Алексей Иванов. "Бронепароходы", изд. "Рипол Классик".
Свой новый объемистый роман Алексей Иванов начинает совсем по-толстовски.
"Божья колесница с дороги не сворачивает, и весна не замечала истории. Светлые дожди сыпались на взрытые окопы германского фронта, как веками сыпались на мирные пашни; сквозь грохот эшелонов прорастало пение птиц, и густой дым паровозов бесследно растворялся в зыбкой зелени перелесков; на городских площадях многолюдные митинги тысячами ног расплескивали солнце из луж, но не могли погасить его сияния. Однако летом восемнадцатого года смертоносная революция медленно всплыла из обломков прежней жизни, словно уродливое чудовище из обломков кораблекрушения".
И дальше в таком же эпическом, прямо-таки толстовском ключе рассказывает действительно малоизвестную драматическую историю Гражданской войны на воде - на Волге и Каме. Офицеры, признавшие КОМУЧ; присланные Троцким революционные "братишки"-матросы; нефтяные магнаты "Нобель" (как ни странно - чисто русская компания) и чисто британский "Шелль", жестко отстаивающие свои коммерческие интересы руками вышеуказанных; речные капитаны и судовладельцы, пытающиеся в этой круговерти властей и безвластия сохранить главное - флот. И, разумеется, женщины - собирательная интеллигентная барышня и реальная шальная Лариса Рейснер. Автор не скрывает своего омерзения неразборчивой самовлюбленной "валькирией революции" и той темной силой, которую она олицетворяет - и своего восхищения Нобелями с их построенными "по уму" городками для работников и передовыми на тот момент двигателями внутреннего сгорания. Тут бы сказать, что история не имеет сослагательного наклонения, но автор подпускает струю альтернативной истории, "спасая" от расстрела великого князя Михаила Александровича, формально - последнего русского царя.
Сказать хочется о другом - о некоторой механистичности романной конструкции, вообще свойственной Алексею Иванову. Его романы строятся не как дома XIX века - по кирпичику, то есть сюжет не вырастает естественным образом из реализации характеров в предложенных обстоятельствах, а словно бы как современные небоскребы: сначала возводится жесткий каркас "основного конфликта" и "сюжетной арки", а потом уже он облепляется эффектными фасадами. Вероятно, это связано с дорогой автору идеей "мультиплатформенности", то есть должно облегчать перенос романа в сценарий. Да и кто сказал, что небоскребы - это плохо?
Светлана Дорошева. "Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе". Изд. Livebook
Русская художница получает... Приходится сразу уточнять: израильтянка из Киева, иллюстратор-фрилансер, получает извещение из Шанхая, что ее поданая бог весть когда, тысячу заказов назад заявка на грант удовлетворена, и она приглашается пожить в арт-резиденцию на срок от трех до шести месяцев.
Легко сказать - пожить! А муж, а трое детей? А бесконечная череда заказов, позволяющих с трудом оставаться на плаву?! Но она понимает - надо; надо двигаться вверх и вперед, пытаться дотянуться до мира "настоящего искусства".
Во всяком случае так она это видит. И семья ее поддерживает.
Так Света Дорошева действительно оказывается в огромной гостинице в одном из самых больших городов мира, оборудованной под арт-резиденцию. В первую же вылазку в город она оказывается в музыкальном магазине, где посетитель одну за другой пробует скрипки, извлекая из них звуки, которые у Светы вызывают ассоциации с дефлорацией.
Сравнение резковатое, но действенное: нечто подобное приходится испытать и ей самой, причем по многим фронтам сразу. Непривычная еда, непривычная разноязыкая среда, где все, конечно, художники, но уж больно разные вещи в наше время попадают под определение "художество" - и больно разные y них у всех modus vivendi и modus operandi. Так что действительно, поди определи, что из того, что они делают, - "Мона Лиза".
Автор находит точные слова, чтобы передать степень своего изумления:
Я резко проснулась от того, что китаец тряс меня за плечо и что-то кричал. Я выкарабкивалась из таких бездонных глубин сна, что у меня не сразу получилось восстановить реальность и с какого момента теперь жить. Я в машине. Это таксист. Он китаец. Я в Шанхае! В окне кислотно-розовым пульсировал вход в галерею. О, я иду на встречу с прекрасным!
Вообще автор не только уверенно владеет кистью и графическим пером, но и пером писательским. В этой книге-травелоге много смешных и остроумных подробностей. Ну и прекрасных рисунков тоже, разумеется.
Карен Кавалерян. "ФальконерЪ". Изд. "Зебра-Е"
Если книга Дорошевой обаятельна своей подлинностью, то этот образчик беллетристики пера заслуженного автора текстов шлягеров девяностых и либретто мюзиклов нулевых, ровно наоборот - вызывает интерес своей абсолютной выделанностью, как резная шкатулка.
Перед нами ладная и складная игра в fin-de-siecle a la Russe: конки, швейцары, Высшие женские курсы, отель "Метрополь" и полеты на воздушном шаре. И всё это - с точки зрения курсистки Анастасии Демидовой, волею судеб (и автора) ставшей журналисткой, да не просто журналисткой, а основоположницей жанра "журналистского расследования", выступая под эффектным псевдонимом Фальконер - "сокольничий". Изобретательности профессиональному сочинителю Кавалеряну не занимать, умения искусно сплетать фразы, уместно вставляя в них анахронизмы и приметы эпохи, - тоже. Казалось, правда, что пик интереса к искусным ретродетективам безвозвратно пройден, но с этого года все может сложиться иначе.