Свою книгу, вышедшую в АСТ, Дмитрий впервые увидел за несколько минут до того, как ее назвали лучшей в первом сезоне нацпремии "Слово". Но дождаться, когда она окажется на прилавках - не смог. Торопился на фронт. Единственное что он успел - перед тем, как сесть в машину и умчаться по дороге "Дон" к своим, - дать интервью "Российской газете".
Дмитрий, давайте для начала напомним читателям, что "Собиратели тишины" - далеко не первая ваша книжка, а СВО - не первый ваш боевой опыт…
Дмитрий Филиппов: Да, это так. Я принимал участие в контртеррористической операции на территории Чеченской республики, служил там старшим сапером. И хотя еще в детстве знал, что буду писателем, просто знал и все, - только после Чечни я всерьез решил заняться прозой. Потому что любая война требует художественного осмысления. Тогда, в частности, я написал повесть "Билет в Катманду". При этом я никогда не считал себя исключительно военным писателем, и даже сознательно старался уйти от этого клише, хотя жизнь упорно возвращала меня к этой стезе. Сначала поступило предложение от издательства "Молодая гвардия" написать книгу в серии ЖЗЛ о героях битвы за Ленинград, потом началась специальная военная операция…
В мирное время вы тоже служили. Чиновником. Что дал вам этот опыт?
Дмитрий Филиппов: Получилось так, что после армии я работал в Доме молодежи в Петербурге, там меня заметили и взяли на госслужбу. Это каторжный труд. И очень неблагодарный. Потому что если у человека все хорошо, он о чиновнике даже не вспоминает. Но если где-то что-то не так - все, пиши пропало, ты тут же становишься мишенью, на тебя пишут жалобы, доносы, обращения в прокуратуру.
Все мои коллеги были настоящими трудягами, никто не жалел себя ради других. Это в чем-то похоже на то, что я увидел на фронте: служение своей стране не за звания и не за награды.
Давайте здесь уточним - на фронт вы ушли как чиновник или как писатель? Согласитесь, ситуации, да и мотивы, разные.
Дмитрий Филиппов: Сегодня в литературном мире идет разговор о двух писательских позициях. С одной стороны, есть писатели, которые живут в башне из слоновой кости и расчёсывают свои собственные психологические травмы. Вторая позиция - когда писатель в миру, живёт в обществе, во времени, в историческом контексте… И всё это на него влияет. Мне ближе именно эта позиция.
Есть и другой момент. Русский писатель, на мой взгляд, всей жизнью должен отвечать за свои слова. Только тогда они будут иметь вес. Если ты пишешь и говоришь, что любишь Родину, значит, должен быть готов эту Родину защитить. До войны многие рвали на себе тельняшки, сидя в кафе и в ресторанах: да если будет надо, мы до Берлина снова дойдем, да если вдруг скажут, что война, мы первыми прибежим в военкомат! Были же такие разговоры? Были. При этом где-то в подсознании все равно держалась мысль - ну какая война в XXI веке, никогда Родина уже не позовет, ну что вы! А она взяла и позвала. И каждый остался перед сложным выбором один на один.
Я как русский человек, как русский писатель, как гражданин своей страны понял, что не смогу смотреть на себя в зеркало по утрам, если останусь дома. Мне будет стыдно размахивать триколором на патриотических концертах, пока мои ровесники воюют. Я попросил свое руководство снять с меня бронь, которая полагается госслужащим, и отправился в военкомат.
Главный герой вашего романа - тоже чиновник. И он тоже уходит на СВО и оказывается среди участников штурма Авдеевки. Не будет спойлером, если скажу, что в книге подробно описана эта операция, в том числе в ней говорится о той самой легендарной дренажной трубе, по которой наши штурмовики зашли в тыл противника. Вы сами по этой трубе прорывались?
Дмитрий Филиппов: Нет, но мои товарищи по ней прорывались. Я в это время работал с группой БПЛА, делал боеприпасы для дронов-камикадзе, чтобы поддерживать наших штурмовиков с воздуха, мы атаковали промзону и базу отдыха Царская Охота, которую боевики превратили в крепость. Это южный фланг Авдеевки. Бои были тяжелейшие, лютые. И там, пожалуй, я впервые увидел то, что в общем сознании называется войной.
