Сам Михаил Николаевич подтянут и бодр. Гостям рад, и обязательно показывает свой домашний мини-музей. Карта во всю стену с маршрутами подводных и надводных кораблей, на которых по морям-океанам ходил Мороз. Страусиное яйцо, бивни слона, кораллы, мачете и прочие диковинки. Водная стихия потянула паренька из белорусского села, в войну бывшего разведчиком в партизанском отряде, где его звали Миша Воробьевский - за быстроту и шустрость, а также потому, что его родная деревня называлась Воробьевичи. Любовь к морю зародилась в лесной Белоруссии благодаря песне "Раскинулось море широко". Но тогда, на белорусской земле, море казалось чем-то сказочным.
В начале беседы корреспонденты "РГ" не удержались и спросили о диковинках.
- Мачете - подарок от Фиделя Кастро. Во время Карибского кризиса 1962 года наша подводная лодка с ядерными боеголовками, на которой я служил заместителем командира, находилась в заданном квадрате Атлантического океана - в готовности нанести ракетно-ядерный удар по соответствующим объектам недруга. К счастью, необходимость в его применении не возникла, а спустя несколько лет, будучи на Кубе, я получил в подарок от Фиделя Кастро мачете. А с Раулем Кастро мы подружились, и он называл меня не иначе как Морской Буденный, - рассказывает Мороз.
"Убедились: они - нелюди"
К началу войны Михаилу не было и четырнадцати. Семья жила в Минской области. Трое братьев: Гриша, Миша да Ваня. До войны Миша успел окончить семь классов.
- Когда война только началась, еще не все понимали, что это означает. Были уверены, что немцев в три дня одолеем. В нашем селе они появились через несколько дней после начала войны - на мотоциклах. Собрали жителей, улыбались, фотографировались. Высказывали доброжелательность. Пошли в колхозный амбар, забрали оттуда продукты - масло, сало - и уехали. Еще кто-то сказал: "Ничего страшного, они тоже люди". Но очень быстро все убедились: они - нелюди. Только в нашем Копыльском районе было уничтожено 33 деревни. Начались расстрелы. Расстреляли семью бойца, который во время отступления наших войск в первые дни войны остался в деревне, успел жениться и почти сразу ушел к партизанам. Но кто-то донес, и всю семью расстреляли прямо в сенях, за исключением моей одноклассницы, которая догадалась спрятаться в подпечек - место, где в зимнее время кур держат. "Заодно" уничтожили и еще две семьи, в одной из которых было одиннадцать человек, - говорит Мороз.
Когда советские войска отступали, многие солдаты бросали оружие. Михаилу удалось подобрать и спрятать 13 винтовок. Две кинул в пруд, но потом сообразил, что заржаветь могут. Остальные 11 припрятал в лисьи норы на пригорке. "Когда пришел в партизанский отряд, то с подарком - этим оружием", - уточнил Мороз. Шел июнь 1942 года. В партизанах уже были дядя и тетя, помогал партизанам отец.
Но сначала Михаила чуть не угнали в Германию. Полицаи стали ходить по домам, назначать, от какого двора сколько человек должны явиться на сборный пункт. В семье Михаила определили, что пойдет старший - Гриша, добрый молодец, приспособленный к жизни.
- Но я сказал родителям: "Папа, мама (я их всегда на вы величал). Пошлите вместо Гриши меня". Напомнил им, как год назад, накурившись сдуру папирос, пришел еле живой. И такую же штуку собираюсь с немцами сыграть - такого не возьмут. Так и сделал: утром отец заложил подводу, я сел и, пока ехали на место сбора, все курил и курил - до рвоты - самосад. Еле живой на медкомиссию, где определяли годность, приехал. Забраковали меня: "Нам нужны здоровые, а не дохляки". А Гриша на фронт потом ушел, в Германии погиб, немного до Победы не дожил. Погиб в войну, еще в 1943-м, и отец. А мне повезло: выжил, - замечает Михаил Николаевич.
Когда помочь не смог
Шустрого паренька взяли в партизанский отряд. Заданий было много. Участвовал в так называемой рельсовой войне - в минировании железнодорожных путей, немецких эшелонов, техники. Узнавал места дислокации и численность противника.
