Коротко об авторе. Родился в 1986 году в Перми, на окраине города. Большую часть жизни провел в районе под названием "Пролетарка". Детство прошло бурно. Был побег из детского сада, сменил пять классов и две школы. Завершив обучение в школе, окончил профессиональное техническое училище, получил специальность автослесаря. Работал могильщиком на кладбище, в ночном клубе охранником, дворником, на заводе формовщиком. В дальнейшем стал работать журналистом-фрилансером. Пишет в основном для интернет-журнала "Звезда". Как сказано в Википедии, "любит хорошее кино и покушать пельмени".
Прозу пишет с тридцати лет. Печатал рассказы в журналах "Знамя", "Алтай", "Октябрь". С 2017 года свои рассказы стал выкладывать на Facebook. Является соавтором сценария к фильму "Общага" по роману Алексея Иванова "Общага-на-Крови". В 2019 году вышла книга Павла Селукова "Добыть Тарковского. Неинтеллигентные рассказы", которая вошла в финал двух премий: "Большая книга" и "Национальный бестселлер". Книга "Как я был Анной" вышла в этом году.
Должен сделать оговорку. Не стоит воспринимать мои заметки как рекомендацию читать рассказы Павла Селукова всем читателям. Дело в том, что в них просто бездна нецензурной лексики. Тем, кого это не смущает (я имею в виду даже не саму лексику, а ее использование в художественной литературе), прочитать эти рассказы стоит, потому что Павел Селуков - писатель очень талантливый и короткие рассказы пишет мастерски. Но поскольку я и для себя самого еще не решил вопрос о допустимости или недопустимости мата в литературе, от широкой рекомендации все-таки воздержусь.
Кстати. Письма русских писателей XIX века друг другу, в том числе и тех, что проходят в школе, до сих пор печатались с купюрами, то есть с пропусками, скажем так, отдельных слов. Угадайте - почему. Так что это не простой вопрос.
Но я хочу поговорить не о творчестве Павла Селукова в целом, тем более что критикой своего творчества он не обделен, а об одном его рассказе, который и дал название последнему сборнику "Как я был Анной".
Нетрудно догадаться, что название провокационное. Поначалу можно подумать, что на тему модной нынче трансгендерности. Но это не так, хотя и эта тема в карикатурном виде в рассказе присутствует. Но смысл его гораздо шире.
Это рассказ о принуждении к свободе. Он занимает в книге четыре с половиной странички. Начинается так: "Пермь. 2033-й. Полгода назад меня воскресили. Пришла очередь 1986 года - и вот я здесь. Радоваться бы, но у меня житуха не задалась. Оглядевшись в этом мире, я забухал. Приемная семья повезла меня к адаптивному психологу. Последнее, что помню из прежней жизни, - дрался. Кама. Лето. Три пацанчика с бакланскими наколками. Девушка. Глаза серые. Не испуганные, а внимательные. Вдруг один пацанчик сзади подлез. Смотрю - небо. Чайка жирная летает. Клюв открывает, а ничего не слышно. Ладно. Чего тут..."
За смутно угадываемой зощенковской интонацией и приблатненной лексикой даже не сразу понимаешь, что перед нами классическая антиутопия, причем с философским отсылом. Воскрешение мертвых тут не столько евангельская тема, сколько намек на заветную идею русского философа Н.Ф. Федорова. Воскрешение всех, кто жил до нас, необходимо ради справедливости, если люди когда-либо обретут физическое бессмертие, в чем Николай Федоров не сомневался.
Итак, перед нами светлое будущее, где живые воскрешают мертвых, причем в порядке строгой очередности. Но дальше встает вопрос, как им жить в этом мире. А жить в нем не просто, потому что это мир, где всех принуждают быть абсолютно свободными, бесконечно "самовыражаться" и каждую секунду чувствовать себя исключительно яркими личностями. А тех, кто этого не желает, отправляют к спецам по формированию независимой личности.
"Тут у них все подчинено одной цели - развитию личности. Единство в многообразии, каждый человек уникален, и все такое. Страшно поощряется индивидуальность, самобытные проявления, творчество всякое и свободомыслие".
Оказавшись в светлом будущем, герой попадает в мир абсурда.
"Я, когда оклемался и в Фейсбук залез, сразу к бутылке потянулся. Во-первых, у них здесь нет мужских и женских имен. Типа - они не подчеркивают гендерное неравенство и не разделяют людей по половому признаку. Усатый работяга Мария. Тоненькая девушка Захар. Мальчик Светлана. Как после такого не выпить?".
Но то, что ему, с его пермским "пролетарским" воспитанием кажется абсурдом, людям будущего представляется абсолютной нормой. И эту норму, как и развитие яркой индивидуальности, "страшно поощряют". То есть настолько страшно, что если ты мужчина, но не хочешь быть Анной, то ты душевный инвалид, и тебя необходимо лечить, а если и лечение не поможет, то отправлять в "заповедник для воскрешенных", которые не смогли адаптироваться к Большому миру. Здесь герой находит свою любовь Марину, которая не желает называться мужским именем, и вспоминает, что он тоже не Анна, а вообще-то Артем.
Грубоватый сарказм, скажете вы. Грубоватый. Но убийственно точный. Что-то подсказывает, что понимание свободы в современном цивилизованном мире приближает нас к грустному финалу.
Есть классическая формула: "Моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого". Но проблема в том, что эти другие не обязательно понимают, что их свобода заканчивается там, где начинается моя.