27.08.2021 00:00
Власть

Швыдкой: Богдан Ступка был действительно выдающимся сыном своей страны

Текст:  Михаил Швыдкой (доктор искусствоведения)
Российская газета - Федеральный выпуск: №192 (8543)
27 августа исполнилось бы 80 лет выдающемуся сыну Украины, гениальному актеру Богдану Сильвестровичу Ступке. Он ушел из жизни по нынешним меркам рано, не дожив до 72 лет. Но магию его человеческой, творческой натуры до сих пор ощущают все, кто видел его хоть раз - в жизни, на сцене или на экране.
/ Алексей Даничев/РИА Новости
Читать на сайте RG.RU

Он был блистателен на украинских подмостках и в украинских фильмах и не менее велик в российском кинематографе в советские и постсоветские времена. В этих превосходной степени словах нет преувеличения, которыми обычно пользуются в юбилейных или прощальных речах. Богдан Ступка был действительно выдающимся сыном своей страны, украинским патриотом и гениальным - по гамбургскому счету, по мировым меркам - артистом.

Швыдкой: На русских взвалили вину за все беды, причиненные не только советской властью

И одновременно он жил в пространстве русской культуры не как чужестранец, а как изначально укорененный в ней художник, ощущающий не только различие, но и глубинную близость двух родственных народов. Он создал множество сценических образов в классическом украинском и русском репертуаре - от Мыколы Задорожного в "Украденном счастье" Ивана Франко до Ивана Петровича Войницкого в "Дяде Ване" А. П. Чехова, сыграл более сотни ролей в кинематографе, безупречно владея всеми оттенками, всей глубиной украинского и русского языков.

Он остро чувствовал, как меняется пластика, эмоциональный строй человека в зависимости от того, на каком языке он говорит. Львовянин, тонко понимающий нюансы речи своих земляков, он замечательно раскрывал все многообразие украинского языка, откликающегося на соседние культуры - австрийскую, польскую и, конечно же, родственную русскую, в которой украинская почва прорастала до небес в высокой классике литературных гениев.

Нередко в дружеском застолье просил его почитать "Энеиду" Ивана Петровича Котляревского: "Еней був парубок моторный/I хлопец хоть куди козак,/Удавьсь за всеэ зле проворный,/ Завзятiший од всiх бурлак..." В его чтении эта поэма приобретала тот объем, который раскрывался не сразу даже для таких внимательных читателей, как Тарас Григорьевич Шевченко и Пантелеймон Александрович Кулиш. В 1861 году П. Кулиш, создатель "кулишовки", ранней версии украинского алфавита, и основной переводчик полного издания Библии на украинский язык, назвал Котляревского выразителем "антинародных образцов вкуса", который в своей "Энеиде" "поиздевался над украинской народностью", предъявив миру "все, что только могли найти паны карикатурного, смешного и нелепого в худших образчиках простолюдина".

Он любил повторять Сковороду: "Люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав"

Но в 1882-м создатель "кулишовки", вновь вернувшись к поэме Котляревского, кардинально пересмотрел свои взгляды: "Он (Котляревский. - М.Ш.), покорившись неизведанному велению народного духа, был только орудием украинского сознания". Схожая эволюция в отношении Котляревского и его "Энеиды" произошла и с Т. Шевченко, который поначалу назвал ее "смеховиною в московской манере", а много позже - "недооцененной книгой". Богдан Ступка вслед за автором покорялся "неизведанному велению народного духа", в котором высокое и низкое сплетались воедино, народная почва воспаряла до народной судьбы. "Образец кабацкой украинской беседы" (еще одно из язвительных замечаний П. Кулиша в адрес литературной стилистики Котляревского) обретало черты народного эпоса.

Богдан остро чувствовал праздничный гротеск национальной украинской жизни. Ему было свойственно гоголевское переживание избыточного плотского земного рая и одновременно ощущение мистики, тайны, которая скрывается за видимой беспечностью бытия. Именно поэтому уже в зрелом возрасте он заново открыл для себя философскую прозу и басни Григория Сковороды, извлекая в них ту мудрость, которая была нужна ему как человеку и актеру. Он любил повторять вслед за великим украинским философом: "Люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав". Такое понимание человеческой природы позволяло ему безбоязненно прикасаться к характерам, которые вызывали, мягко говоря, неоднозначную историко-политическую оценку и на Украине, и в России, будь то украинский националист Орест в фильме Юрия Ильенко "Белая птица с черной отметиной", Иван Блинов, решивший выбрать "третий путь" в трагедии Великой Отечественной войны (за эту роль в картине Дмитрия Месхиева "Свои" он был номинирован на премию Европейской киноакадемии) или гетман Мазепа (киноэпос Юрия Ильенко).

К счастью, история с фильмом "Молитва о гетмане Мазепе" не стала роковой для нашей дружбы. Мы оба были министрами культуры - каждый в своей стране. Богдан рассказал мне, что хочет создать образ этого противоречивого человека, который в русской истории живет с клеймом предателя, а для многих украинцев является героем, - для актера такого масштаба, как он, это была интересная творческая задача, и я понимал его. Но все же Министерство культуры России не выдало картине прокатного удостоверения для показа на территории нашей страны из-за того, что Петр I и русская армия были изображены злодеями, которые огнем и мечом сеют хаос на земле Запорожской Сечи. Это был тяжелый момент в истории наших отношений. Но, как писал когда-то Анатолий Алексин, "дружба дороже истины". После "Мазепы" Богдан еще десять лет, до самой смерти работал в российском кинематографе. Это было время невероятной творческой активности - "Свои", "Водитель для Веры", "Тарас Бульба", всего и не счесть. Режиссеры добивались его участия в своих картинах, и он не отказывался, словно знал, что жить ему осталось недолго.

К счастью, история с фильмом "Молитва о гетмане Мазепе" не стала роковой для нашей дружбы 

В финале спектакля "Тевье-Тевль", который по пьесе Григория Горина поставил Сергей Данченко, бессменный друг и товарищ Богдана по театральному бытию Тевье-Ступка уходил в бесконечное небесное пространство по Млечному Пути. Уходил в причудливом танце, превращаясь в яркую звезду, которая и поныне освещает нашу жизнь. И как бы хотелось до моего ухода хотя бы раз поклониться его могиле...

Позиция