Место встречи изменить нельзя - это Никола-Ленивец. Но сама встреча слегка изменила формат - на "Архстоянии" встретились архитектура и театр, новые произведения концептуального искусства и популярный спектакль-променад, перекочевавший с городских улиц в разнотравье лугов и под сень берез.
"Архстояние" нынешнего года начинается со спектакля Габбилена Галычева в автобусе, который везет в арт-парк в Никола-Ленивце. Продолжается - аудиоспектаклем у "Мавзолея мечты" Тотана Кузембаева. Прячется в узких проходах вокруг "6 соток" Александра Бродского. Ставится на паузу, точнее погружается сон, - в "Санатории сна" Романа Сакина. Выводит в Аллею Трясогузок на место встреч в двенадцати "капеллах" в спектакле-променаде "Встреча/Место". Предлагает нырнуть в "Черную дыру" с грязью. Исключительно целебной, разумеется.
Позволяет проверить на прочность стены прозрачного "Аквариума" Сергея Шеховцова. Отправляет в финальный путь по "Черной полосе" (архитектурное Бюро SON architecture). Финиширует у футур-объекта Николая Полисского "Белые ворота". Ворота прежних лет, которые маркировали вход-въезд в деревню, превратились в Никола-Ленивце в портал то ли в космос, то ли выход на новый виток утопии…
Иначе говоря, блестящая идея архитекторов авангарда, что здание это не только здание-коробка, но путь человека в нем, его восприятие, его ощущения, заиграла на "Архстоянии" новыми красками. Фестиваль изящно напомнил, что пространство - это не расстояние между точкой А в точку Б, это путь. Разумеется, к счастью. Никто же не мечтает о горе… Фестиваль задает вопрос в лоб: "Счастье есть?" - и отправляет зрителя в путь. Пространство реальное тесно оказывается связано с пространством воображаемым, территорией мечты. Нынешнее "Архстояние" исследует эти точки пересечения - мечты и пути к ней, реальности и счастья. Точки встречи этого года - мавзолей, дача, сон, аквариум.
От мечты до ее мавзолея - один шаг. "Мавзолей мечты", построенный по проекту Тотана Кузембаева, вознесся выше главою непокорной всех остальных объектов на "Архстоянии". На его вершине машет листьями искусственная пальма, даже несколько пальм. В середине - много мусора, вроде пластиковых бутылок и стеклянных винных, из которых сделаны верхние ярусы. Хороший архитектор всегда ставит экологию на первое место.
Вот и у Кузембаева 1600 винных бутылок не стали стеклянным боем, а пригодились при строительстве. Еще ниже - кирпичи и деревянные брусья. В основании - жертвенный стол на костях. Надпись на нем, впрочем, идею жертвенника корректирует в христианском духе: "Мечтая о счастье, не делай несчастными других".
В итоге башня, которая издалека напоминает то ли шутовской колпак с пальмой вместо бубенчика, то ли покосившийся рожок мороженого, при приближении оборачивается приветом "Вавилонской башне" Брейгеля или переформатированным в экологических целях храмом Молоха.
Этот мавзолей может служить пособием по истории если не архитектуры, то как минимум - строительного материала, а также моделью археологии, проповедью экологии и летописью утопии. Многофункциональное сооружение, словом. Для самого архитектора, который много построил и теперь, оглянувшись назад, понимает, как был неправ по отношению к природе, башня - способ покаяния.
Для сценариста Павла Пряжко, композитора Дмитрия Власика и режиссера Дмитрия Волкострелова - это повод для рассказа. Для эпоса в духе "Песнь о Нибелунгах". Ничего личного - лишь история стройматериалов: кирпича, бетона, меди, стекла. История изобретения, рассказ о способах производства и вариантах использования кирпича, бетона, меди, стекла превращаются в аудиоспектакле "Мавзолей мечты" в историю человечества, которое проходит огонь, воду и медные трубы, чтобы вернуться к костру древних финикийцев и начать с начала, начать с нуля.
Как башня сделана из найденных объектов, типа пустых бутылок, так речитатив оперы складывается из готовых блоков - учебных и популярных текстов о стройматериалах.
Такие тексты, простые и фактурные, любили детские писатели, умевшие доходчиво объяснявшие, как устроены пароходы, самолеты, дома, что такое электричество и почему вода течет. И этот текст, которым могли бы гордиться авторы "Почемучки", опера превращает в эпос о мире и человеке. Ритм повторов, перезвон молоточков, бьющих по наковальне, пение ветра и струнных, клавесина и колокольчиков в мгновение ока делают этот эпос пением древнего рапсода у костра. Он должен петь, чтобы люди, сидящие вокруг него, запомнили, как делать кирпич, стекло, бетон, как плавить очищенную медь. Чтобы знали, что и до них были цивилизации, которые исчезли, как догоревший костер.
Лучшие архитекторы - те, что ничего не построили, печально сказал Тотан Кузембаев у подножия "Мавзолея мечты". Бумажные архитекторы, словом. И путь "Архстояния" ведет к "6 соткам" - объекту Александра Бродского, одного из мэтров и зачинателей "бумажной архитектуры" 1980-х. Собственно, объект похож на чертеж землевладения в масштабе 1:1.
Иначе говоря, чертим прямо на земле. Только вместо прутиков на песке - строгий металл промышленного настила. Брутального и теплого коричневого цвета. Это самый популярный материал, которым нынче окружают дачи и частные дома.
