Впрочем, она больше, чем "дополнение", должное оттенить эффектность императорской коллекции испанского искусства, разделенной между Эрмитажем и Пушкинским. Выставка предлагает захватывающее путешествие в "воображаемую Испанию" русского искусства, объединив работы из 20 музеев и 7 частных коллекций.
Изначально этот сюжет должен был появиться в финальном зале выставки "Испанская коллекция". Но объем найденного материала подтвердил, что Испания в России больше, чем Испания. Испанцы, от оперной Кармен до пушкинского Дон Жуана, от мужественного "Матадора" Петра Кончаловского до "Дон Кихота" Григория Козинцева, оказывались у нас желанными образами самоидентификации как минимум пару веков. "Я здесь Инезилья, я здесь под окном..." не напевал только ленивый. Неудивительно, что последовал иронический ответ Козьмы Пруткова: "Дайте мне мантилью; /Дайте мне гитару;/ Дайте Инезилью, /Кастаньетов пару. /Дайте руку верную, Два вершка булату,/ Ревность непомерную, / Чашку шоколату...".
Собственно, встречей романтического и иронического, элитарного и простонародного образов Испании и открывается выставка. Романтический образ явлен в портрете князя Николая Юсупова, который позировал в Риме Генриху Фюгеру в испанском плаще... За простодушное простонародье отвечают листы лубков XVIII века с "известием о двух чудах, морском и лесном, пойманных в Гишпании". Эти стилистические линии встречаются в стремительном рисунке Резо Габриадзе из серии "Пушкин в Испании". Поэт, которому Николай II не позволил выехать за границу, у Габриадзе играет на гитаре с Алонсо Безруким.
Впрочем, из всех испанцев главным для нас оказался идальго Дон Кихот Ламанчский. Пародия на рыцарский роман или трагедия высокой души - обе ипостаси последнего рыцаря и первого героя нового романа в России были востребованы. И, кажется, что именно двойная оптика этого романа, позволяющая соединить сатиру и трагедию, легкость шутки и "гибель всерьез", театр и жизнь, и определила контрасты и встречи героев на этой выставке. На акварели Валентина Серова идальго сидит на Росинанте, словно венецианский кондотьер в Итальянском дворике Пушкинского. А у Кукрыниксов Дон Кихот почти повторяет позу "Мыслителя" Родена: сидит, задумавшись, за столом - и впрямь философ, в чьих услугах не нуждаются. Зато в гуашах Веры Ермолаевой и идальго, и бородатый Санчо, плывущие в лодочке в сопровождении то ли рыбок, то ли бликов лунного света, выглядят совершенно героями из "Записок охотника".
А для Михаила Соколова Рыцарь Печального образа становится его alter ego: Соколов в 1943-м рисует себя в виде гордого испанца, с узкой бородкой, огненным взглядом и чеканным профилем. Это был последний год семилетнего лагерного срока художника в Сибири. "Испанский" автопортрет стал продолжением цикла рисунков "Воспоминания о старой Испании", которые помогали перенестись из холода и неволи в жаркий мир страстей и чести.
Среди раритетов - театральные эскизы костюмов к булгаковскому "Дон Кихоту", до его постановки в 1941 году театром им. Е. Вахтангова автор пьесы не дожил. Два "набора" нарядов для "Дамы-невидимки" по пьесе Кальдерона, которые для Второй студии МХТ делали Александра Экстер и Игнатий Нивинский, встретились впервые с 1925 года. Эскизы костюмов обоих художников были показаны в советском павильоне на выставке в Париже. Но костюмы для спектакля были созданы Ламановой только по эскизам Нивинского. Александра Экстер в этой истории надолго осталась "дамой-невидимкой". Не менее фантасмагорическая "испанская" история у Александра Шухаева. На выставке можно увидеть его эскизы костюмов для фильма "Кармен", поставленного в Париже в 1925 году, и эскизы декораций к спектаклю "Испанский священник" в Театре им. М. Горького в Магадане в 1945-м. Маршрут художника между Парижем и Магаданом включал не только Москву и Колыму, но и заезд в Испанию 1932 года.
Литературные, театральные, живописные образы на выставке ведут диалог с кинематографическими. Кадры съемки испанских детей, приехавших в СССР в 1930-х, соседствуют с рисунками переводчика, участника Гражданской войны в Испании Георгия Петрова. А образы ужасов войны в графике Сергея Эйзенштейна, задумывавшего фильм "Испания" после разгрома республиканцев, напомнят названием о Гойе, манерой - о "Гернике" Пикассо.
Диалог с Испанией Сервантеса и Пикассо, Федерико Гарсиа Лорки и Веласкеса стал частью традиции русской культуры. В "Зеркале" Тарковского появятся душераздирающие кадры Гражданской войны в Испании. Дон Кихот, герой фильма Козинцева, станет этическим камертоном оттепели. Франциско Инфанте-Арана, сын защитника Испанской республики, вместе с женой Нонной Горюновой приедет в Испанию в 1993-м, чтобы увидеть ее пейзажи через призму бесконечности и геометрии. Леонид Тишков создаст "Черную Луну" в память о стихах Гарсиа Лорки. А Валерий Кошляков воссоздаст инфанту Веласкеса из лент разноцветного скотча. Впрочем, кажется, что его инфанта столько же из скотча, сколько из света и любви, воображения и мечты. Словом, из того же материала, из которого строил свой мир Дон Кихот.