Меня, конечно, могут поправить, заметив, что в любом случае главный импульс исходит не из доводов разума, а от эмоционального состояния общества, от эффективности тех политтехнологических инструментов, которые используются для формирования общественных настроений, "коллективного бессознательного", в конце концов. Но смею думать, что дело все-таки не в этом. Хотя проблема соотношений между человеческим интеллектом, общей культурой и психофизиологическими инстинктами составляет предмет особого исследовательского интереса.
У значительной части современного российского общества есть серьезная внутренняя потребность избегать любых крайностей, во многом продиктованная исторической памятью. И той выработанной культурой, системой запретов, которая достаточно трудно взламывается даже в периоды исторических катаклизмов. Нынешнее поколение российских граждан заметно отличается от российского общества столетней давности, когда культура как защита от катастрофы была взыскуемой, но малодоступной. Когда от революционного апокалипсиса не спасла даже тысячелетняя христианская традиция.
Стоит обратиться к весьма примечательному для той поры горькому размышлению Николая Бердяева, опубликованному им в статье "Темное вино", датируемой 1915 годом: "Пьяной и темной дикости в России должна быть противопоставлена воля к культуре, к самодисциплине, к оформлению стихии мужественным сознанием. Мистика должна войти вглубь духа, как то и было у всех великих мистиков. В русской стихии есть вражда к культуре. И вражда эта получила у нас разные формы идеологических оправданий. И эти идеологические оправдания часто бывали фальшивыми. Но одно верно. Подлинно есть в русском духе устремленность к крайнему и предельному. А путь культуры - средний путь. И для судьбы России самый жизненный вопрос - сумеет-ли она себя дисциплинировать для культуры, сохранив все свое своеобразие, всю независимость своего духа". Не все согласятся с этим суждением, но не прислушаться к нему было бы неразумно.
Понятно, что Николая Бердяева вряд ли устроила большевистская "культурная революция" в качестве верного пути развития русской культуры, о котором он мечтал. Но если взглянуть на события минувшего ХХ столетия, особенно на процессы, происходившие после самороспуска СССР, то при всех трагических катаклизмах, ему сопутствующих, 1990-е были все-таки меньшим потрясением для России, чем события Октябрьской революции и Гражданской войны. И здесь сработали не только инстинкт самосохранения, свойственный в том числе и народному мироощущению, не только инертность общественной жизни, выработанная десятилетиями компромисса с советской властью, но и духовная и поведенческая культура, сложившаяся за сорок пять послевоенных лет. И хотя над пресловутым "Кодексом строителя коммунизма" посмеивались, но он, пусть и на пародийный манер, напоминал и о Заповедях Христовых, и о Заповедях Моисеевых.
При том, что А.И. Солженицын называл советскую интеллигенцию "образованщиной", лишенной нравственных принципов и истиной веры, все таки нельзя отрицать, что помимо "морального кодекса строителя коммунизма" в СССР сформировался культурный слой, обладающий нравственным чувством и здравым смыслом, причем не только в больших городах. "Читающая Россия" на излете 1980-х была многоликой, в равной степени припадая к запрещенной светской и религиозно-философской литературе, пытаясь соединить воедино культуру советской метрополии и эмиграции разных поколений. Искали не "пределов", но гармонии, которая всегда связана с примирением. И этот поиск не прекращается и сегодня.
Культура тяготеет к срединности, она гармонизирует поведение людей, уводит их от разрушительных крайностей. В этом одна из ее важнейших социальных функций, которая достигается путем кропотливой работы. Воздействие культуры на человека напоминает влияние на него китайской медицины: нужно долго-долго исполнять одни и те же предписания, чтобы получить минимальный результат. Это длительный, поистине исторический процесс, требующий терпения и, что не менее важно, понимания направления движения.
Но в любом случае, рассматривая варианты будущего развития России, невозможно не учитывать соображения Н. Бердяева - изначальное, исконное тяготение к пределам, к крайностям и складывающееся стремление к середине, к поиску национального компромисса.
Можно ли делать подобные выводы, оттолкнувшись от одного-единственного опроса, связанного с празднованием Нового года? Скорее всего, нет, скажут искушенные профессионалы. Но если внимательно посмотреть на социологические исследования, посвященные другим актуальным проблемам сегодняшней российской жизни, то можно убедиться в том, что тяготение к срединному пути развития характерно для значительной части населения с различным уровнем культуры и с разным отношением к вопросам религии. "Коллективное сознательное" играет в нашей жизни роль достаточно серьезную. Во всяком случае такую, что его невозможно игнорировать, рассуждая о будущих моделях развития России. Оно способно уберечь от тех крайностей, которые разрушительны для государства и общества. Именно поэтому так важна роль культуры и ее творцов.