Я огляделся. Публика собралась интеллигентная, с осмысленными взглядами и литературной лексикой. Вскоре к микрофону взбежал мой знакомый. Он оглядел зал, произнес всего две фразы и умолк. Шквал аплодисментов потряс питерскую аудиторию и прервал выступающего. Рене вздрогнул от неожиданности, поначалу он не мог понять, что произошло. А произошло вот что: эта замечательная, интеллигентная, воспитанная петербургская публика может быть впервые за многие десятилетия услышала чистый русский язык, не замутненный советским новоязом и уличным лангвичем новорусской попсы. Под сводами актового зала старейшей библиотеки в буквальном смысле слова звучал голос из прошлого. Из очень далекого, но еще не забытого прошлого действительно великой России.
И кто же принес нам этот русский язык? Француз Рене Герра.
Так случилось, что еще мальчишкой Рене попал в русскую эмигрантскую среду в Париже. Анненков, Зайцев, Шаршун, Одоевцева, Чехонин, Добужинский, Серебрякова, Бушен... - они, их чистый великорусский язык, их этические ценности сформировали юного Рене Герра, определили его жизненный путь и профессию слависта. Теперь он известен во всем мире как владелец ценнейшей коллекции произведений искусства и переписки выдающихся художников, литераторов, деятелей культуры русской эмиграции. Он - знаток и хранитель этих потрясающих ценностей.
Однажды вечером я приехал к нему на окраину Парижа в Исси-ле-Мулино. Я переступил порог и попал в дом-музей. Багетные рамы на стенах хранили оригиналы. Копии Герра делает только на ксероксе. Уникальные книги с автографами великих авторов на стеллажах. Коллекции русской бытовой утвари прошлых веков.
Мы говорили несколько часов, после чего я удостоился возможности взглянуть на его архив. Мы спустились в цокольное помещение этого большого дома, я присел за небольшой столик, а Рене временно исчез в лабиринте многочисленных стеллажей. Вскоре он появился с небольшой папкой в руках. Я раскрыл папку. Пожелтевшие тетрадные листы с ровным стремительным почерком. Фиолетовые чернила, перьевая ручка.
Я вопросительно взглянул на него: что это? "Это письма Марины Ивановны Цветаевой", - тихо, почти шепотом ответил он. Я же сидел оглушенный, постепенно понимая, что я держу в руках.
В тот вечер мои глаза видели столько неизвестных в России произведений русского искусства, мои пальцы прикасались к стольким неизвестным на родине письмам великих русских писателей... Никогда и нигде мне не выпадало больше такого счастья.
Рене, конечно, был доволен. Он непрестанно рассказывал мне о своих русских, которых мое поколение не знало. При этом с наслаждением купался в языке: сыпал поговорками, анекдотами. Надо сказать, виртуозно матерился. В итоге мы распили бутылку благородного французского вина из долины Роны и договорились встретиться назавтра у часовни кладбища Сент-Женевьев-де-Буа.
...Мы шли среди русских могил и надгробий, как по улицам города, Рене указывал мне рукой на очередную плиту, как на дом, в котором и по сей день живут.
- Вот тут Гиппиус и Мережковский, - говорил он. - Здесь князь Владимир Николаевич Аргутинский-Долгоруков, там - князь Феликс Юсупов, вот его жена, Ирина Александровна, - красавица царских кровей. Это - великий русский художник Константин Сомов, а вот тут - Иван Бунин. Там, подальше, - замечательный писатель и драматург Николай Евреинов. Здесь вот - гордость русского искусства Константин Коровин. Там - писатель Алексей Ремизов, а вот здесь - первый танцор дягилевских балетов Сергей Лифарь. Вон там - великий Рудольф Нуреев. Видите - Сергей Булгаков - гордость русского богословия. Это - генерал Кутепов. А вот Александр Галич. Идем дальше. Тут - Виктор Некрасов, помните "В окопах Сталинграда"? А это - Владимир Максимов. А вот - Андрей Тарковский. Там написано: "Человеку, увидевшему ангела"...
Мы с ним шли по этому городу, а точнее, по целой стране русских в изгнании. А он все показывал и говорил, говорил, говорил... Словно страна эта бесконечна.