Это, конечно, ретроспектива, но без интонации ностальгического ретро и вздохов о прошлом. Это ретроспектива, обращенная в будущее. Свидетельство тому - зал, отданный под открытую мастерскую на втором этаже. Здесь будет пространство мастер-классов. Здесь можно будет наблюдать за работой 90-летнего народного художника СССР и РФ, президента Российской академии художеств. И - работать рядом с ним. То, что одной из ключевых точек выставки стало рабочее пространство мастерской с мольбертом, на котором будут сменять друг друга произведения, которые сейчас пишет художник, - сильный жест.
Благодаря этому выставка разворачивается как дорога в мастерскую. Не на Олимп, а в главное для художника место, где он оказывается наедине с холстом и миром. Этот путь для Зураба Церетели начинается с учебы в Тбилисской академии художеств, там его учителями были Василий Шухаев, Иосиф Шарлемань, Уча Джапаридзе. Они помнили не только старый Тифлис, но и частные академии довоенного Парижа, выставки и журналы "Мира искусства", горячие диспуты дореволюционного Петербурга. Школа была хорошая, дававшая и академическую технику и кругозор. В ранних работах Церетели 1958-1960-х годов, написанных после окончания учебы в Академии, "суровый стиль" ранней советской оттепели встречается с наслаждением цветом и светом, отличавшим работы импрессионистов. К "суровому стилю" отсылали портреты юной высотницы и графичные силуэты подъемных кранов в переливающейся синеве неба. К французам - картина соревнований гребцов на байдарках на Куре (если бы не абрис горы вдали, реку с мостом над ней вполне можно было бы принять Сену) и "Бабушкин дом" с синими утренними тенями под сенью старого дерева. О Франции и "Стогах" Клода Моне напоминает ранний пейзаж "Имеретии". О ярком цвете фовистов - "Сбор урожая". В эти годы пост-ученичества Церетели, очевидно, стремительно проходит школу французов: от барбизонцев и импрессионистов до Сезанна и Матисса.
На этом фоне появление сюжетов "сурового стиля" может показаться данью "теме труда", ценимой в советской время. Но, похоже, важнее тут для Церетели была возможность поработать над фронтальной композицией. Он довольно быстро идет к первоисточникам искусства оттепели - художникам ОСТа, более поздним картинам Дейнеки. Так, почти декоративная пластика "Лыжников" явно цитирует одноименную работу Александра Дейнеки. Этот путь - к монументальным композициям и ярким живописным решениям - в итоге стал для Зураба Церетели магистральным.
На этом фоне решение показать карикатуры, которые молодой художник рисовал в 1959-1962 годах для сатирического грузинского журнала "Крокодил" ("Нианги"), может показаться неожиданным. Здесь Церетели предстает точным портретистом эпохи оттепели: простодушная интонация бытовых сценок соединена с кинематографической легкостью, тонко обрисованными типажами, и ясно продуманной композицией. Перед нами словно "кадры" легкой комедии, в которой нет обличительной интонации, зато вдоволь - юмора и симпатии к незадачливым героям. Подборка этих журналов в витрине вроде веселого интермеццо после живописной ковровой развески натюрмортов, букетов, портретов в большом зале музея. Нельзя не заметить, что выставка сделана с изяществом, вкусом и с желанием показать разнообразие творчества мэтра.
Большой живописный зал, где ни от импрессионизма, ни от сурового стиля уже не осталось ни следа, отсылает, конечно, к новому повороту в поисках 30-летнего художника. Решающим моментом в его самоопределении стала поездка в Париж в 1964 году и встреча с Пабло Пикассо и Марком Шагалом. Их работа с открытым цветом, приемы обобщения формы словно распахнули окно в новый мир - не столько в Париж и французское искусство, сколько к самому себе. Ковровая развеска в большом зале - это торжество цвета. "Солнце на палитре" - название одной из работ 1964 года, где краска вздымается рельефно, где солнце чувственно, словно желток на раскаленной небесной сковородке, где палитра с ослепительной мешаниной красок вдруг превращается в абстрактную композицию. Эта работа вполне могла бы быть эпиграфом к выставке. Живописный дар Церетели - чувственный, радостный. Цветы и натюрморты, даже те, которые могли бы выглядеть аскетично, вроде "портрета" веников, совка и ведра, адресуют не к тщете жизни, а к чистоте и порядку, помогающим в работе.