"Раньше на дачах только штакетник отделял участок от дороги, и всегда можно было поговорить с бабушкой, которая пропалывает редиску или картошку. А сейчас - одни заборы вокруг. Чего они прячут?", - удивляется архитектор.
Его проект "6 соток" точно соответствует названию. Сплошной металлический забор огораживает заветную сотку земли - 10 метров на 10. Всего соток шесть - каждая очерчена забором, в котором не сыскать входа-выхода. Получается строгий архитектурный чертеж заветного счастья советских времен - дачных шести соток. У некоторых и того было меньше - 4 сотки. А некоторые счастливчики роскошествовали аж на 8 сотках.
Впрочем, возвращающийся ковид навевает также мысли о строгом режиме самоизоляции, во время которой многие успели заново оценить преимущества дачной жизни. Трудно отделаться от мысли, что Бродский представил нам памятник самоизоляции времен локдауна. Высокий забор позволял ограничить опасные контакты с внешним миром и мониторить происходящее за забором в телефоне.
Архитектор и землемер оказываются близнецами-братьями в этом проекте. Но у них есть и дальние родственники в лице художников геометрической абстракции. Типа Пита Мондриана. Если же искать параллели не в западном искусстве ХХ века, а в традиционном восточном, то образ самоизоляции в китайской традиции, например, представлен образом трех обезьянок, каждая из которых закрывает глаза, или уши, или рот. Никого не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу. Самоограничения ковида в чистом виде. Но, на мой вкус, наш родной забор из промнастила лаконичнее. Да и экономнее будет.
Все помнят, как трудно и опасливо мы выходили из локдауна. Еще полгода назад я говорила с подругой, которая с начала ковида не покидала квартиру. Насчет магазина я не уверена, скорее всего она пользовалась доставкой. "Аквариум" Сергея Шеховцова, стоящий посреди леса, апеллирует к образу тех стеклянных стен самоизоляции, которые пали или падут после окончания очередной волны заразы.
Аквариум в лесу - почти как настоящий, только увеличенный, как в "Приключениях Гулливера". Есть коробка стен, есть дерево, которое, как руина, было приютом золотых рыбок. Есть бутафорный сундук со златом, который, следуя правилам фэй-шуя, многие помещают в аквариум вместе с камушками и ракушкам. Чтобы счастье приплыло. Но в отличие от аквариума с золотыми рыбками, в этот "Аквариум" можно войти, сделать селфи, примерить на себя роль золотой рыбки, скажем, из сказки Пушкина.
Сергей Шеховцов когда-то прославился скульптурами из поролона. Самая известная - мотоциклист, на полном ходу вылетающий из стены, разбивающий реальность. Тогда художника интересовала граница между реальным миром и вымышленным, ее условность и подвижность. В новом проекте его интересуют скорее разбитые стены стеклянного замка аквариума, возвращение в реальность.
Фактически той же цели посвящен и спектакль-променад "Встреча/Место", поставленный Дмитрием Волкостреловым с актерами Мастерской Дмитрия Брусникина. На Аллее трясогузок прячутся в тени 12 крохотных шалашиков, которые здесь называют капеллами. Одна из них пуста, но в ней может зазвонить телефон. В остальных вас ждет встреча с актером. Один на один. Без сцены. Иногда встреча происходит за столом, где мальчик пытается сложить пазл картины Поленова "Московский дворик", словно Гай из льдинок слово "Вечность".
Вы можете помочь ему складывать пазл идиллии, можете пытаться поговорить. В другом шалашике - девушка тоже не говорит, она произносит беззвучный монолог из классической пьесы, сопровождая его жестами. Она общается без слов, и даже листки бумаги, которая она держит в руках, - это вопросы к зрителю, а не ее ответы. В третьем - актриса пытается превратить встречу в переживание времени "здесь и сейчас". Под шелест песка в песочных часах. Пять минут - это время жизни. Совсем пустяк, если у вас океан времени. И очень много, если ваше время истекает. И главное в этот момент, чтобы Вас услышали.
Хит программы - "Санаторий сна" Романа Сакина. То, что кульминацией пути становится сон, не должно смущать. Гамаки и железные кровати с матрасами в березовой роще идут на-ура. Сакин создает образ клиники под открытым небом. Здесь можно расслабиться, послушать Хор зевающих, поспать, записать свой сон и подобрать к нему запах в павильоне ольфакторной художницы Анны Кабировой.
Это, конечно, образ противоположный "Мавзолею мечты". Там эпос, здесь - образ идеального погружения в себя и грезы. Сны - материя волшебная, неуловимая. Она вечная, как и нюхательные соли, которыми пользовались русские помещики и французские аристократки, когда получали плохие новости.
В Лувре, кстати, есть картина Маргариты Жерар с таким названием. Красавицу в обмороке служанка приводит в чувство нюхательными солями. Репродукция картины висит в Павильоне запахов, украшенном старинной люстрой, купленной в интернете.
У сюрреалистов сны были вехами дороги в мир подсознания, который строго контролирует рассудок. Задолго до них деревенские барышни обсуждали сны, надеясь увидеть в них суженого. Точно так, как в гаданиях, описанных в "Евгении Онегине". У Пушкина, кстати, сон Татьяны становился предвестием трагедии дуэли и гибели Ленского. В противовес этой традиции Роман Сакин создает свой "Санаторий сна" как декорации театра и парка отдыха. Счастливый мир, где баюкает Хор зевающих, где поят успокоительными травяными настоями, где от всех тревог припасены нюхательные соли с запахом цитрусовых или дамасской розы. Главное - не просыпаться.