Производители той самой бронепленки для окон и витражей убеждают, что в момент взрыва она сдержит хрупкое стекло от разлета на коварные осколки. А мы убеждаем себя в том, что, покупая ее, делаем правильный шаг в попытке обезопасить себя среди вечных ракетных и прочих опасностей. И что же еще? Пресловутый "тревожный" рюкзак готов, но убран с глаз. Иначе добавляет той самой тревожности. Увесистый магнит держит на стенке холодильника письмо о том, как ухаживать за кошкой, если вдруг я сама не смогу. Даже не помню, когда я его написала: то ли перед выездом на место февральского теракта, то ли в марте, когда Белгород обстреливали каждый день… Помню только, что было холодно, слякотно и жутко, а написала - и стало спокойнее. Пауэрбанк заряжен, пятилитровки наполнены водой, дома есть запас консервов и круп. Так маниакально за всем этим я не следила никогда в жизни. Но и это не самое важное.
Бессчетное количество сценариев развития событий в эти дни мысленно пишется и пишется. Истории курских беженцев, с которыми произошло самое страшное на свете, помимо стойкого ощущения безграничной ярости против врага, вызывают и совсем забытое чувство прочной веры в людей и в себя. Когда встречаешь одни и те же семьи в курском храме, в магазине, в ПВР и на вокзале, когда их жизнь меняется на твоих глазах, и они доверительно делятся тем, как наладили быт на пустом месте и все же решили не ехать в санаторий в отпуск, билеты вот сдали… начинаешь понимать: совсем рядом пережившие ад на земле строят свою жизнь заново. Они не стали пасовать перед неизбежным, не переложили трусливо решение своих проблем на чужие плечи, и не скатились в апатию, оправдывая все это глубочайшей трагедией из возможных.
Они арендовали квартиру, купили нехитрую домашнюю утварь, кто-то устроился на работу, кто-то, "кооперируясь", решает переехать… Их слова: "А что ж нам, в ПВР гадать, какая каша будет на завтрак? Милостыней жить?" - обозначают самый острый страх активного человека и заставляют задуматься. О чем? Об ответственности за свою судьбу.
Больно ли людям, покинувшим свои города и села? Больно. И сорока дней не прошло с момента потери дома, а для многих - и близких. Страшно? Еще бы: над самим Курском ревет и гремит. Тревожно? Обидно? Горько? Лучше не спрашивать. А заняться своей жизнью и душевным состоянием. Как они.
Теперь, как никогда прежде, в моей повседневности нет наносной шелухи: неважных дел, чужих по духу людей, вынужденных улыбок, неясной суеты и неискренних бесед. Мир стал четче, его цвета - глубже. И люди вокруг меня - вместе со мной: поддерживают уверенной силой, глубокой мудростью и теплым словом. Но как же быть со страхом? Ведь опасность никуда не исчезла… Бояться, я думаю, можно. Струсить нельзя.