"Дорогой Дмитрий, пишу, чтобы напомнить Вам о юбилее человека, чье имя - Юлий Айхенвальд, - боюсь, незнакомо большинству Ваших читателей. А в эпоху Серебряного века оно было на слуху: Айхенвальд печатался не только в литературном журнале "Русская мысль", издавал книги "Силуэты русских писателей", "Этюды о западных писателях", "Слова о словах", но и сотрудничал в крупных газетах - "Речь", "Утро России", ездил с лекциями по городам России.
Начав с философии, получив в Новороссийском университете золотую медаль за выпускную работу о Лейбнице и Локке, потрудившись секретарем редакции журнала "Вопросы философии и психологии", издав собрание сочинений Артура Шопенгауэра, Юлий Айхенвальд в начале 1900-х годов ушел с головой в литературную критику.
Как критик он старался стать лицом к лицу с автором, чтобы увидеть в авторском стиле то уникальное, что окажется достойным вечности. Собеседник Владимира Соловьева и его горячий почитатель, он стремился оправдать служение красоте и истине как высшим проявлениям мировой жизни. Недаром религиозный мыслитель Алексей Федорович Лосев называл Юлия Айхенвальда "великим русским критиком".
Создавая "силуэт" за "силуэтом" русских и зарубежных поэтов, прозаиков, драматургов, Айхенвальд не боялся быть субъективным. Он смело развенчивал кумиры - и прежние, Белинского и Некрасова, и новые, Брюсова и Максима Горького. Он отдавал должное Василию Розанову как стилисту, но не прощал ему духовного цинизма. Восхищался лиризмом Блока, но выступал против блоковской публицистики и политической позиции. Этим он, конечно, наживал врагов. Загляните, к примеру, в мемуары Андрея Белого - как карикатурно там изображен он "зефириком" с "блистанием злобных очков"!
После октября 1917 года Айхенвальд взялся разоблачать большевизм, невзирая на то, что один из его сыновей, Александр, увлекся марксизмом и перешел на сторону "красных". Именно в это время эталоном поэта и гражданина стал для Айхенвальда Николай Гумилёв. Речь в память расстрелянного поэта возмутила Льва Троцкого. "Диктатура, где твой хлыст?" - вопросил он в "Правде", и Айхенвальд оказался за решеткой. "Всякое уважающее себя правительство удовлетворяется тем, что граждане ему повинуются; вы требуете от нас любви - но этого мы не можем дать", - объяснял он следователю.
"Рыцарем духа" назвал Айхенвальда философ Семен Франк, сидевший с Юлием Исаевичем в одной тюрьме и одновременно с ним выдворенный из страны осенью 1922 года на печально знаменитом "философском пароходе".
Оказавшись вместе с другими изгнанниками в Берлине, Айхенвальд сразу включился в строительство эмигрантской культурной жизни: наряду с Николаем Бердяевым, Иваном Ильиным, Львом Карсавиным и Семеном Франком читал лекции в Русской религиозно-философской академии, горячо полемизировал с евразийцами, печатал в газете "Руль" статьи о современной русской литературе - критически о Марине Цветаевой и Георгии Иванове, восторженно о Владимире Сирине-Набокове, с которым и лично близко сошелся. История этой дружбы оборвалась холодным декабрьским вечером 1928 года, когда, выйдя из квартиры Набоковых, Айхенвальд, страдавший близорукостью, был сбит трамваем.
Гибель на трамвайных путях, несомненно, подсказала автору "Мастера и Маргариты" судьбу одного из его героев - критика Берлиоза. Отразилась она, но уже возвышенно в стихотворении "На смерть Ю.И. Айхенвальда" Владимира Набокова, вспоминавшего об этом "человеке мягкой души и твердых правил" на страницах книги "Другие берега".
Юлий Айхенвальд много и метко писал о чужих стихах, но только однажды, в незавершенных мемуарах "Дай оглянусь...", признался, что в юности "грешил" стихами. Затерянные в одесских газетах конца 1880-1890-х годов, они уже вряд ли найдутся. Но совсем недавно, на вечере к 150-летию Айхенвальда в Доме русского зарубежья имени Александра Солженицына, выяснилось, что Айхенвальд писал стихи всю жизнь и что уцелело несколько его стихотворений 1920-х годов.
Впишите в Вашу летопись отечественной поэзии имя Юлия Айхенвальда..."
Поэту Сирину (Набокову)
Как будто певчие станицы
С полей страны моей родной...
Листаю звонкие страницы
Нетерпеливою рукой.
И духа дерзкие зарницы
И простодушная свирель...
В саду стихов я этой птицы
Люблю уверенную трель.
Как Сирин вещей небылицы,
В родимый край она манит.
О, русских далей вереницы!
Невы поруганный гранит.
Я эхо пушкинской цевницы
Ловлю обласканной душой...
Тяжеле мгла чужой столицы
И сердце просится домой.
Юлий Айхенвальд
1923
На смерть Ю.И. Айхенвальда
Перешел ты в новое жилище,
и другому отдадут на днях
комнату, где жил
писатель нищий,
иностранец с книгою в руках.
Тихо было в комнате:
страница
изредка шуршала; за окном
вспыхивала темная столица
голубым
трамвайным огоньком.
В плотный гроб судьба тебя
сложила,
как очки разбитые в футляр...
Тихо было в комнате, но жило
в ней волненье,
сокровенный жар.
Ничего не слышали соседи,
а с тобою голос говорил,
то как гул колышущейся меди,
то как трепет
ласточкиных крыл,
голос муз, высокое веселье...
Для тебя тот голос не потух
там, где неземное новоселье
ныне празднует твой дух.
Владимир Набоков
1929
150 лет назад родился литературный критик и поэт Юлий Исаевич Айхенвальд.
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru