Как и большинство старинных балетов, "Коппелия" дошла до нас как гомеровский эпос: мы знаем легенду о ее создании, имеем россыпь исторических изображений, партитуру композитора, которую принял за эталон Чайковский при написании собственной балетной музыки, - и ни одного па от Артура Сен-Леона, которому пришла в голову идея превратить мистическую новеллу Гофмана "Песочный человек" в романтическую комедию. Это Сен-Леон, за спиной которого было три десятилетия постановочной работы, написал сценарий, нашпиговав его традиционными вальсами, чардашами, мазурками, галопами, аллегориями, переодеваниями и финальным свадебным дивертисментом.
Премьера "Коппелии" была триумфом балетмейстера, открывшим ему заветные двери Парижской оперы. Состоялась она в мае 1870 года, а в сентябре того же года 49-летний постановщик скоропостижно скончался. Позже спектакль обрел новую жизнь в Петербурге и Москве благодаря Мариусу Петипа и Александру Горскому, их версии легли в основу тех постановок, что дошли до наших дней и во всем мире считаются частью русского академического наследия.
Парадоксальное сочетание искрящейся музыки Делиба и многоплановой истории Гофмана обеспечили взрывной рост интереса к "Коппелии" в последние годы. Классическую петербургскую версию в прочтении Сергея Вихарева возобновил Большой театр, а в Михайловском старую московскую поставил Михаил Мессерер. Алексей Ратманский в театре Ла Скала переосмыслил старинный спектакль. А Жан-Кристоф Майо, руководитель Балета Монте-Карло, придумал спектакль "Coppel-I.A." на музыку Бертрана Майо, в котором кукла стала произведением искусственного интеллекта...
Александр Сергеев, выбирая для постановки "Коппелию", неизбежно становился частью этого энергичного взаимодействия с классическим балетом. Один из тех танцовщиков, с которым ассоциируется сегодняшний Мариинский театр, он и как хореограф существует в системе координат академического танца, но стремится найти для него более современную "аранжировку". Об этом свидетельствуют его наиболее удачные постановочные опыты: "Двенадцать" по мотивам Блока в родном Мариинском театре и абстрактные "Концертные танцы", поставленные в Ростове и недавно также переехавшие в Петербург.
В своей "Коппелии" Сергеев предсказуемо сохранил партитуру Делиба, которой этот балет обязан долгожительством, но перекомпоновал ее под собственное либретто. Фокус внимания в нем смещен с Франца и Сванильды, влюбленной пары, движущейся к свадьбе, на Коппелиуса - мастера кукол. У Сергеева из престарелого чудака он превратился в довольно молодого ученого и испытателя, пытающегося работать с новыми технологиями - антрактный занавес украшают проекции его длинных математических формул. А в центре сцены возведен аккуратненький особнячок - дом Коппелиуса: на первом этаже лавка, где он продает свои механические игрушки, второй этаж скрывает кукольную лабораторию. Коппелия - одна из армии одинаковых кукол, в которых хозяин пытается вдохнуть человеческую душу.
Мариинский театр вместе с хореографом настаивают на том, что их балет - "спектакль для семейного просмотра". Вероятно, это и объясняет его мобильность, грубоватость сюжетных склеек, розовую зефирность сценографии, поверх которой желтые, сиреневые, зеленые элементы вызывают ощущение разбросанных пирожных-макаронов, танцы плюшевых котят и чебурашкового медведя, отсылающие из детского сада прямиком в цирк. Сергеев, до этого не имевший дела с такими объемными партитурами, как "Коппелия", нашпиговывает ее не цитатами - прямолинейными и преимущественно необъяснимыми заимствованиями, в которых спотыкаются друг о друга французская аристократка принцесса Аврора из "Спящей красавицы" и персидская принцесса Ширин из "Легенды о любви", а Баланчин шлет приветы Ролану Пети. Художник спектакля Леонид Алексеев еще больше усиливает путаницу, соединяя эстетику "Шербурских зонтиков" с "Поющими под дождем" и "Стилягами".
К счастью, в этом самозваном конфитюренбурге Сергеева регулярно выхватывает из струй патоки Делиб. И тогда возникают живой задорный Чардаш и стильная Мазурка - массовые танцы горожан, в которых традиционные движения народных плясок пропущены сквозь фильтры современности. Или монологи Коппелиуса, в пластике которого (в этой роли хороши, каждый по-своему, Константин Зверев и Максим Зюзин) узнается Сергеев-танцовщик с его умением едва заметно смещать привычные акценты, заострять одни движения и придавать парадоксальную текучесть другим. Тогда и становится очевидным, что балет для семейного просмотра - это просто хороший балет. И плюшевый медведь ему совсем не нужен.