Это документальный проект. О наследии и истории легендарной стройки рассказывают уникальные личные свидетельства ее участников, архивные фотографии и видеозаписи.
Собрание документов будет пополняться. Участником проекта может стать каждый, в чьей личной судьбе есть страница, посвященная БАМу.
Авторы проекта приглашают рассказать о себе или своих близких - работниках, строителях в онлайн-летописи.
Чем больше историй и фотографий будет собрано на платформе, тем больше появится приятных воспоминаний и возможностей узнать, как жила эта "стройка века".
Интересные факты о людях, природе, прошлом и настоящем магистрали публикуются в группах "БАМ-50" ВКонтакте и Одноклассниках. "РГ" также участвует в проекте. Ниже мы знакомим наших читателей с двумя материалами об истории БАМа.
Легендарный бригадир БАМа Александр Бондарь завещал похоронить его на Балбухте
Тамара Андреева
Большому и шумному Бондарю тесно было в городской квартире в Химках. И скучно. Не мог сидеть он без дела. То ли дело дача! Там и верстачок с инструментами, и маленькая мастерская, в которой ждут резца березовые капы. И в доме пахнет лиственничным духом. А стены завешаны фотографиями - и каждая вызывает море воспоминаний.
Дачу в тверской глубинке строили Сашины друзья. Заказал он в Северобайкальске вагон лиственницы и позвал ребят из своей бригады. Ночевали в палатках, как в былые времена, варили еду на костре. А с восходом солнца начинала кипеть работа. Руки у всех умелые, мастеровые. БАМ построили, а уж дачу... За лето и возвели. А рядом с домом и уютную баньку с голубым бассейном.
На дачу его манила и рыбалка. Она, как и охота, заряжала адреналином! Однажды Саша выловил 11 форелей. Спрашиваю: что будешь с уловом делать? "Засолю, - отвечает, - и отправлю Ивану Варшавскому в Тынду". И засолил, и отправил. А тот в долгу перед другом не остался - прислал Бондарю банку соленых хариусов.
Без друзей он жить не мог. Кто только на даче у него ни бывал - строители, артисты, журналисты... Уезжал народ в восторге от общения и песен, а еще от щедрого угощения - осетровой ухи "от Бондаря", форели, запеченной на мангале.
Он любил устраивать сюрпризы. И жене своей Любане как-то подарок сделал: втайне от нее пригласил ее подруг к ней на день рождения, кому-то из них даже билеты на самолет до Москвы оплатил. Вот была радость от неожиданной встречи!
По вечерам Бондарь закуривал сигарету и набирал знакомые номера телефонов. Разговаривал с Тындой... Северобайкальском... Алданом... Краснодаром... Друзей разметало по стране. Мобильная связь создавала ощущение, что они по-прежнему одна семья.
Как-то, поговорив с Иваном Варшавским, он ушел в мыслях далеко-далеко. А потом сказал о том, что было давно продумано:
- Хочу, чтобы прах мой захоронили на Балбухте...
Я не стала спрашивать: почему? Глупый вопрос. Именно там, на Балбухте, 29 сентября 1984 г. они с Иваном Варшавским замкнули стальную колею БАМа. И каждый год в этот день два героя, два знаменитых бригадира, - один в Москве, другой в Тынде - поднимали тост за "золотую" стыковку.
"Есть только миг между прошлым и будущим..." - поется в песне. Это и был тот самый миг. Они шли к нему десять лет от первого десанта в Звездном, где рубили просеки по пояс в снегу. Потом строили дома в тайге, вели укладку...
На БАМе было много прекрасных бригад. Но у Бондаря она уникальная: артисты с путейским образованием! "Любишь ли ты театр?" - с улыбкой спрашивал он тех, кто просился в бригаду. Любовью этой их всех заразил режиссер Анатолий Байков. Днем ребята работали на укладке пути, учили роли, пока ждали сцепы со звеньями. А вечером шли на репетицию в свой театр "Молодая гвардия". Знаете, как он помогал им?
