Решением политбюро...
Это событие стало венцом многолетних дискуссий и переговоров, в которых наряду со спортивными функционерами участвовали крупные государственные чиновники, руководители КПСС, дипломаты и даже представители спецслужб. Расклад накануне суперсерии был явно не в нашу пользу. Канадские профессионалы в ту пору считались непобедимыми, их игра, характеры, привычки были окружены ореолом всяких мифов. Советские "любители" на этом фоне смотрелись как явные аутсайдеры, заведомые жертвы, мало кто отваживался дать им даже малейший шанс.
У нас в стране все судьбоносные решения, в т.ч. и спортивного характера, тогда принимались в ЦК КПСС. И.о. завотделом пропаганды А. Яковлев впоследствии рассказывал мне:
- Аргументов против идеи встреч с профессионалами было куда больше, чем "за". Во-первых, у нас тогда принципиально не признавали профессиональный спорт и все контакты с "профи" были исключены. Во-вторых, наша идеология требовала только побед, а "наверху" доминировало мнение, что дело может кончиться большим конфузом. По линии КГБ высказывались сомнения в благонадежности некоторых хоккеистов: вдруг они соблазнятся баснословными гонорарами и ступят на путь предательства.
Кажется, только два человека были убеждены в том, что встречи пройдут на равных, завершатся для нас достойным результатом - это тренер А. Тарасов и комментатор Н. Озеров. Они темпераментно доказывали это на всех уровнях, в том числе и у нас в ЦК. В итоге решение было принято, и, как вскоре выяснилось, оно оказалось не просто верным, а стратегически выгодным для установления атмосферы доверия между Востоком и Западом.
Яковлев, который был сторонником этих встреч, по удивительному совпадению спустя год отправился послом именно в Канаду, где и застрял на долгие 10 лет, а затем, как мы знаем, стал одним из "архитекторов" перестройки.
Еще, если вспоминать о принятом в ЦК решении, то надо сказать, что и сам генеральный секретарь Брежнев считался в ту пору яростным хоккейным болельщиком, частым гостем правительственной ложи Дворца спорта в Лужниках.
Интриги вокруг шайбы
Что касается Озерова, то именно он затем вел репортажи о всех восьми матчах Суперсерии-72. А вот Тарасову не повезло. В феврале того же 1972 года он вместе с напарником А. Чернышевым привел сборную СССР к золоту зимней Олимпиады в Саппоро. Однако сразу по возвращении в Москву оба были отстранены от работы с командой, якобы "по собственному желанию". В дальнейшем они уклонялись от каких-либо комментариев на сей счет. Но очень правдоподобной выглядит версия, согласно которой легендарные тренеры стали заложниками политических игр.
Напомним, что после вторжения войск Варшавского договора на территорию Чехословакии отношения между Москвой и Прагой носили очень болезненный характер, и Кремль делал все возможное, чтобы вернуть их в прежнее русло. А Тарасов с Чернышевым, не смотря на поступавшие им от партчиновников рекомендации, продолжали громить чехов на хоккейном льду. К примеру, в том же олимпийском Саппоро они, проигнорировав установку "сверху" сыграть со сборной ЧССР вничью, а такой результат автоматически выводил соперников на серебро, дали игрокам установку на победу, те забросили пять шайб и тем самым отодвинули чехов на третью ступень пьедестала.
Я, будучи на той Олимпиаде спецкором "Комсомолки", хорошо помню, как чехословацкий нападающий Недомански демонстративно подъезжал к нашей скамейке, брал клюшку наперевес, словно автомат, и выпускал в Тарасова "очередь" - тра-та-та. Тот, естественно, посылал его традиционным русским способом куда подальше. Присутствовавшие на трибуне работники ЦК хватались за головы.
Говорят, именно тогда же высшие руководители ЧССР обратились к Брежневу с просьбой хотя бы на время отстранить Тарасова от работы со сборной. Через месяц после Саппоро на чемпионат мира в Прагу команду повезли другие тренеры - Бобров и Пучков. Там наши сыграли вполне "политкорректно", заняв второе место, а на первое пропустив хозяев. А ведь именно он, Тарасов, много лет целенаправленно готовил лучших хоккеистов страны для грядущих битв с канадскими профессионалами и хлопотал перед высшими инстанциями в пользу взаимных контактов на льду.
В. Третьяк, с которым я тогда поддерживал дружеские отношения и даже уговорил его вести подробный дневник (эти записи затем публиковала газета), рассказывал, как накануне суперсерии тренер армейцев готовил ребят к жесткому противостоянию.
- Он придумал множество разных упражнений для отработки силовых единоборств, - говорил мне вратарь. - А чтобы не бояться столкновений, мы устраивали "петушиные бои" и даже тренировались в боксе.
Наступив на горло собственному самолюбию, Тарасов соглашался стать в сборной даже рядовым консультантом - только бы находиться рядом со своими воспитанниками в дни исторических битв, - но и в этом ему было отказано. Его не включили в состав нашей делегации для поездки за океан, где проходили четыре первых матча, и даже туристом поехать не разрешили.
Другой жертвой околоспортивных интриг накануне суперсерии стал лучший на то время бомбардир советского хоккея А. Фирсов, который, как и его армейский тренер, тоже всегда мечтал схлестнуться с профессионалами. Трехкратный олимпийский чемпион, победитель восьми (!!!) чемпионатов мира Фирсов, безусловно, был в прекрасной форме, однако новые наставники сборной сочли его слишком "протарасовским", а общественности объявили, что он не может играть из-за травмы.
Для кого первый блин - комом?
Весь период - от весны до начала сентября 1972 года - спортивный мир жил прогнозами: как закончится первое в истории рандеву профи и "любителей".
