- Деревянные мосточки
- Разлинованы на строчки.
- Я шагаю - не спешу,
- Сочиняю и пишу.
Марина Зарубина
Был у меня дружок в Мезени. В каждом письме звал к себе в гости. Я и собирался было не раз, да срывалось: срочные дела вдруг загораживали дорогу.
И вот уже три года некому звать меня на Мезень. Умер друг мой Сан Саныч.
Вспомнил я о нем и о Мезени, читая книжку архангельского поэта Марины Зарубиной. Книга для детей с чудесными иллюстрациями молодой - но при этом потомственной! - художницы Евгении Чарушиной-Капустиной.
Тут на каждой странице - Русский Север, Поморье, белые ночи, Белое море... И невиданная, но родная Мезень. И Саня Антипин на берегу, сидит в домике на краю райцентра и записывает в толстую конторскую тетрадь, что ночь прошла без происшествий.
В последнее время Саша - журналист по профессии и писатель от Бога - служил в местном МЧС диспетчером. По призванию-то работы не было. Из собкоров областной газеты сократили. До пенсии далеко. До Москвы с ее издательствами и книжными ярмарками - еще дальше. Чтобы издать свою первую книгу рассказов "Белое море, черная изба", Саше приходилось копить от зарплаты, от семьи отрывать.
У Марины Зарубиной, по счастью, все произошло иначе. Ей встретилось замечательное "Детское время". Это петербургское издательство хранит традиции ленинградского "Детгиза". А одна из этих традиций - искать и открывать новые таланты, помогая им обрести известность и уверенность в своих силах. Пожалуй, нет сегодня в стране другого детского издательства, которое бы так много времени и любви отдавало молодым поэтам, писателям и художникам-иллюстраторам.
"Солнышко-морошка" - так называется книжка Марины Зарубиной - только из типографии, еще теплая. Буду перечитывать ее зимой, согреваться. А пока поставлю "Солнышко..." на полку рядом с книгой Саши Антипина. Им будет хорошо вместе.
Вспоминаю слова Бориса Екимова из его предисловия к рассказам Александра Антипина: "Как хорошо, как радостно читается, строка за строкой. Как светло думается, когда недолгое чтение закончилось..."
Беломорье, Светлокнижье...
В лиловых сентябрьских сумерках хорошо виделись знакомый берег с холмистым лесом, деревенские сады возле изб и сами избы, освещенные зеленоватым светом луны. Позднее вечернее небо казалось высоким и равнодушно-далеким от всех здешних земных печалей. Слева, обхватив подковой Большую Медведицу, вспыхнуло совсем еще молодое северное сияние, бледно-синее, с розовыми сполохами по краям. Минуту-другую оно померцало, а затем побледнело, истаяло и убежало куда-то далеко-далеко на север, оставив после себя неожиданно светлый след.
* * *
Издали лес кажется безмолвным и тихим. Он словно задремал на время, закручинился перед скорой зимой и метелями, но если подойти ближе, тотчас услышишь, как шумит ветер в деревьях, тревожно свистят птицы и опадает с осины редкий запоздалый лист. Со здешних холмов леса видны отчетливо и раздольно до самого горизонта, тающего в бледно-синих туманах. Приметишь высокое взгорье, взбежишь, задерживая дыхание, и смотришь вокруг, как зачарованный, оборачиваясь на все четыре стороны. Смотришь и не можешь сойти с места, любуясь золотыми лесами, которым нет ни конца, ни края.
* * *
...А утром проснулся и глянул в окно... Сидел за столом, помешивал ложкой крепкий чай в глиняной кружке и смотрел на леса, на холмистый луг, на ветер, колосивший травы желто-зеленым косым прибоем. В этих волнах, широко разбегавшихся от деревни до окрайков леса, в одновременных и дружных наклонах трав было что-то великое и вечное, как море, как трепет живого огня, или как небо, под которым хочется только жить и никогда не думать о смерти. И тогда свалился у него с души камень. Даже деревня стала казаться совсем другой. Утрами, словно хорошо выспавшись, она светлела оконцами и палисадниками с черемухами и рябинами, а вечерами, перед тем, как солнце упадет переспелой ягодой в заречный лес, темнела тревожным охристым цветом. Дома и деревья, амбары, заброшенный соседский колодец и старое пожарное депо с колоколом - все было расписано золотисто-коричневой краской, как на древней бабушкиной иконе...
* * *
Нынче по осени у нас на Мезени пластали такие шторма, каких не помнили на своем веку даже самые древние старики и старухи. В те дни сивер рвал в клочья туман, хлестал дождищем, с тяжким вздохом обрушивал на берега огромную пенистую волну. Невозможно было угадать, где рождалась эта стихия, от которой стонало все окрест. Ветра и волны являлись сюда невольно и мощно откуда-то издали, изглубока, с невидимого теперь Терского берега или с еще более дальних и суровых мест.
(Из рассказов "Белое море, черная изба" и "Лесные взгорья")
Птичка
- Что за птичка-невеличка,
- Бисером расшитая?
- Это чья-то рукавичка!
- Грустная, забытая.
- Машет пальчиком-крылом
- Каждому прохожему:
- "Не встречали за углом
- Варежку похожую"?
Ледостав
- Речка, двигаться устав,
- Начинает ледостав.
- Под ледовым потолком
- Ходят рыбы косяком.
- Осторожнее, мальки!
- Там, на крыше - рыбаки.
Морошка
- Потихоньку, понемножку
- Зреет солнышко-морошка.
- Собери, возьми домой -
- Залюбуешься зимой.
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru