Он обладал огромным художественным талантом и в то же время умел приспосабливаться к любой политической конъюнктуре. О сложной личности "красного графа" мы поговорили с его биографом, писателем Алексеем Варламовым, в 2008 году выпустившим книгу об Алексее Толстом в серии "ЖЗЛ" и получившим за нее премию "Большая книга". В феврале в Издательстве АСТ ("Редакция Елены Шубиной") выходит очередное ее переиздание.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что фамилия и титул графа Алексея Николаевича Толстого сыграли немалую роль в его литературной карьере, да и просто в человеческой судьбе. Одно дело входить в литературу как Алексей Бостром и без графского титула и совсем другое - писатель граф Алексей Толстой. Так кто же он был на самом деле: Бостром или Толстой? Графский отпрыск или сын обычного самарского помещика?
Алексей Варламов: Фамилия и титул сделали ему судьбу - это факт. Но фамилию Бостром он никогда не носил, а документов у него долгое время вообще не было. Просто рос на далеком степном хуторе в Заволжье смешливый, обаятельный паренек, играл с мальчишками, помогал родителям в их фермерских заботах, ничего не ведая о драматическом прошлом семьи и собственном происхождении. И вдруг в разгар пубертата узнает, что он - граф, да не просто граф, а - граф Толстой! Узнает потому, что матушка наконец озаботилась тем, чтобы сыну документы справить и отправить его учиться в школу. (До этого у него были домашние учителя). Тут у любого крыша поедет.
В царской России ребенка при рождении было положено крестить с выдачей соответствующего документа. То, что сегодня называется свидетельством о рождении. Там указывались имена матери и отца. Матерью будущего графа Толстого была Александра Леонтьевна урожденная Тургенева, внучатая племянница декабриста Николая Тургенева. Она состояла в браке с графом Николаем Александровичем Толстым, но бежала от мужа, судя по всему не самого приятного мужчины, к самарскому помещику Алексею Аполлоновичу Бострому и в незаконном браке с ним родила Алексея, назвав его именем нового мужа. Так кем же официально считался рожденный мальчик? Бостромом? И каким образом он вдруг в совершеннолетнем возрасте становится Толстым?
Алексей Варламов: В метрическом свидетельстве он был записан как Толстой, но этого документа было недостаточно для поступления в гимназию, ибо по тогдашним законам дворянину требовалось свидетельство о дворянстве, а для этого было необходимо согласие дворянского собрания и лично графа Николая Александровича Толстого. Мать с бывшим мужем общаться не желала и была согласна: пусть будет просто Толстой, не граф. Однако и это оказалось невозможно: в России, если ты - Толстой, то обязательно - граф. И все опять-таки упиралось в отца. Тот же был зол на бросившую его жену и признавать сына не хотел. Матушка думала записать сына на фамилию Бостром, раз уж настоящий папаша отказывается. Но милейший Алексей Аполлонович не был дворянином, и Александра Леонтьевна при всех ее демократических убеждениях рассудила, что лучше ее Алиханушке быть графом. Полагаю, он и сам так считал. По воспоминаниям Марка Алданова, Алеша приходил к отцу, но тот не пожелал его видеть. Ситуация изменилась лишь после смерти Николая Александровича. Но этого Алексей Николаевич русскому дворянству не простил, и это одна из причин, почему он впоследствии примет cоветскую власть.
"Золотой ключик" - это сказка для детей или злая пародия на Серебряный век и, в частности, на символистов - Блока, Белого, Волошина и других?
Алексей Варламов: И то, и другое, конечно. В этом ее успех. И детям нравится, и взрослым есть над чем задуматься и поразвлечься. У Толстого были весьма непростые отношения с прекрасной эпохой начала века, и он остроумно и нахально обыграл ее в своем самом знаменитом, вот уж воистину бессмертном сочинении. Тут разного рода литературоведческих гипотез очень много, кто у нас Буратино, кто Пьеро, кто Мальвина, а кто - Карабас-Барабас. Под последним чаще всего имеют в виду Мейерхольда, а Папу Карло, например, иногда считают Карлом Марксом. Множество остроумных гипотез строится вокруг длинного носа Буратино, Страны дураков, ну и так далее.
Итак, он не без труда добился графского титула и фамилии. Но зачем? Это помогло ему в литературной карьере или создавало серьезные проблемы, особенно в СССР?
Алексей Варламов: Во-первых, он очень этим гордился. Титул и фамилия открывали ему все двери, ставили в центр жизни, и даже в советское время он всегда подчеркивал, что в отличие от Шолохова, Эренбурга, Фадеева "я - граф". А во-вторых, не было другого графа в России с таким народным детством, с таким жизненным опытом, позволявшим видеть разные стороны русской жизни. И не было ни одного мужика, шагнувшего в графья. Прямо как пешка, ставшая ферзем. Писателю Толстому этот головокружительный взлет помог очень. Он сообщил этой пестрой фигуре масштаб…
Но и породил множество злых слухов о "незаконнорожденности" писателя в самом широком, в том числе и литературном, смысле слова. Его графство отрицали некоторые его современники: Роман Гуль, Нина Берберова... И почему, например, Иван Бунин так язвительно и ревниво относился к "Алешке" Толстому? Я имею в виду его очерк "Третий Толстой", написанный в эмиграции. Был ли здесь элемент зависти к писателю, да еще и графу, да еще и с такой фамилией, который оказался успешен и в дореволюционной России, и при советской власти? В таких случаях говорят: "Из грязи в князи".
Алексей Варламов: Я бы не согласился с тем, что Бунин был так уж зол по отношению к Алексею Толстому. Сравни с тем, что он писал про Горького, Маяковского, Блока. Вот где была настоящая злоба! "Третий Толстой" - это, на мой вкус, весьма снисходительный мемуар, в котором бунинское раздражение, неприятие Толстого, его фирменная желчь как бы растворяются, исчезают перед обаянием этой фигуры. А была ли у Бунина зависть? Если и была, то скорее по отношению к толстовскому умению жить, устраивать свои дела, выходить из всех бед победителем, а не к литературному таланту, который Бунин признавал, но себя-то все равно ставил выше. Ну и может быть была толика ревности к графскому титулу. Что же касается Гуля, Берберовой и других, отрицавших "графство" Алексея Толстого, то в их головах не укладывалось, как мог настоящий граф совершить такой кульбит, переметнувшись на красную сторону. Проще всего было объяснить это незаконнорожденностью.
Он не раз менял свои политические взгляды. Это вообще-то свойственно "перевертышам", людям с неопределенным происхождением и неуверенностью в своем социальном и гражданском статусе. Извини, мне почему-то вспоминается Фаддей Булгарин - поляк, офицер наполеоновской армии, воевавший против России, попавший в плен, а потом вдруг ставший русским журналистом патриотического толка. Насколько искренними были убеждения Толстого, когда он во время Гражданской войны был против красных, активно работал как белогвардейский журналист, оказался в эмиграции, а потом вернулся и восхвалял Советскую власть и лично товарища Сталина?
Алексей Варламов: Абсолютно искренними и там, и там. И с Булгариным я бы его сравнивать не стал. Толстой не менял своих коренных взглядов. Он - убежденный государственник, это главное и неизменное в нем. Как государственник он терпеть не мог Николая II, считая его слабым царем, проигравшим и свою личную судьбу, и судьбу всей страны. Как государственник он возненавидел Ленина, когда большевики для собственного спасения заключили "похабный" Брестский мир и отдали немцам землю, политую русской кровью. Как государственник примкнул к Белому движению в надежде, что оно возродит Россию, как государственник не простил Белой армии поражения и разошелся с эмиграцией в 1921 году, когда оказалось, что та была готова ради свержения большевизма отдать французам Одессу и англичанам Мурманск. Как государственник он вернулся на Родину, чтобы новую Россию строить, и признал Сталина, оценив его государственную волю. По Толстому, лучше быть под большевиками, лучше жить в несвободе, но - на родной земле, а не в вольном изгнании.
Что ты думаешь о выходившей в Берлине эмигрантской газете "Накануне", редактором литературного приложения к которой был Алексей Толстой? Считается, что это большевистский проект, который финансировался из советской России с целью разложения русской эмиграции. Даже Горький, в 20-е годы оказавшийся в фактической эмиграции, относился к этой газете пренебрежительно.