Поэтому, когда я на вручении премии "Слово" говорил журналистам, что единственное, о чем я в тот момент думал, - это как бы успеть дописать книгу, - я не лукавил. Так оно и было.
Были случаи, когда казалось, что не допишете?
Дмитрий Филиппов: Мы работали на Авдеевской промзоне с товарищем, позывной Калина. У нас была задача дистанционно из гранатомётов заминировать пути ротации противника. А чтобы вы понимали, промка в тот момент была как аппендицит, который вклинивался в оборону противника. Впереди враг, справа и слева - тоже враг. И они всё круглосуточно контролировали - как только какое-то движение замечали, сразу же туда начинали лететь мины, дроны…
Мы с Калиной выполнили задачу и уже возвращались к своим, естественно - бегом, до безопасной зоны нам оставалось, наверное, метров 150-200… Но где-то на середине пути нас поймал дрон-камикадзе. Стало понятно - кто-то из нас до своих не добежит.
И Калина ушёл с тропы, пропуская меня вперёд.
Взрыв раздался где-то в трёх-четырёх метрах от меня, я упал, и, падая, видел, как Калина погиб. Дрон сработал четко по нему.
Он был настоящим русским богатырем. Здоровый, бородатый, добрейший, искренний, честный, справедливый. Он и погиб как богатырь - положив жизнь свою за други своя.
Я с вами сейчас разговариваю благодаря Калине. И благодаря Калине я дописал свою книгу.
Но, кажется, истории о Калине в книге нет…
Дмитрий Филиппов: О нем будет отдельная повесть. Написать о нем в книге я просто не смог, все было еще очень рядом. До сих пор, как начинаю об этом думать, у меня комок в горле. Еще не пережилось, не улеглось.
И все же в моей голове пока не укладывается - как среди ада войны вы смогли написать целую книгу. Причем такую правдивую.
Дмитрий Филиппов: На самом деле, часть книги уже была написана до СВО, и главный герой, чиновник, который координирует работу поисковых отрядов, был придуман еще тогда. И описания боев Великой Отечественной войны - тоже родились тогда, я специально восстанавливал некоторые сражения по архивным документам, это была большая работа. Например, восстановил по часам один из эпизодов сражения за Пулковские высоты.
Но дописать книгу не успел - началась СВО. А уже на фронте начали появляться зарисовки, очерки, потом - рассказы. Даже стихи пошли, хотя стихов я никогда не писал. И в какой-то момент я понял, что все это складывается в одну линию, где есть один герой, прошедший огонь и воду, где есть мостик между Великой Отечественной и спецоперацией… Где есть истории моих фронтовых товарищей. Стало понятно - это одна книга. И вот когда это стало понятно, начался штурм Авдеевки…
Многие критики уже назвали вас продолжателем "лейтенантской прозы", согласны?
Дмитрий Филиппов: Литературные "лейтенанты" заявили о себе не во время войны, а лет через пять-десять после Победы. Их новизна и сила была в том, что они о войне писали правдиво, искренне, с болью от пережитого, но и с гордостью за русского солдата. Сейчас другое время - вся информация с фронта в деталях передается в режиме онлайн через мессенджеры. У читателя сегодня нет информационного голода, но есть голод по художественному осмыслению событий.
Я точно не говорил себе - сяду-ка я, напишу книгу в духе лейтенантской прозы. Все это не так работает. Ты пишешь, как слышишь, как дышишь.
Собиратели тишины - это образ? О ком идет речь?
Дмитрий Филиппов: У нас в роте была любимая фраза: "Сапёры любят тишину". Считается, что сапер хорошо отработал тогда, когда его никто не заметил, когда вокруг него сохранилась тишина. Мы с моими товарищами собирали эту тишину своими руками. Смертельно опасную тишину. Наверное, так можно расшифровать название романа.
Вы приехали в Москву прямо с передовой, провели в мирной тишине несколько дней. Это та самая тишина, ради которой вы сражаетесь на фронте?