У нас искушенные в хоккее специалисты были осторожны в своих выводах, хотя все без исключения подчеркивали высокое индивидуальное мастерство профессиональных игроков. В Канаде же, видимо, не существовало ни одного человека, который бы сомневался в грядущем триумфе "кленовых листьев". Известный хоккейный обозреватель Дж. Людвиг писал в своей колонке накануне серии: "Мы приготовились зажечь свечи по русским игрокам".
Собранные в сборную Канады лучшие кудесники НХЛ тоже были настроены благодушно. Так их тренер Г. Синден писал впоследствии в своей книге: "После того, как мы посмотрели первую тренировку русских, наши игроки впали в насмешливое настроение. Я слышал, как они говорили: "Голкипер сидит слишком глубоко в воротах". Или: "Они совершенно не умеют бросать по воротам".
Нам, советским журналистам, работникам спортивных отделов СМИ, из ЦК поступило указание: "В случае поражения избегать восторгов по поводу игры профессионалов, освещать сдержанно, напирать на то, что это спорт и не более того". И вот наступил тот день, который затем вошел золотой страницей в историю отечественного спорта. 2 сентября 1972 года. В. Третьяк так рассказывал о том, что происходило под сводами монреальского "Форума":
- Представили игроков. Наши фамилии были встречены молчанием, а когда стали перечислять канадцев, трибуны взревели так, что у меня колени затряслись. Почувствовал что-то вроде испуга. Уже на 30-й секунде я пропустил первую шайбу, которую подправил в ворота Фил Эспозито, и на трибунах началось какое-то всеобщее безумие. Еще более яростное ликование захлестнуло "Форум", когда Хендерсон на 6-й минуте забросил мне вторую шайбу. Орган заиграл похоронную музыку.
Но затем игра пошла по сценарию, написанному нашими тренерами, и в итоге завершилась сенсационной победой сборной СССР со счетом 7:3.
Вот как вспоминал об этом в своей книге, которую я уже упоминал, тренер канадцев Г. Синден:
"Небольшой кусочек каждого из нас умер в этот день. За многие годы мне приходилось терпеть поражения, но я никогда не думал, что можно чувствовать себя настолько отвратительно после того, как проиграна лишь одна игра. Только Господь Бог это поймет. Русские побили нас - 7:3 и мало того, в ходе игры выставили нас почти дураками. Парни, которые приехали, как мы думали, поучиться, дали нам такой урок, который и я, и все наши игроки, и, полагаю, вся страна не забудут долгое время. Нет, я и мысли не допускал, что мы сможем проиграть, да еще с таким счетом. Я был готов к тому, что русским в какой-то момент может светить удача, что кому-то из них удастся один раз оказаться вблизи наших ворот и запихнуть шайбу. Но я не подозревал, что они способны быть лучше нас.
Моей первой реакцией после этого матча было желание обвинить во всем самого себя: я, мол, подвел команду, я все испортил. Но подумав трезво, я понял, что это не моя вина и не вина моих игроков. Просто мы встретились с прекрасной хоккейной командой".
Драматический финал
В следующем матче в Торонто победили хозяева (4:1), в Виннипеге команды сыграли вничью (4:4), в Ванкувере болельщики впервые стали освистывать своих любимцев после того, как они проиграли со счетом 3:5.
Затем профессионалы приехали в Москву, где были сыграны остальные четыре матча. Я, как аккредитованный журналист, видел с лужниковской трибуны все четыре, а в кулуарах еще умудрялся перекинуться несколькими словами с Третьяком. (Надо сказать, что для наших игроков был установлен жесткий режим: никакого общения с прессой, никаких отлучек домой, после игры их сразу увозили на базу в Новогорск.)
В первой встрече на радость миллионам болельщиков сборная СССР взяла верх (5:4). В двух последующих с минимальным перевесом побеждали гости (3:2, 4:3). Причем оба этих матча изобиловали такой грязной игрой со стороны канадцев, что мы были просто шокированы. Удары исподтишка, оскорбления судей, грубые жесты, адресованные наши игрокам... "Вот она - изнанка профессионального спорта", - язвительно писали советские газеты.
Исход всей суперсерии решался в последней, восьмой, игре. После второго периода советская команда была впереди - 5:3, и, кажется, хоккеисты, уже поверив в свою победу, расслабились. Расплата последовала незамедлительно: Эспозито и Курнуайе сумели сравнять счет. Оставалось всего семь минут до свистка. Ничья была для нас равносильна победе, по разнице забитых и пропущенных шайб наша сборная выглядела лучше. Видимо, подумав так, советские игроки изменили своему обычному атакующему стилю, перешли к обороне.
"Вместо постоянного наступления, которое никогда их не подводило, русские стали откатываться назад, - писал в своей книге Г. Синден. - Это предоставило нам лучшие возможности. Теперь более чем когда-либо раньше мои парни были настроены победить. Наши соперники стремились сохранить ничью. Мы - нет".
И за 34 секунды до финальной сирены Хендерсон вывел своих вперед. "Тот гол я буду всегда считать самым обидным из всех пропущенных", - сокрушался Третьяк.
Интересно, что именно Хендерсона Третьяк назвал тогда главным героем суперсерии с канадской стороны. А с нашей героями были все - и он сам, и Харламов, и Якушев, и Рагулин, все. Это была Команда с большой буквы, что с восторгом подчеркивали даже те канадцы, которые еще недавно отказывали "красной машине" в малейшем шансе на успех.
Тот же Хендерсон в откровениях Третьяку утверждал, что до 1972 года ненавидел советских, как самых заклятых врагов. "А мы примерно в таких же красках рисовали себе своих будущих соперников, - говорил Владислав. - Хоккейная суперсерия стала первым импульсом сближения между враждебными мирами, и в этом заключается ее главный итог".