивное, не провокативное кино. Оно - приглашение к диалогу, а не к поиску врагов.
Мне показалось, что "Дело" - элегичная картина.
Алексей Герман: Хотелось сделать чистую поэтическую повесть про внутреннюю борьбу человека в определенных обстоятельствах, про его потери, про несправедливость и путь к себе.
Но меланхолия, которой буквально пропитан ландшафт за окном дома героя поднимает историю над бытом и одновременно - говорит о бессмысленности всей нашей суеты.
Алексей Герман: Что бы ни случалось в нашей жизни, все равно наступит лето, потом осень - природа безучастна к нашим страданиям и радостям. Наверное, это - элегическая атмосфера. Но наш фильм еще и поэтический, образный, растворенный в потоке времени рассказ, как испытание меняет человека.
Кадры из фильма "Дело"Мераб Нинидзе играет специалиста по Серебряному веку. Это же не случайно.
Алексей Герман: Мне кажется очень важной тема столкновения экосистемы - нашей интеллигенции с очевидной реальностью, которая складывается в таких маленьких провинциальных городах. Наш герой, воспитанный на русской литературе и философии. В своей восторженности, что он борется за правое дело, Давид не думает о возможных последствиях. Что-то похожее было и с Мандельштамом, творчество которого изучает одна из учениц героя. Осип Эмильевич тоже недооценил опасность своего фрондерства.
При явной симпатии к Давиду вы не рядите его в "белые одежды".
Алексей Герман: В этой картине фактически нет антигероев, кроме мэра, которого мы видим на телеэкране 5 секунд. В этом и смысл - у каждого есть своя правда. И у борющегося за справедливость преподавателя, и у его антагониста, следователя, который пытается уговорить своего подследственного признать вину. У всех нас есть своя точка зрения, свое объяснение.
Я понимаю, что "Дело" активно не понравится и демократам, и патриотам. Одним не понравится, что человек, который борется с мэром, - не идеал. Другим покажется очернительством власти сама эта история.
А Давид, конечно, не идеален. Он сложный. Моментами инфантильный. Настолько сконцентрирован на себе, что не заметил проблем своей дочери. При этом он замечательный преподаватель, который любит и болеет за своих студентов. Он посвятил жизнь науке. И совершенно очевидно - бессеребренник. Таких людей я встречал очень часто. Они так же разговаривают. У них такая же логика. Они так же подозрительны к власти, да и власть к ним. Но так не только у нас - вспомните хотя бы Ассанжа.
Не хотите попытаться понять, что происходит с человеком, когда его искушают властью и деньгами?
Алексей Герман: Нет, я не хочу изучать причины зла. Я лишь пытаюсь осмыслить мир вокруг нас. Я хочу уважения нас друг к другу. Я хочу познакомить нас с нами. История России, к сожалению, часто - история отсутствия перевода смыслов между разными общностями.
Кому-то ваша картина может показаться, слишком простой но думаю, это кажущаяся простота.
Алексей Герман: Это потому, что "Дело" - в том числе и про корневые русские вопросы. Может ли у нас народ взять на себя ответственность за свою судьбу? Где пределы распущенности чиновников? Где грань между революцией и распадом и совершенствованием общества путем открытого нормального диалога? Фильм не дает ответы, но ставит вопросы. И я даже не знаю, сможем ли мы когда-нибудь на них ответить и их разрешить. Мы все никак не можем идентифицировать себя.
Может, в нас заложена эта амбивалентность, эта распятость между прошлым и будущим, между невозможностью взять на себя ответственность за устройство общества, подозрительностью общества к власти, вседозволенностью на местах?
Может, мы - общество, которому предназначено дрейфовать между полярными гранями? Или, возможно, мы - то общество, которое может меняться крайне медленно, растягивая этот процесс на долгие годы?
Очевидно только одно: никто кроме нас самих не преодолеет раскол, который внутри нас и между нами.