Она родилась в Барнауле. Окончив школу с золотой медалью, решила изучать химию в недавно открытом Новосибирском государственном университете. Девушку не испугал ни высокий конкурс (одиннадцать человек на место), ни отмена на приемных экзаменах льгот для медалистов. Ныне Ольга Ивановна Лаврик - академик РАН, доктор химических наук, профессор живет в Новосибирске и возглавляет лабораторию в Институте химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН.
Вы окончили Новосибирский госуниверситет в 1966 году и сразу взялись за любимое дело. В какие времена работалось легче всего?
Ольга Лаврик: Я шестидесятник по своему воспитанию и мироощущению. В то время создавались НГУ и Академгородок, и у нас всех было замечательное чувство самодостаточности в науке. Энтузиазм бил через край. Просыпаясь утром, думала, что скоро идти в лабораторию, и меня охватывало ощущение счастья. В Москве на работу надо добираться часами, терять уйму времени, а тут - прогулялась по дорожке через лес и вот ты уже в своем замечательном коллективе, где все трудятся сообща. Академгородок в нашей среде считался лучшим местом на мире, для того, чтобы делать науку. Наверное, такие чувства и мысли определялись тем, что наши университетские преподаватели и научные руководители - сами бывшие в то время молодыми исследователями - постоянно говорили о бесценности профессии ученого. Да, собственно, вся атмосфера Академгородка была пропитана этим чувством. Это была эпоха первых космических полетов и, соответственно, высочайшего авторитета науки в нашей стране.
Молекулярная биология в СССР, да и в мире в целом, находилась в начале своего развития. Фактически любой эксперимент или метод, который ты разрабатывал вместе со своими коллегами, являлся оригинальным, новым. Вот я тогда занималась ферментами биосинтеза белка - тема, которая активно развивалась в мировой науке. В нашей стране развитие молекулярной биологии по причине недавних гонений на генетику было сильно заторможено. Мы много читали научной литературы, проводились семинары. Мы понимали, что для научной работы и общения с коллегами из других стран надо учить английский. А поскольку в моей области научных интересов очень важные работы выполнялись во Франции, то я еще начала штудировать французский.
Чем отличается научная работа тогда и сейчас? Современные студенты и молодые ученые в большей степени индивидуалисты. Моим учителем и научным руководителем был академик Дмитрий Георгиевич Кнорре, который стоял у истоков исследований в области молекулярной биологии в Академгородке. Но когда я начинала работу, в руководимой им лаборатории, помочь мне в первых экспериментах было интересно всем в лаборатории. Там трудились замечательные ученые. Кстати, ядро нынешнего ГНЦ "Вектор" было организовано сотрудниками этой лаборатории.
Какие времена переживает наша наука сейчас?
Ольга Лаврик: Вопрос очень сложный. Смотря о каких направлениях идет речь. Для фундаментальных исследований условия непростые. Боюсь, нас ожидают либо такие же времена, как в девяностые годы, либо еще более сложные. В девяностые у нас существовала поддержка грантами со стороны европейских лабораторий. Американцы, кстати, проводили другую политику - либо меня лично приглашали переехать к ним насовсем, либо моих сотрудников. Долгосрочные проекты межлабораторного сотрудничества их не привлекали. Так или иначе, работая в девяностые годы в разных лабораториях и контактируя с разноплановыми учеными, я получила важнейший опыт. Было очень интересно узнать, как все организовано в ведущих центрах за рубежом, поработать в разных научных школах. И это же очень важно - дать молодому ученому возможность пройти стажировку в зарубежных научных центрах, чтобы, вернувшись в Россию, он трудился на принципиально новом уровне.
Что вы думаете по поводу очевидного крена бюджетного финансирования в пользу прикладных исследований?
