В качестве увертюры была выбрана утонченно-изысканная оркестровая прелюдия Николая Черепнина "Принцесса Греза" по мотивам пьесы Эдмона Ростана, созданная в 1896 году, в преддверии ХХ века. Тогда на фоне тревожных ожиданий будущего ("заката Европы", конца света) романтический сюжет, навеянный легендой о любви трубадура Жофруа Рюделя к прекрасной принцессе Мелисанде, ради которой он пересекал море и умирал на ее глазах, неожиданно обрел в России невероятную популярность, стал одним из мотивов искусства модерна, тиражировавшего "Грезу" во всех форматах - от почтовых конвертов до знаменитого панно Михаила Врубеля на фасаде "Метрополя".
В трактовке Рудина воздушная оркестровая ткань прелюдии звучала как размышление, меланхолическое воспоминание, с протяжными, глубокими струнными, всплесками арф, с набегающими "морскими волнами" и драматическими вторжениями труб и валторн. В финале звук оркестра рассеивался, словно мираж в воздухе, как нечто прекрасное, приоткрывшееся на мгновение и исчезнувшее навсегда. В следующем сочинении программы - Виолончельном концерте Николая Мясковского, написанном во время войны, в 1945 году, тема утраченной красоты обрела уже элегические контуры. Рудин в концерте солировал и дирижировал одновременно. Сумрачный тон оркестра и фирменный "рудинский" звук - глубокий, объемный, постепенно развернулись в живую, волнующую музыкальную ткань, где пронзительный монолог виолончели вплетался во все более напряженно и трагично звучавшую картину, навеянную в партитуре реальным переживанием войны.
В программу РНО была включена и другая партитура, связанная с событиям Второй мировой войны - Симфония в трех частях Игоря Стравинского (1946). Но между этими "военными" сочинениями Рудин изящно вставил оркестровую сюиту "Восемь русских народных песен" Анатолия Лядова - лирический оммаж русской классике, фольклору, традиции. Эти изобретательно оркестрованные миниатюры были исполнены РНО с какой-то чарующей интонацией "детской простоты" и тонкой искусности в имитации многочисленных лядовских эффектов - струнного жужжанья летящего комара или "тренькающей" балалайки, птичьего "щебета" деревянных или танцевального ритма "вприсядку".
Завершавшая программу Симфония в трех частях Стравинского обрушила в совершенно другую, остро актуальную реальность. Резкие, угловатые звучания оркестра, тревожность, взрывные аккорды и вторгающийся "механический" звук рояля, нарастающие крещендо и топчущие ритмы родом из смертоносного ритуала "Весны священной", наконец гротеск в третьей части с ее квадратным воинственным ритмом марша - каждый звук этого исполнения обжигал энергией, созвучной сегодняшнему дню.