Елена Владимировна Гладкова, заведующая Музеем-усадьбой Ильи Ефимовича Репина "Пенаты", и Вера Евгеньевна Ловягина, главный хранитель экспозиции и архивов этого некогда шумного семейного дома, похоже, испытали облегчение, когда поняли, что на нас не надо обрушивать расхожие мантры, в очередной раз утверждающие, что "Репин - великий русский художник-реалист".
Ничего дурного в этих мантрах, впрочем, нет. Автор "Бурлаков на Волге" и "Заседания Государственного Совета" действительно неповторимый русский гений, чья звезда взошла в начале 1870-х и не закатывалась не только до самой его смерти 29 сентября 1930-го, но, напротив, становилась все ярче и ярче. Сравнительно недавняя выставка шедевров И. Е. Репина в Третьяковской галерее в очередной раз подтвердила эту непреложную истину, став культурным событием мирового масштаба. Но обо всем этом мы с Мариной Лошак, директором ГМИИ им. А. С. Пушкина, и наши домашние знали задолго до нынешнего приезда в этот репинский заповедник, в котором художник прожил три десятка лет - с 1900 по 1930 год.
Наше погружение в "Пенаты" благодаря хозяйкам этого заповедного места приобрело глубоко личный, почти интимный характер. Елена Владимировна и Вера Евгеньевна рассказывали об обитателях этого дома так, будто они сами были близкими родственниками ушедших в мир иной недавних хозяев, которые доверили своим потомкам сохранять это жилище, оберегать оставшиеся и вновь приобретенные вещи, длить память об огромной семье, испытавшей все трагедии ХХ века, собственно, ставшей частью этой вселенской трагедии.
Поразительным образом Елена Владимировна и Вера Евгеньевна, не скрывающие, что мы находимся в доме, отстроенном по сохранившимся описаниям и планам только в 1962 году, в усадьбе, природные свойства которой совсем не похожи на те, что были при покупке этого заболоченного хутора в 1899 году, своими рассказами, точнее домашними интонациями этих рассказов, придавали и жилищу, и поразительной красоты ландшафтам вокруг усадьбы изначальную достоверность, подлинность художественной "сказки дальних лет" (здесь вполне уместно это определение К. Бальмонта). Удивительное свойство настоящих музейных тружеников вступать в родство, срастаться с музейными объектами, превращать их в часть собственного бытия, делиться с ними, живущими в прошедшем времени, временем настоящим, своим временем, тем самым обеспечивая им жизнь в будущем. Это особый талант.
Вместе с ними мы оказались в невольной близости, почти "на ты" с ушедшими героями этого ушедшего, почти мифологического пространства. Юрий Ильич, сын Ильи Ефимовича, был одаренным художником, "мечтательным до отшельничества", религиозным идеалистом, ходившим в любую пору в сандалиях на босу ногу и обношенных вещах. Он из-за отсутствия ботинок не смог подойти к гробу отца. После смерти своей жены Прасковьи Андреевны в 1929 году, отца в 1930-м и сестры Нади в 1931-м его психическое состояние совсем расстроилось. Он был единственным из детей Ильи Ефимовича, кто оставил часть своего наследства в отцовском доме, когда семью в 1939 году эвакуировали в Хельсинки. Там он и погиб в 1954-м, выпав из окна своей комнатушки в общежитии Армии Спасения. Вещи из наследства Юрия и составляют большую часть коллекции "Пенатов". Дий и Гай - дети Юрия, Георгий и Дмитрий. Дмитрий был моряком, который мечтал быть художником. В январе 1935 года он пытался перейти финско-советскую границу, что находилась в шести километрах от "Пенат", был арестован НКВД и расстрелян в июне того же года. Юрий Ильич до конца дней считал его пропавшим без вести. Гай окончил Пражскую инженерно-строительную школу, причем стипендию ему выхлопотал первый президент Чехословакии Томаш Масарик, поклонник творчества Ильи Репина. Метания Гая во время Второй мировой войны привели к тяжелому заболеванию - он уходил из жизни мучительно, прикованный к постели, ослепший, но в ясном сознании. Он оставил после себя книгу мемуаров, записанную Кристиной фон Громан.
Да и с двумя небожителями "Пенат" - Ильей Ефимовичем и его второй - гражданской - женой Натальей Борисовной Нордман, писавшей под псевдонимом Северова, - ты оказываешься в удивительной близости. Знаменитый обеденный стол, устроенный таким образом, чтобы обходиться без прислуги, с встроенными ящиками для грязной посуды; топчан, покрытый тканным покрывалом на балконе второго этажа, где спал художник, верующий в целительную силу холода; письменный стол, заполненный личными вещами... Это не дом, где хранятся шедевры, отправленные в столичные музеи и столичные выставки, - это дом, где эти шедевры рождались, как в другой усадьбе Репина, белорусском Здравневе.
"Пенаты" в сегодняшнем их музейном обличье исполнены поэзией живого дома, где вещи расположены в кажущемся бытовом хаосе. Кажется, что хозяева ушли отсюда совсем недавно, но по каким-то неведомым обстоятельствам не смогли вернуться. Здесь немало тайн, которые ведомы только специалистам, - только болезнь и внезапный отъезд Натальи Борисовны, ее смерть в июне 1914 года в Локарно рождают немало трагических фантазий.
Как истинный гений Илья Ефимович Репин остро ощущал наступление "века-волкодава". Но именно как гений он восторженно переживал красоту божьего мира, который открывался в его картинах. И потому имел право написать в одном из последних писем: "Прощайте, прощайте, милые друзья! Мне много было отпущено счастья на земле: мне так незаслуженно везло в жизни. (...) Распростертый в прахе, благодарю, благодарю, совершенно растроганный добрым миром, так щедро меня прославлявшим..."