- Помню, увидел я фильм "Заседание парткома", - рассказывал Александр Бондарь. - Там бригада строителей отказалась получать незаработанную премию.
БАМ Александра БондаряЧерез год ситуация эта повторилась у нас: простой за простоем - то материалов не подвезли, то техника не пришла. А премию квартальную выписали. Я возмутился и не вывел бригаду на смену. А начальнику поезда заявил: нам подачек не надо! Дайте работу, а заработать мы сумеем. Скандал был дикий. Хотели мне выговор вкатить, но партсобрание начальство не поддержало.
Вот тогда они и поставили спектакль "Заседание парткома". Проехали с ним по трассе, выступили у смежников - мостовиков, механизаторов, трубачей. И подписали с ними договор "рабочей эстафеты". Съездили и в Тайшет на шпалопропиточный завод (шпал на стройке все время не хватало). И его директор приказал выдать "артистам" 300 тыс. шпал из госрезерва. Вот что значит великая сила искусства!
А потом бригада Бондаря установила мировой рекорд укладки рельсовой колеи: 5400 метров за сутки!
- Перед нами шли взрывники, бульдозеристы, экскаваторщики, водители, мостовики. Мы, монтеры пути, венчали их работу и не могли подвести товарищей, - вспоминал бригадир. - Пока шли один за другим сцепы со звеньями, мы вели укладку и спали в перерывах, где придется. А когда вернулись на "бронепоезд" и пошли в баню, я обнаружил, что носки на мне сгорели - одни резинки остались...
На пути строителей вставали преграды - обвал подтаявшего свода в Кодарском тоннеле заставил идти в обход, гнилые выемки на пути казались бездонными, а тут еще и мост через Витим не успевали сдать по укладку... Но и это уже не могло их остановить! Был такой подъем духа и накал страстей, каких никогда они больше не испытывали.
А в тот день, когда сошлись на Балбухте два путеукладчика, закрыв последнюю прореху в стальной колее БАМа, Александр Бондарь пережил самое счастливое мгновение в своей жизни: они завершили огромное дело! Но вместе с радостью пришло и глубокое потрясение: вот и все, замкнулось полотно...
До сих пор не верится: еще вчера он был - большой, обаятельный и неуемный. А сегодня его уже нет?! Доктора говорят "сердечная недостаточность". Но ведь сердца у него как раз было в избытке - доброго, горячего, щедрого...
В ноябре прошлого года он позвонил мне из больницы:
- Меня увозят в реанимацию. Ты помнишь про Балбухту?
- Помню, Саша! Держись...
А он меня уже не слышал.
"Родина" и "Российская газета" предлагают сделать Дуссе-Алиньский туннель памятником Байкало-Амурской магистрали
Юрий Лепский
В середине семидесятых годов прошлого века автор этих строк работал специальным корреспондентом хабаровской молодежной газеты на строительстве Байкало-Амурской магистрали. С тех пор трассу БАМа я представляю себе относительно неплохо. Знаю, кто и что строил на Восточном, Центральном и Западном участках магистрали. Знаком с тогдашними строителями и руководителями северного транссиба.
Перечисленные обстоятельства дают мне некоторые основания предложить идею памятника создателям этой дороги.
Я думаю, что это должен быть туннель. Точнее - модель, архитектурная имитация настоящего туннеля. Почему именно туннель, а не мост, например? Причины две.
Первая: туннель - самая трудоемкая часть сооружения магистрали. Мост побеждает реку, туннель - гору.
Туннелей на БАМе двадцать один, и все известные. От самого длинного - Северомуйского на Западном участке, до самого короткого Дуссе-Алиньского на Восточном. Всего же внутри гор бамовский поезд едет 90 километров около двух часов.
