Режиссер соединил три эпизода из "Маленьких трагедий" с фрагментами из "Фауста" Гете и "Трагической истории жизни и смерти доктора Фауста" Кристофера Марло. А в финале добавил еще и пушкинскую сцену из "Фауста". Часть зрителей, как показывает практика, не замечают, что в основе действия лежит не одно классическое произведение, а многослойный "бутерброд". Но, по большому счету, вся мировая культура и есть этот "бутерброд"...
Неслучайно фоном для литературно-драматической композиции служат проекции, созданные нейросетью на основе гравюр Джованни Баттиста Пиранези. Итальянский археолог и художник XVIII века зарисовывал римские руины (в которых видел продолжение искусства древних египтян), а затем сочинял причудливые пейзажи, где античные памятники служили декорациями для жизни современных ему людей. Идею наслоения и переплетения культурных пластов теперь продолжает искусственный интеллект.
Обрамление спектакля подчеркивает театральность всего происходящего с героями: директор бродячей труппы отдает указания, артистки балета делают разминку, готовятся декорации. Комический актер (который вскоре перевоплотится в Мефистофеля) и Поэт (будущий Фауст) начинают развивать основные темы художественного исследования. А затем начинается собственно представление.
Одноактные пьесы Пушкина разыграют перед публикой в зале и одновременно - перед Фаустом. Он то и дело появляется на авансцене вместе с Мефистофелем, который через живые картины как бы просвещает своего визави ("Театр приехал на гастроль - повеселить тебя позволь!").
"Где мы - там ад", - приговор человеку звучит в самом начале. Зависть и жадность, чревоугодие и сладострастие, беспечность и желание овладеть всеми благами без усилий - да, увы, его природа не меняется. Вертится колесо времени, три мойры (те самые артистки балета) прядут и обрезают нити судьбы. Но только ли высшие силы определяют эту судьбу - или каждый кузнец своей "маленькой трагедии"?
Главные роли в "Моцарте и Сальери", "Скупом рыцаре" и "Пире во время чумы" исполняет все та же пара актеров. Фауст (Дамир Миркамилов) и Мефистофель (Юрий Смышников) как бы примеряют на себя те или иные жизненные обстоятельства, маски, личины. Это требует от артистов недюжинной сноровки, способности мгновенно переменить не только костюм, но и характер, пластику, мимику персонажа. Перевоплощение идет с переменным успехом. "Выпрыгивая" из задумчивого Фауста, Миркамилов уморительно изображает радость Альбера, наконец-то освободившегося от отцовского гнета: "Он умер, Боже. Ужасный век, ужасные сердца!". А в следующем акте, становясь ребячливым и капризным Моцартом, вдруг будто не знает, куда деть руки. Скряга Барон, в которого переодевается коварный Мефистофель, то удивляет точностью актерских наблюдений, то блистает теми же красками, какими Смышников уже нарисовал за свою карьеру массу неприятных персонажей.