Судьба начинания примерно ясна. На уровне ЕС не пройдет, потому что нет единства, к тому же запрет нарушает правила Евросоюза, которые не предусматривают полного афронта по принципу государственной принадлежности. Однако никто не может воспрепятствовать конкретным странам-членам остановить выдачу виз либо сделать процесс максимально сложным и долгим для соискателей.
В общем, так или иначе, механизм поездок в Европу не будет иметь ничего общего с тем, к чему мы привыкли за предшествующие пару десятилетий. Вопрос, как к этому относиться? Судя по оживленному обсуждению данной темы в российском публичном пространстве, она многих у нас не оставляет равнодушным.
Начать надо с того, что пускать или не пускать кого-либо на свою территорию - суверенное право всякого государства. Насильно в гости не ходят и дела не ведут. Так что обязать страны Европейского союза, которые по каким-то причинам не хотят видеть граждан Российской Федерации, их все-таки принимать, невозможно. В этом смысле эстонская дама-премьер права: виза в Европу - не право, "а привилегия". Равно как и виза в Россию или любое другое государство.
Иное восприятие - продукт исторически недавнего развития событий, собственно, пресловутой глобализации. Стирание границ началось в конце прошлого века, а нормой стало и того позже. Шенгенское пространство, например, возникло в середине 1990-х годов, а для въезда в США и теперь граждане многих европейских стран-союзниц оформляют визы. Правда, делается это легко и на длительные сроки, но полной отмены так и нет. Несколько утрируя, можно сказать, что стирание границ в идеале предполагало и стирание существенных различий между народами и культурами.
Применительно к России визовая эпопея имеет предысторию. И связана она с попытками нашей страны встроиться в "большую Европу", как ее видели после окончания холодной войны. Правильной или нет была тогдашняя цель - вопрос отдельный, но Москва настойчиво ее добивалась. Режим выдачи виз, то есть доступ на территорию единой Европы, всегда служил для ЕС важным инструментом.
Европейский союз вообще привык руководствоваться в отношениях с внешними партнерами принципом обусловленности. Смягчения или послабления любого рода, даже если они были выгодны самим европейцам, увязывались с непременными встречными шагами, и не обязательно в той же сфере. Помимо экономических интересов, которые выскакивали в самые неожиданные моменты, была и нормативно-гуманитарная составляющая. Внешняя политика Евросоюза всегда опиралась на ценностный набор, соответствия которому требовали от контрагентов. Иными словами, трансформация собеседника в процессе взаимодействия разумелась сама собой.
Такое возможно в случае, если упомянутый собеседник вправду воспринимает доступ в Европу как привилегию, точнее, как нечто, что надо заслужить. Сочетание культурно-исторического богатства, комфорта и емкости рынка действительно делали общее европейское пространство чрезвычайно притягательным для внешнего мира - с точки зрения туризма, проживания и коммерции. Для государств и народов, относящихся к европейской сфере притяжения, определяющим был именно фактор этого притяжения и внутренних изменений под его воздействием. Переговоры о безвизовых поездках между Россией и ЕС, находившиеся на достаточно продвинутой стадии в 2000-е годы, застопорились формально по ряду технических причин. Но фактически все уперлось в тот факт, что с какого-то момента Москва поставила предел возможным внутренним изменениям, а без этого Брюссель не хотел дальнейшей либерализации перемещения.
Собственно, ситуация последних примерно 15 лет, когда никакого прогресса по безвизовому обмену уже не было, но либеральный режим выдачи работал, - наследие периода устремлений. Устремления закончились давно, теперь же произошел обвал схемы, функционировавшей по инерции. Возврат к ней невозможен, потому что практически невозможно предположить, что целеполагание России и ЕС относительно друг друга вернется к чему-то, хотя бы отдаленно напоминающему начало 2000-х годов. Так что все будет зависеть от воли и желания отдельных стран, в целом же поток в Европу резко сократится.
Может ли это вновь измениться? Да, но для этого потребуется качественное изменение подхода, то есть пересмотр восприятия поездок в Европу как чего-то, что нужно заслужить. Перемещение людей как процесс взаимного обмена и обогащения (во всех смыслах) без политической или ценностной составляющей рано или поздно восстановится. Потому что он естественный и выгодный всем. Хотя это кажется само собой разумеющимся, в случае России и объединенной Европы придется пройти довольно длительный путь. Сделать это необходимо, потому что Россия и Европа связаны теснейшими и важными для них обеих историко-культурными связями. Но форсировать не получится, надо вновь дозреть.