Алексей Варламов: Да, то был кремлевский проект, и все это понимали. Война закончилась, молодое государство нуждалось в специалистах. Газета "Накануне" создавалась с пропагандистскими целями, чтобы сотворить позитивный образ Советской России в эмиграции и призывать ее возвращаться на Родину. Но Толстого это не смущало. Он решал свою задачу - объединить расколотую русскую литературу. Хотел стать мостом между метрополией и эмиграцией. Но ему не дали. Причем не в Кремле, а в Париже. Именно русская эмиграция грозила устроить обструкцию тем, кто вздумает "клюнуть" на советские деньги. По этой причине, кстати, трагически закончилась жизнь Нины Петровской, возлюбленной Валерия Брюсова, которая пошла работать в "Накануне", и ей объявили бойкот, доведя до самоубийства. И тем не менее значение "Накануне" огромно хотя бы потому, что именно эта газета открыла Михаила Булгакова.
До революции Толстой не слишком ярко заявил себя как прозаик, больше как посредственный поэт, драматург и фронтовой корреспондент во время Первой мировой. Но в эмиграции вдруг рождается гениальный писатель! Первая часть "Хождения по мукам" ("Сестры" - на мой взгляд, лучшая часть). "Детство Никиты" - в одном ряду с "Детством" Льва Толстого, а также "Детством" Горького и "Летом Господнем" Ивана Шмелева. "Аэлита" - интересный фантастический роман... Какой диапазон и какой художественный талант!
Алексей Варламов: Я бы не стал недооценивать Толстого-прозаика в его ранних сочинениях. Да, поэта из него не вышло, но вот его дореволюционная проза - "Заволжье", "Хромой барин", "Неделя в Туреневе" - это первоклассные вещи. Другое дело, что он сам признавал: не будь революции, его ждала бы участь беллетриста средней руки типа Потапенки. Революция дала ему тему русского пути, русского времени - настоящего, прошлого и будущего. Но ты прав: он поражает диапазоном писательского таланта. Социально-психологическая проза, историческая, политическая, фантастическая, документальная, авантюрная, детская, подложные дневники фрейлины Вырубовой, публицистика, драматургия… Он мастер на все руки, и талант был у него на посылках, верно своему хозяину служил и никогда его не подводил.
Роман "Петр Первый" он начинает писать в 1929 году, а продолжает уже во время Великой Отечественной войны и пишет до смерти в 1945-м. Известно, что роман о Петре хотел написать Лев Толстой. Но не смог, фигура Петра оказалась противопоказана нашему главному гуманисту. А "красный граф" смог, да еще как!. Но не закончил, главные свершения Петра не описал. Есть точка зрения, что роман был задуман как апология Сталина. Цель оправдывает средства, насилие,тирания, жестокость к подданным" оправданы ради великих государственных целей. Так это был "заказ" или нет?
Алексей Варламов: Что касается параллели Сталин - Петр, то с этим можно согласиться лишь с большой натяжкой. Скорее уж Толстой имел в виду Сталина, когда писал во время войны пьесы о Иване Грозном, которые Сталину не очень-то и понравились. А почему не дописал "Петра"? Потому что не любил описывать старость, смерть. Ему важен Петр в расцвете сил. Цель и средства? Он принимал историю такую, как есть. Не давал ей моральных оценок. Ему было важно одно: победа это или поражение. Петр - победитель, и тем ему дорог. А цена побед для красного графа дело вторичное. Он не страдал ни от абстрактного, ни от конкретного гуманизма. Но с другой стороны, смотри, как наш герой любил и защищал Ахматову, и я уверен: не умри граф в 1945 году, не было бы ждановского постановления. Никто бы не посмел называть Анну Андреевну блудницей при живом Толстом. Или как он помогал сыну Цветаевой Муру, о чем можно прочитать в прекрасной книге Сергея Белякова.
Толстой, Булгаков, Платонов... Ты написал биографии всех троих, и все, безусловно, гении. Но представь, что ты - спортивный судья, и в руках у тебя медали: золотая, серебряная и бронзовая. Понимаю, наивный вопрос. Но все-таки?
Алексей Варламов: Ровно в обратном порядке. Платонов. Булгаков. Толстой.
"Жизнь в эмиграции была самым тяжелым периодом моей жизни. Там я понял, что значит быть парием, человеком, оторванным от родины, невесомым, бесплодным, не нужным никому ни при каких обстоятельствах" (А.Н. Толстой. Письмо Н.В. Чайковскому, 1922 г.)