Дмитрий Филиппов: Это очень важный вопрос, над которым я сам много думал в эти дни. С одной стороны, мы воюем там для того, чтобы здесь всё было спокойно и хорошо. Мы рискуем там жизнями, чтобы здесь наши семьи, наши дети, наши друзья и соседи жили спокойно.
С другой стороны, солдату очень важно знать, что за его спиной стоит страна. Что там, в тылу, очень многие люди плетут сети, вяжут носки, молятся, переживают. Это дает силу солдату.
И да, очень многие и молятся, и сети плетут. Но хотелось бы, чтобы вовлечено в это было еще больше людей.
Еще в эти дни вспоминал строки из "Реквиема" Анны Ахматовой: "Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был".
Мы на фронте ждем поддержки от нашей культуры. Подвижки к этому есть. Та же Национальная литературная премия "Слово" - огромный прорыв в нашей литературной действительности.
Избранные стихотворения Дмитрия Филиппова с фронта
***
- Ты мне пишешь, что выпал снег,
- Бахромою укутав сосны…
- Драгоценный мой человек!
- Необъятный мой свет, мой космос!
- А на улице… Вот бедлам!
- И снежки, и замерзшие слезы.
- По волшебным спешат делам
- Захмелевшие дедморозы.
- Ты мне пишешь, что каждую ночь
- Просишь Бога явить нам милость.
- Что взрослеет без папы дочь,
- Что тебе наша свадьба снилась.
- Пусть зима и метели пусть,
- Пусть молитвенник в изголовье.
- Отвечаю, что я вернусь.
- Я живой! Из Донецка с любовью!
11.02.2023
Под Авдеевкой
- "Мы умрем под Авдосом", - сказал мне на выходе смежник,
- Поглядев немигающим взглядом и руку подав.
- Будет солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,
- И положит мне лапы на плечи век-волкодав.
- Позывные оставшихся в поле у "Царской охоты"
- Утекают сквозь пальцы, но память хранит имена.
- Я не сплю по ночам и часто курю отчего-то.
- Я пока еще жив. Я пока еще жив. Я пока…
- Как побитые птицы - идут, ковыляют по роте
- Те, с кем раньше шутил, собирая нехитрый багаж.
- Я и сам, как подранок, кричу, кувыркаюсь в полёте,
- Я как дрон-камикадзе, пикирую к "Царской охоте",
- Чтоб на бреющем врезаться точно в немецкий блиндаж.
- Нас не надо жалеть, у военных другие замашки.
- Человек выживает не хлебом и страхом одним.
- Мне всю жизнь будут сниться Туманы, Мосты, Чебурашка
- И пропитанный смертью, горящий в огне Коксохим.
- Пацаны из Москвы, Ленинграда, Донецка, Ростова
- Навалились на стену всей мощью натруженных плеч,
- Чтоб в осенней степи растворилась увядшая мова,
- Чтоб в Авдеевке вновь зазвучала русская речь.
- "Мы умрём под Авдосом, - сказал мне на выходе смежник. -
- Или выживем. Тут как получится. Надо суметь".
- Этой ночью мне снился убийственно белый подснежник
- И буграми заросшая, дикая дивная степь.
03.11.2023
Снег
- Сегодня снег, а значит, выходной,
- И спят в коробке дроны-камикадзе.
- И значит, враг останется живой,
- Успеет написать письмо домой
- С коротким и безрадостным рассказом
- О том, что с неба валит мокрый снег
- И засыпает тропы и траншеи.
- И пишет, пишет бедный человек,
- О том, что жуткий двадцать первый век
- Обвился синим скотчем вокруг шеи.
- А завтра с первым солнечным лучом
- Проснутся "птицы" после снежной ночи.
- И полетят на запад. А потом
- Найдут блиндаж, где человек с письмом
- К себе их манит ярко-синим скотчем.
- И человек, скорей всего, умрёт.
- Умрёт письмо в изношенной разгрузке.
- Всё будет так, а не наоборот.
- И всё же… Пусть подольше снег идёт.