Среди неожиданных работ этого зала - "Футбол" (1963), где плоскость зеленого поля и плоскость листа выглядят синонимами, где контуры ворот, зданий, игроков - условны, словно схема или детский рисунок. Как ни странно, похоже, картина этой игры становится прологом к большим монументальным композициям.
Работа с глиной, эмалью, мозаикой, металлом выглядит поначалу как "производственная необходимость": в 1963 году Церетели становится старшим мастером оформительского цеха Тбилисского художественно-производственного комбината Художественного фонда Грузии.
Художник и производство - одна из интересных тем. В 1920-е художники, в том числе мирискусники и супрематисты, пришли на Ленинградский фарфоровый завод. В 1930-е художники работают для строящегося московского метро. Евгений Лансере - над мозаиками для станции метро "Комсомольская". Александр Дейнека создает мозаики для "Маяковской", получившей Гран-при на международной выставке в Нью-Йорке 1939 года. В 1960-е государство вновь становится заказчиком, который готов к художественным экспериментам. А Зураб Церетели оказывается героем, который принимает вызов. Он участвует в создании монументальных ансамблей для проектов курортного комплекса в Пицунде (1967), Мемориального центра В.И.Ленина в Ульяновске, где он делает яркую мозаику бассейна "Морской мир" (1970), фасада тбилисского Дворца культуры профсоюзов (1971). Монументальный модернизм советских 1970-х в его версии оказывается ярким синтезом традиций, техник, материалов. Мозаики и витражи, рельефные скульптуры, эмали - способом напомнить о восхитительной радости жизни, о ее ценности и разнообразии. В 1980 году Церетели назначен главным художником Олимпийских игр в Москве.
Путь от модернизма к "мифологическому реализму", где появляются фигуры новых героев, от античных аргонавтов, отправляющихся за Золотым руном, и Прометея, до Святого Георгия и Петра I, Зураб Церетели проходит вместе со страной. В 1990-е он участвует в восстановлении Храма Христа Спасителя, оформлении ансамбля Манежной площади, мемориального комплекса на Поклонной горе. Эти проекты, созданные уже академиком Церетели, президентом Академии художество России, представлены в фотографиях и лайтбоксах на третьем этаже.
А модели скульптур, как уже созданных, так и оставшихся в "малой форме", можно увидеть в "Скульптурном кабинете". Это название раздела определяет камерность показа. И - возможность рассмотреть скульптуры в деталях. Эта галерея героев, от Дмитрия Шостакович и Майи Плисецкой до монументального Петра I и Христофора Колумба, завораживает зрелищностью, словно сцена. Кабинетный формат показа представляет скульптуры как бы участниками таинственной мистериальной процессии. Древняя театральная природа скульптуры, не всегда очевидная в пространстве города, на выставке оживает вновь.
Но и в городе эта театральность композиций Церетели очевидна, скажем, в оформлении Манежной площади, Московского зоопарка. Художник словно предлагает зрителям вернуться к переживанию чуда жизни, мира как волшебной сказки. Это переживание, конечно, сродни непосредственности детской игры. О примитивах, детских игрушках напоминают мозаичные скульптуры лошадки и льва для зоопарка. Они расположились как раз в зале открытой мастерской. А декоративная майолика с цветами здесь же рифма к главному мотиву выставки - образу цветущего сада. Зураб Церетели назвал полушутя одну из своих живописных серий "Я садовником родился…". "Солнечный сад" и садовник, который его возделывает, ждут зрителей на Петровке, 25.