От немцев и полицаев из числа местных храброму пареньку влетало не раз. Так, однажды направили его на задание: узнать, какой состав гарнизона теперь в райцентре. По национальности. Это тоже было важно для проведения будущих операций: немцы - это одно, мадьяры - другое, а если чехи и словаки - так среди них могли найтись и те, кто бы помог. Кстати, в партизанском отряде даже был, как вспоминает Мороз, один чистокровный немец - Фриц его имя было, но звали Иван Иванович.
- Пошел я в райцентр, о новом составе гарнизона все узнал, возвращаюсь обратно. И на пересечении дорог что вижу? По одной идут двое партизан в сторону леса, волокут полицая. А по другой (а партизанам не видно за поворотом) издалека немцы наперерез едут (видимо, кто-то из предателей сообщил об уводе полицая). Подъехали, пулемет устанавливают - а я им под ноги, кручусь-верчусь, чтобы время дать нашим на отход. Секунды решают. И вдруг - небеса для меня померкли. Получаю от немца удар в спину - и теряю сознание. Когда пришел в себя -
пулемет строчит, да все-таки успели двое партизан в лес убежать. Только третий (оказывается, был и третий, с повозкой схоронился в ожидании тех двоих, все отстреливался, а последнюю пулю - в себя. Это уж потом выяснилось: повредил мне тот немец позвонок, я потом десятилетиями от болей страдал и вынужден был корсет носить, - уточняет Михаил Николаевич.
Но ярче всего ему запомнился другой эпизод - когда помочь не смог. Произошло это, когда немцы задумали продлить железнодорожные пути - чтоб грузы перебрасывать. В качестве рабочей силы для погрузки песка с карьера использовали евреев из гетто. А местные жители должны были присылать подводы для транспортировки. Приехал и Михаил - съехал вниз, туда, где грузить песок должны были. И видит: с лопатой его любимая школьная учительница, классный руководитель Нина Абрамовна.
- Мысль у меня сразу: должен что-то придумать. Говорю ей, чтобы ложилась скорее в повозку, землей закидаю, вывезу отсюда. А она: "Мишенька, дорогой мой, я счастлива, что не ошиблась в тебе. Ты не только отличник, но и настоящий человек. Но не могу выполнить твое пожелание: видишь, там наверху дозорные. Увидят - оба мы жизнью поплатимся. Останусь со своими и разделю их участь". Отказалась. А потом ее и других расстреляли. До сих пор стоит у меня перед глазами картина: учительница, которую не смог спасти. А всего в гетто погибли более трех тысяч человек, - Михаил Николаевич переводит взгляд куда-то вдаль, словно в то страшное время. И признается, что было очень тяжело - еще и потому, что после успешных партизанских вылазок немцы начинали вымещать злобу на мирном населении. Дорогой ценой доставалась Победа.
В 1944 году Михаила взяли на фронт, он стал командиром минометного расчета в истребительном батальоне.
- После войны приехали в нашу воинскую часть - набирать на флот. Поскольку во мне жила военно-морская бацилла (несмотря на то что мой дед был лейб-гвардии гусаром и я увлекался в школе литературой о коннице Буденного), я - не без проблем, так как командование не хотело отпускать, - выбрал море, - поясняет бывший партизан, имеющий награды, в том числе два ордена Великой Отечественной войны II степени.
Но война нашла и на море. Михаил Мороз - участник боевого траления, то есть операции по разминированию. Море и осталось его судьбой навсегда.
Михаил Мороз дослужился до капитана I ранга. И даже когда окончательно "сошел на берег", работал в организациях, связанных с морем. Сегодня он - председатель региональной общественной организации ветеранов-подводников.
...Напоследок, показывая знаковые сувениры, Михаил Мороз добавил: "Видите, сувенир - подводная лодка, полученная к столетию подводного флота России в 2006 году. В 1906 году началась официальная история подводного флота - как самостоятельного класса кораблей. А первая металлическая подводная лодка была изготовлена еще в 1834 году по проекту Карла Андреевича Шильдера, обрусевшего немца из семьи помещиков Витебской губернии. В марте 1834 года подводная лодка прошла все испытания - последнее в присутствии императора, и по его распоряжению это событие было отмечено шикарным застольем и денежными премиями всем членам экипажа. Вот почему с мартовских дней 1834-го следует вести отсчет годовщинам подводного флота России. И разница в исчислении немалая - 72 года, то есть подводному флоту - почти 200 лет! Для кого-то это не имеет значения, а для меня - за державу обидно!