Эти концерты продолжили марафон к столетию Московской филармонии, а также 86-й сезон Госоркестра. Созданный в 1936 году как главный симфонический коллектив страны, оркестр до 90-х годов был в штате филармонии, а теперь имеет на этой сцене именные абонементы.
Программа февральских концертов с Александром Канторовым была выстроена филигранно: Бетховен, с симфоний которого начиналась история Госоркестра, и Брамс, чью Первую симфонию Ганс фон Бюлов называл "Десятой Бетховена". А солист Александр Канторов, поразивший в финале конкурса эталонной интерпретацией Второго концерта Чайковского, именно тогда показал свое умение идеально выстраивать баланс рояля с оркестром, четкое структурное мышление, ясное понимание формы и стиля, тонкую пианистическую интуицию.
Четвертый концерт Бетховена у него звучал негромким "венским звуком", с чистейшими пассажами и чрезвычайно богатой колористической и кантиленной фактурой, с пространством, в котором словно слетались к невидимому центру пассажи и арпеджио. Его Бетховен дышал легко, звук рояля парил над оркестром. В знаменитом Andante con moto - второй части концерта - кантилена рояля (песня Орфея у входа в Аид) и резкие, жесткие унисоны струнных (врата в подземный мир) входили в захватывающее взаимодействие. Фортепианные пассажи и длинные трели "упирались" в стену тутти, становились все более витиеватыми, изощренными и при этом прозрачными, ясными - пока не "укротили" оркестровую махину. Финал получился блестящим и по монолитности ансамбля, и по качеству пианизма (как тут не вспомнить, что у Канторова школа знаменитой Рены Шерешевской).
Первая симфония Брамса, о которой говорили, что, сочиняя ее, композитор чувствовал за собой "шаги гиганта" - Бетховена, у Василия Петренко и Госоркестра прозвучала с масштабом и романтическими драматическими контрастами в их бесконечном, неразрешимом развитии. Крупные массивы оркестра, трагический накал, таинственные переклички духовых, взрывные восхождения тутти, его обрывы и новые нарастания, обретавшие почти апокалиптические контуры - "буря и натиск" в первой части симфонии. Во второй - развивающиеся, разветвляющиеся, как у дерева, линии в оркестре, меланхолия, сосредоточенность и одновременно движение и непокой, словно ожидание мрака грядущего. Как и в безмятежной третьей части с ее, казалось бы, чарующей "венской" фактурой - тревожное волнение, драматизм, который в финале прозвучал с настоящим бетховенским накалом. Здесь мощные наплывы звука, рокот и дружные валторны ввели в знаменитую бетховенскую тему Оды "К радости" Девятой ("Обнимитесь миллионы), но затем с какой-то яростной энергией обрушились новыми накатами напряженных тутти. Финал был не просветленный, ликующий, а скорее фатальный. Впечатляющее оркестровое действо, драматичное, сложно устроенное, отражающее трагический дух нынешнего времени.