- Пушистый. Мягкий. Милосердный. Русский.
09.02.2024
Русская женщина
- На мужчину в форме смотрит тепло и ласково,
- Не сестра, не жена, не невеста и не любовница, -
- Она ищет на карте Нетайлово и Уманское
- И молится, каждую ночь истово молится:
- "Золотые мои, мы укрыты за вашими спинами!
- Наши братья, отцы, мужья и родные дети…
- Господи, сохрани их всех, всех до единого!"
- …А утром опять уходит плести масксети.
- Понимает, что всех до единого не получится,
- Покупает на рынке малину или смородину.
- Не жена, не сестра, не невеста и не разлучница.
- Просто женщина. Просто русская. Просто Родина.
- И вернувшись домой живым (так судьбой завещано),
- Буду твёрдо знать, что досталась мне эта милость,
- Потому что в далёком селе русская женщина
- Очень искренне за меня молилась.
25.05.2024
ЖЕНЕ
- Да я то что, я жив-здоров вполне.
- Воюем, бьём фашистов, как и прежде.
- Поставьте памятник моей жене,
- Что год уже живёт одной надеждой.
- Что вопреки всему - честна, верна,
- Ревёт в подушку тёмными ночами.
- Живёт в тылу солдатская жена,
- И каждый день воюет вместе с нами.
02.01.2024
Из романа Дмитрия Филиппова "СОБИРАТЕЛИ ТИШИНЫ" (издательство "АСТ")
Марина
Здание подготовили к подрыву за два часа. Уложили заряды из мин ТМ-62 по углам и несущим стенам, соединили в цепь, кинули магистральную линию в подвал, проверили подрывную машинку. Всего тридцать мин в зарядах. Страшная сила. Два дня назад в пятиэтажку прилетела ракета, предположительно HARM, сложились два нижних этажа. Чтобы не допустить дальнейшего обрушения, командование приняло решение снести ещё три верхних. Пока укладывали заряды - пробежались по квартирам.
...Когда-то здесь жили работники, обслуживающие железную дорогу: машинисты, диспетчеры, ремонтники… В стенах зияли чёрные, ощерившиеся битым кирпичом дыры.
В разбитых квартирах ещё сохранилась мебель: шкафы, кровати, секретеры, даже холодильники. Впрочем, всё было посечено осколками. Командир рассеянно скользил взглядом, потом оживился, в глазах его потеплело.
- Смотри, Кирюха…
Со стены на них глядел портрет молодой девушки, написанный цветными карандашами или мелками. Длинные русые волосы, тонкие черты лица, взгляд синих глаз прямой и чистый. Видно было, что хозяева уезжали в спешке, взяв только самое необходимое. Портрет оставили, надеясь когда-нибудь вернуться.
Девушка была милой и улыбалась бойцам будто из другой жизни.
- Давай в роту возьмём.
- Зачем?
- А зачем он здесь? Сейчас подорвём всё…, и ничего не будет. Жалко. Красивый.
Вожак снял портрет со стены, и бойцы забрали его с собой. Вечером повесили в роте, в коридоре. И в этом желании сохранить что-то из той, прошлой жизни, таилась вся суть их громкой работы. Жест надежды. Желание победить смерть.
- Как думаешь, она жива? - спросил Вожак у Спрута в роте.
- Не знаю. Надеюсь, что да.
- Даже если она сейчас в Киеве?
- Даже если так.
Парни помолчали.
- Давай дадим ей имя, - предложил Вожак.
- Давай. Мне кажется, её зовут Лика.
- А я думаю, Марина.
- Почему Марина?
- А почему Лика?
- Ну, ей подходит это имя.
- Марина тоже подходит.
- Ну, пусть будет Марина.
Теперь Марина провожает роту на выезды, улыбается и поддерживает светлым взглядом: всё будет хорошо, вы вернётесь, парни. И они возвращаются. Усталые, грязные, проходят мимо портрета. И Марина снова смотрит на них и улыбается: вот видите, я же говорила!
Да, Марина, ты говорила. Всё будет хорошо, девочка… Милая…