Об Александре Березневе я узнал случайно, привлекла стильная афиша на дверях Приморского отделения Союза художников. Внутри оказался просторный зал, увешанный необычными иконами - написаны темперой и золотом на старых досках и ставнях. Будто оказался в древнем деревянном храме, где сквозь смолу, сучки и все древесные пороки вдруг проступили святые лики. В другом зале совсем иного рода открытия. Абстракция вперемешку с наивом, с кондачка здесь не разберешься - нужно окончательно выключиться от мира за окном, чтобы понять березневское "Покаяние" или "Птицелова". Маяки он тоже пишет сакрально, и это понятно - они здесь как храмы, место спасения и притяжения, - чего стоит только вид на маяк Токаревского на фоне взвинченного моря!
Оказалось, что рифмующий маяки с иконами Березнев живет и работает в мужском Свято-Серафимовском монастыре, это на острове Русский, как здесь говорят - на краю света.
До места мы добирались больше часа, сначала оставили за собой приютившийся среди сопок город, потом проехали по километровому Русскому мосту, дальше в отражениях зеркал мелькали ржавые корабли и дорогие яхты, военные катера и заброшенные снарядные склады, и, конечно, береговые батареи - на острове когда-то строили самую большую морскую крепость в мире. От 34-го Восточно-Сибирского полка, прибывшего сюда в начале прошлого века, и ведет свою историю Свято-Серафимовский монастырь, единственный островной на всем Дальнем Востоке. А вот и его остроконечная кирпичная колокольня, как стрела она взметает из густого зеленого леса.
Нас встречает невысокий мужчина лет шестидесяти, в джинсах и просторной кофте, в аккуратных очках, он широко улыбается и протягивает для приветствия обе руки - это и есть Александр Березнев. Не монах, не трудник, не послушник, свободный художник в монастыре. "Вы хотя бы верующий?" А как же, снова улыбается он, меня крестили на моей родине, в эстонском городке Пярну, и процентов девяносто, что крестил Алексий II. Было время, когда Березнев жил в Африке, потом скитался по всему СССР, и наконец, прижился на Дальнем Востоке. Здесь-то и начал писать иконы, это было в 90-е, пока одни мечтали о новой жизни на Западе, другие - на Востоке.
"В этом монастыре я уже почти пятнадцать лет, пригласил настоятель, они спасают души, я спасаю доски. Однажды увидел в старой лодке сидушку с ликами, оказалось, что ее сделали из старой двери нашего храма, я выпилил ее, написал иконы. - вспоминает Александр.- А еще обожаю писать на ульях, у нас их много, их доски для меня самые живые, настолько они пропитаны энергетикой, воском, благоуханием".
Журналист "РГ" добрался до самого дальнего островного монастыря РоссииМы заходим в монастырский храм, освященный в честь Серафима Саровского, большую часть мозаик, икон и фресок здесь Александр создает вместе с настоятелем, игуменом Климентом (Кривоносовым), как оказалось профессиональным художником. Храмовый образ, ставший уже знаменитым, как раз его, игумена, единоличный шедевр. Среди леса медленно шагает старец Серафим с посохом, и лишь на секунду оборачивается, чтобы посмотреть на всех нас. Подобный психологизм и уже тем более столь сочную колористику можно встретить только в храмах, расписанных великими мастерами. Нестеровым, например.
- А чудеса у таких икон происходят? - спрашиваю я у Александра. И тут, вот вам крест, чудо случается со мной. В храм заходит главный художник обители, отец Климент. И меня будто вихрь подхватывает и уносит в 90-е годы, в родной Нижний Тагил, где сцена одного из дворцов культуры отдана на растерзание рок-музыкантам, один из них, лидер группы "Овод", любимец публики - он и талантлив, и красив, отдаленно похож на Христа.
- Батюшка, вы из Нижнего Тагила?!
- Откуда вы знаете?!
Все началось с увлечения духовной литературой, а потом Промысел - у православных не принято говорить "судьба" - совершенно неслучайно привел музыканта и выпускника тагильского худграфа Сергея Кривоносова во Владивосток. Некоторых поиски смысла жизни доводят до края земли.
"Первое время мы спали прямо в храме, да и храм был весь в руинах, и чего только с нами не происходило - можно свой Патерик написать, но все потихоньку восстанавливается", - рассказывает игумен. А помимо худграфа в монастырском устроении пригодилось и знание музыки - написал сочинения для хора. А что же гитара? Настоятель лишь скромно улыбается. Чуть позже в мастерской Александра Березнева я все-таки увижу шестиструнку. "Играете с батюшкой?". Снова кроткая улыбка в ответ. "На острове у каждого свои тайны".
Журналист "РГ" добрался до самого дальнего островного монастыря РоссииЗа те годы, что художники восстанавливают этот далекий от намоленных центров монастырь, им удалось многое, однако в планах превратить обитель в настоящий духовный форпост, чтобы молиться за Россию. Молиться есть кому, братия собирается со всей страны. Один, вспоминает Александр, приехал сюда на велосипеде аж с Украины.
- А как здесь вообще ощущается русскость? - спросил я у звонаря, который с колокольни созерцал ливень над Японским морем - погода здесь всегда рок-н-ролл.
- У нас тут рядом Гора Русская, это самая высокая точка острова Русский, почти триста метров над уровнем моря, мы туда ежегодно поднимаемся в День всех святых, в земле Русской просиявших. Вот где все ощущения!
На русскую высоту вызывается отвезти нас Александр Березнев, на своем внедорожнике художник лихо берет повороты и перелетает через ямы, отводит душу. И вот мы уже парим меж двумя заливами - Амурским и Уссурийским, по правую руку от нас начинается империя - там сияют маяки и мосты Владивостока, и все порты как на ладони, а слева простираются космические пейзажи с сопками, мысами, с хладнокровным морем, с сине-серебристым горизонтом. Здесь как нигде понятно, что Россия это, прежде всего, география, а уже потом история. Счастлив тот, кто за жизнь перехлестнет хотя бы пару страниц русского атласа.
Виды ВладивостокаИ если Владивосток это все-таки город прекрасных и влюбленных в свой край женщин, то Русский - это остров очень талантливых и сильных, но видавших и не такие виды мужчин. Все вместе они делают этот уголок земли невероятно гармоничным. И это повод доехать, долететь, дойти до этого начала страны хотя бы однажды.