На первый взгляд, он идеально вписывается в русло поисков молодых художниц, которые обращаются к фольклорным традициям, используя их не для стилизации, а для разговора о сегодняшней жизни. Так, Ульяна Подкорытова и Алиса Горшенина, например, устраивают яркие театрализованные действа с масками среди лесов, полей и деревенских просторов, то ли создавая новый ритуал, то ли цитируя подзабытые фольклорные сюжеты и переводя их затем на язык фотографии и видеоинсталляции. В отличие от них Анна Самойлова работает с традицией домашних оберегов, с образом женской славянской богини Мокоши - покровительницы прядения и ткачества.
Для Анны любовь к фольклору началась с увлечения "русскими сезонами" Дягилева, балетами "Весна Священная", "Свадебка"… Так, Дягилев привел ее к изучению народного орнамента, славянской архаики и пантеона местных богов. Но пространство ее инсталляции приглашает не на сияющую балетную сцену, а вводит в интимный женский мир ожидания ребенка.
Этот мир, с одной стороны, очень архаичен - не случайно появляется тряпичная фигурка, напоминающая палеотическую Венеру. Мир между еще не рожденной новой жизнью и жизнью матерью очень зыбок, подвижен, полон неопределенности, опасений, страхов. Его хочется защитить молчанием, оберегом женской богини, укрыть тканью, орнаментом, обозначающим роженицу. С другой стороны, он очень современен. Здесь делают УЗИ, измеряют размер плода, выписывают кучу таблеток. Ждут анализ на COVID… И то, о чем трудно говорить, можно рисовать, вышивать. Так появляются на одном кусочке ткани вышитые названия лекарств, на другом - литография фото УЗИ, на третьем - отчаянное: "Не могу есть, спать, вставать с кровати", на четвертом - комментарий врача, на пятом - слова, забитые в поисковик - "ринит у беременных". Эти кусочки ситца с автопортретом, репликами, вышивками складываются в большое сшитое из квадратиков одеяло. Дневник на ткани - в ткань жизни, своей и растущей будущей.
Использование ткани, материи как главного медиума высказывания: знакомого, как старенькое кухонное полотенце, символического, как плат, - конечно, уходит корнями-нитями в далекое прошлое. В ХХ веке можно вспомнить живописные миниатюры, созданные нитью и иглой, Александры Лукашевер, ученицы Павла Кузнецова. Из современных мастеров - скупую выразительность линий-стежков работ Ирины Затуловской. Ткань становилась аналоговым "носителем" памяти на выставке "Материал", связывавшей нити судьбы и нити истории. О том, как с тканью работали художники-авангардисты и "производственники" напоминал давний проект "Ткани Москвы", и недавняя выставка "ВХУТЕМАС. Школа будущего"…
В отличие от них Анна Самойлова берется за нитку с иголкой не в производственных, а в сугубо личных целях. Начинает работать с гравюрой и вышивкой, чтобы справиться с тревогой, опасениями, страхом за будущего ребенка… Фрагментарность вышивки, рисунка тут не менее важна, чем "крохотки" ткани. Они "сигналят" об акцентах (на боли, швах или изменениях тела) и зазоре "ожидания", в котором оказывается будущая мать.
Впрочем, объемность тут возникает не только из рельефа вышивки, но и благодаря тексту. Вышитые реплики и фразы фиксируют отношения будущей мамы со своим меняющимся телом, реакции окружающих, отношения с растущим внутри ребенком. Диапазон высказываний - от хладных констатаций и советов медиков, болезненного телесного опыта до признания в любви к тому, чье сердце бьется под ее сердцем: "Люблю человека, которого ни разу не видела". И как текст неотделим от "носителя", так ткань близка телу и телесной жизни, полной загадок. Ткань одеяла, сшитого из лоскутов дней и труда художницы, соединяет тело и память. Она становится буквально "соединительной тканью". И - способна сохранить историю превращения юной женщины в молодую мать.
Эта личная история, спрятанная обычно от глаз посторонних, относительно редко оказывающаяся главным сюжетом произведения, сама по себе полна драматического напряжения. Но в проекте Анны Самойловой это напряжение оказывается в разы выше. Не только по воле автора. Когда ей надо было уже ложиться в больницу рожать, тест на COVID оказался положительным. И вместо запланированной клиники ее отвезли в один из двух роддомов города, где принимали больных с коронавирусом. Стоял июнь 2021 года. И скорые привозили в больницу беременных чуть ли не каждые полчаса.
Если первая часть работы - дневник ожидания, но во втором зале - реконструкция событий, которые память стерла. 75 процентов поражения легких. Цитокиновый шторм. Решение о кесаревом. "Я хотела быть уверена, что дочь будет в порядке", - скажет она. Операция. Лечение. Отсутствие молока. И возможность видеть новорожденного только на экране телефона - в палате интенсивной терапии в эпоху коронавируса свои правила. События собираются из записок и посланий в мессенджерах, из цифр веса, дат, снимков ребенка… Фото дома с ребенком похоже на неуверенный выдох: "Дома?".
Очевидно, что Анна Самойлова мастерски выстраивает не только историю об ожидании и родах в эпоху коронавируса. Она выстраивает драму, где предощущение будущего и реконструкция прошлого оказываются зеркалами, который смотрят друг на друга. Между ними - миг настоящего. Миг драгоценной жизни, которая так дорого, трудно, больно дается матери. Миг, когда, говоря словами Рагнара Кьяртанссона, "Печаль побеждает счастье". Что ж, будем надеяться, что хотя бы жизнь победит смерть.
Выставка "Немолоко"