Ольга Лаврик: РНФ тридцать процентов своего бюджета делегировал на проекты прикладного характера с участием компаний. А ведь это единственный фонд в стране, финансирующий фундаментальные исследования. Если вы отдаете треть своего бюджета компаниям, то нетрудно догадаться, что будет дальше. Финансирование науки на базе одной структуры обязательно подкосит фундаментальные исследования, страна опять потеряет мозги, и прикладные исследования будут вынуждены ориентироваться на зарубежные достижения.
Ольга Ивановна, вы прекрасно выглядите, намного моложе паспортных лет. Видимо, синтезировали в своей лаборатории чудодейственный молодильный напиток. Откроете секрет?
Ольга Лаврик: Спасибо. Главное, что мне нравится моя работа. Несмотря на все рассказанные выше сложности. Меня очень радует, когда у нас в лаборатории достигается абсолютно новый прорывной результат. Я посвящаю работе очень много времени. Можно сказать, живу в лаборатории. Спасибо, семья поддерживает. Впрочем, муж старается вовлечь в постоянную двигательную активность. Он - доктор химических наук, но при этом всегда занимался спортом. Люблю танцевать с ним бальные танцы. Хотя это громко сказано, потому что я тренируюсь мало из-за постоянной работы и академических обязанностей.
В Академгородке есть танцевальные клубы. Это всегда у нас было популярно, еще с семидесятых годов. Недавно Союз выпускников НГУ организовал клуб бального танца. Меня там попросили быть президентом, хотя танцую я, наверное, не так замечательно, как лучшие танцоры клуба. Другой сильный заряд энергии дают путешествия, возможность посмотреть на мир и отвлечься. Давно заметила, что при перемене занятий идеи лучше приходят в голову.
Вы прочли крайне интересную лекцию о проблематике лечения онкозаболеваний. В Горном Алтае от одной из известных врачевательниц я слышал мнение, что рак - это вообще болезнь неземного происхождения, слишком необычная и невероятно коварная...
Ольга Лаврик: Что я могу на это сказать... Сейчас становится все более ясным, что негативный стресс, который ввергает человека в депрессию, часто заканчивается онкологическим заболеванием. Что делают шаманы, когда к ним попадает онкобольной? Они снимают с него негатив. И это, наверное, очень важно. Конечно, раком болеют молодые люди и даже дети, однако по статистике рак чаще всего возникает в старшем возрасте. Возникает потому, что перестают работать эффективно системы репарации ДНК, накапливаются мутации и падает энергетический баланс клетки в борьбе с этими нарушениями.
К сожалению, организм человека так устроен, что бессмертие невозможно. И главное - продлить время его здоровой жизни. Но - скажу предельно упрощенно - регуляция работы систем организма устроена так, что в молодом возрасте регуляторы должны работать эффективно, а в пожилом возрасте их эффективность все-таки снижается, и это приводит к угасанию жизненной активности. Интересно, что механизмы нейродегенерации регулируются в организме человека теми же реакциями, что и механизмы репарации ДНК. По крайней мере, все это взаимосвязано.
Среди поколения шестидесятников были замечательные писатели-фантасты братья Аркадий и Борис Стругацкие. Самый оптимистичный, жизнеутверждающий цикл их произведений связан с таким понятием, как "Полдень, ХХII век" - время светлого будущего человечества. Вы сейчас верите, что в следующем веке так и будет?
Ольга Лаврик: Понимаете, в то время, когда Стругацкие писали повести и романы этого цикла, мы все жили этой мечтой. И это было замечательно. Правда, жизненные обстоятельства всегда таковы, что оптимизм зачастую угасает. Но у человека все равно должна быть мечта, надежда. Ради этого можно жить и творить. Мне очень приятно, что и в нашей современной очень жесткой жизни остаются мечтатели. И я думаю, стремление человека к красоте - в культуре, науке, искусстве - не погибнет.
Что бы вы пожелали молодым ученым?
Ольга Лаврик: Найти самого себя - очень непростая задача в молодости. Мне вот очень повезло в этом отношении. Если кто-то из молодых людей найдет себя в науке, это будет отличным занятием в жизни. Наука, как и любое творчество, вдохновляет, поднимает над повседневностью.