Вторая причина: внутри туннеля темно, и это позволит создать для тех, кто попадет в его жерло, удивительную, волшебную атмосферу того времени, наполнить его звуками, изображениями на электронных экранах. В этом таежном туннеле, установленном на какой-нибудь городской площади, можно будет разместить и небольшой бар или кафе с настоящим костерком.
Я не архитектор и не художник. Но на месте и того, и другого я бы за эту идею ухватился, она дает огромные возможности и для смелых фантазий, и для их воплощений.
А теперь я хотел бы кое-что вам рассказать на эту тему.
По-моему, году в семьдесят пятом было принято решение построить мост через дальневосточную реку Амгунь. По мосту должна была пройти железная дорога Байкало-Амурской магистрали. Строить мост поручили лучшему мостоотряду, руководил которым замечательный человек - Альберт Арамович Авакимов. К нему-то я и прилетел, когда стройка только-только начиналась. Жил Авакимов в вагончике на земляном пятачке, который отвоевали у тайги мощные японские бульдозеры "Сумитомо".
Мы разговаривали, пили чай, а потом, когда я окончательно втерся Авакимову в доверие, он властным жестом закрыл мой блокнот и сказал: поедем, я тебе кое-что покажу. Сам сел за руль уазика, на первой передаче с визгом и завыванием мы прорвались по какой-то старой заросшей травой колее на невысокое плато, окаймленное редким ельником. Авакимов остановил машину, мы вышли. Он молчал, а я смотрел во все глаза.
Передо мной была высокая деревянная конструкция, покосившаяся, с побегами зеленых веточек на перекладинах. Поодаль валялась настоящая тачка с тяжелым ржавым колесом. Еще дальше - два приземистых продолговатых то ли дома, то ли коровника; дальше - фрагменты, должно быть, забора с прислоненными тачками; дальше какое-то тряпье, обветшалые дырявые ботинки, сапоги, грязная алюминиевая ложка, скрученная винтом; чугунная печка с оторванной трубой, пара покосившихся крестов, торчащих из талой воды...
- Что это? - спросил я у Авакимова.
- А ты не знаешь? - искренне удивился он.
Я не знал, даже предположить не мог. Альберт Арамович смущенно прошелся пятерней по остаткам волос, надел кепку и сказал: ладно, поехали. По пути до уазика он успел сказать мне: это лагерь, Юра, здесь был лагерь. Так я - здоровый двадцатидвухлетний лоб - впервые услышал о сталинском ГУЛАГе. Остаток дня он рассказывал мне, что это было...
Мы говорили о горе насильного, пожизненного расставания с любимыми, детьми, друзьями. О горе неправедного суда, публично оболганной жизни. О горе неизживной несправедливости. О великих лагерных людях, ни в чем не виновных, прошедших до конца свой адов путь...
Конечно, когда торжественно открывали мост через Амгунь, от того лагеря не осталось и следа: ни тачек, ни вышек, ни крестов, торчащих из талой воды. Но и то, и другое, и третье мне привелось увидеть еще раз.
Вертолет принес меня на перевал Дуссе-Алинь на севере Хабаровского края. Мы прилетели, чтобы взглянуть на законсервированный туннель, через который должна была пройти трасса БАМа. Двухкилометровый туннель был забит льдом, пройти к западному порталу нам не удалось. Но перед восточным я увидел то, что когда-то видел на Амгуни. Но теперь я знал, что именно вижу. БАМЛАГ строил этот туннель пятнадцать лет - с 1939 по 1953 год. Зэки шли навстречу друг другу. На западном входе располагался один лагерь, на восточном - другой...
Тогда мы посмотрели на ледовую пробку, поклонились тачкам и торчащим из талой воды деревянным крестам и улетели в поселок Чегдомын - центр Восточного участка магистрали века. Но когда через несколько лет вновь оказались в этих местах на горном перевале - попросили шофера нашего вездехода дать длинный-длинный гудок. Очень хотелось верить, что наш гудок услышат...