- В ополчение я вступил в 2014 году. Мои бабушка и дедушка пережили фашизм, и я знал, что творили украинские националисты. Например, пьяные солдаты на БМП раздавили девушку с ребенком, когда те выходили из магазина. А если жители не хотели пускать украинских военных в свои поселки, начиналась стрельба по рукам и ногам. В общем, я купил форму и берцы и пошел служить, - рассказывает Александр.
На звуки взрывов за окном, раздающиеся во время нашего разговора, он не обращает внимания. Это для него привычный шум. Александру приходилось нести службу на блокпостах и выезжать на передовую. О боевых действиях он, правда, рассказывает неохотно. Говорит, что участвовал во многих операциях, в том числе и по спасению мирного населения. Обмолвился, что имеет награды, например, медаль за боевые заслуги.
- Однажды мы получили приказ обследовать территорию вдоль дороги. Увидел мину. Круглая такая, в размытой дождями земле. Напарник Максим чуть отошел с миноискателем, а я присел рядом, чтобы поставить флажок и обозначить опасное место. И тут прогремел взрыв. Я еще успел крикнуть "Мина!". А потом, наверное, было состояние клинической смерти. В какой-то момент я видел все как бы со стороны, каким-то непривычным зрением. Видел дорогу, бегающих возле машин людей, слабую дымку, напарника, который лежал скрючившись, трясся и дымился. Видел и себя самого со стороны. Помню какой-то гул и свист, но боли не было. А потом меня как бы втянуло обратно в тело. Пришла боль. Пропало зрение. Но я оставался в сознании. Кричать было больно - я при взрыве вдохнул пламя, обжег горло, но я все же позвал Максима. Спрашиваю: "Что случилось?". Он отвечает: "Не знаю". Спрашиваю: "Куда тебе попало?". Он снова отвечает: "Не знаю". А потом замолчал навсегда. Умер, - вспоминает Александр.
Судя по всему, сработал дистанционный взрыватель. В первые мгновения после рокового взрыва Александр находился в состоянии шока и не мог до конца осознать свое состояние. Ничего не было видно. Он попытался встать. Не получилось.
- Опираюсь на одну руку, а ее нет. Пытаюсь ощупать лицо другой - ее тоже нет. Думаю, хоть как-то облокочусь, поднимусь, а нога не шевелится, - рассказывает Александр.
Впоследствии он перенес 76 тяжелых операций под общим наркозом. Изувеченные ноги удалось спасти от ампутации и сейчас Александр кое-как, с чужой помощью, но все же может передвигаться по палате. Хирурги как смогли восстановили лицо, превратившееся после взрыва в сплошное кровавое месиво. "Теперь у меня хоть какой-то нос есть, - невесело шутит Александр. - А то раньше вместо носа была дыра". А вот руки и зрение Александр потерял. Больше всего он жалеет о глазах.
- Один глаз вытек, в другом повредило хрусталик и радужку, от сетчатки осталось 30 процентов, и потом она отмерла полностью. Но как орган глаз остался. Израиль и Германия отказали в помощи и лечении, так как для них я сепаратист. Врачи в одной из российских клиник собирали консилиум и посоветовали глаз вырезать, чтобы он "не мешал". Без зрения тяжело, конечно, но что делать? Нужно привыкать к такой жизни, уж какая она есть. Другого выхода нет. Знаете, мне запомнилась одна картина. Я видел в Лисичанске, как женщина везет на коляске незрячего мужчину-инвалида. Его было очень жалко, но тогда я как зрячий не мог даже представить, насколько ему тяжело. А теперь ощутил это в полной мере, - говорит Александр.
Страшные вещи он рассказывает спокойно, держится мужественно и достойно. Старается по возможности действовать самостоятельно. Пользуется телефоном и колонкой с голосовым управлением. И в глубине души надеется, что, возможно, современная медицина позволит провести пересадку глаза и хотя бы частично восстановить зрение. Еще есть надежда на биомеханические протезы. Но и тут не все просто.
- Александру нужны самые современные протезы. Такими довольно сложно научиться пользоваться, а в данном случае существует еще и дополнительная трудность, связанная с особенностями проведенной ампутации: у него практически не осталось предплечий. Тяжело будет спротезировать так, чтобы все нормально работало. Трудно что-то гарантировать, - говорит заведующий первым нейрохирургическим отделением республиканского реабилитационного центра ДНР Геннадий Серпин.
Впрочем, у Александра есть и другие насущные проблемы. Он работал с 16 лет и сейчас получает пенсию 10 тысяч рублей. Однако статус участника и инвалида боевых действий, а следовательно военную пенсию и выплаты по ранению, оформить пока не удалось. Для этого нужно собрать необходимые документы, причем в ЛНР, где Александр начинал службу в ополчении. Он уже получил российский паспорт, но у Александра пока нет полиса ОМС и СНИЛС. Самостоятельно решить бумажные и финансовые вопросы незрячему инвалиду, оставшемуся без рук и с трудом передвигающемуся даже по больничному коридору, практически невозможно. Если кто-то захочет помочь Александру или взять над ним шефство, можно обратиться в редакцию "РГ".
Решив помочь Александру, мы обратились сразу по нескольким направлениям. И уже есть первые результаты.
Активист Союза добровольцев Донбасса Ирина Полторацкая, помогающая раненому в Донецке, говорит, что часто возникали сложности из-за отсутствия необходимых документов - СНИЛСа и медполиса. Сейчас благодаря газете эти проблемы решаются.
- СНИЛС прислали из Москвы руководству пенсионного фонда ДНР. Удивительно, как быстро. Спасибо, движемся дальше, - говорит Ирина.
Действительно, движемся. На запрос газеты уже отозвались ОНФ, реализующий спецпроект "Своих не бросаем" и Фонд помощи Донбассу "Все для победы". Судьбой парня заинтересовались и другие благотворительные фонды. Надеемся на поддержку российской медицины: собираем заключения о состоянии здоровья Александра, чтобы организовать консилиум. Увы, это непросто: из-за обстрелов в Донецке часто пропадает связь.
Помощью ополченцу в оформлении статуса участника боевых действий занимается председатель Общественной палаты ЛНР Алексей Карякин. Наконец, надеемся и на содействие Минобороны РФ в переводе раненого в одно из военных медучреждений для лечения, реабилитации и протезирования.