За ночь крепко подморозило. Под холодным светом луны заснеженные хребты выглядели зловеще. Я посмотрел вниз, в долину, откуда мы пришли вчера. Защемило сердце. Там, совсем недалеко, в двух-трех часах ходьбы, мерцали электрические огни нашего советского поселка. Совсем недалеко... Там была наша погранзастава, там было тепло, уютно и безопасно. Там был дом. Он был совсем рядом, каких-то два часа ходьбы.
"Еще не поздно, - сказал я сам себе. - Утром ты придумаешь причину, по которой твое дальнейшее путешествие становится невозможным. Ты извинишься перед спутниками, попрощаешься с ними и уйдешь вниз. В долину. Домой. Тебе хватит. Остановись. Твоя совесть чиста. Ты уже вдоволь наискушал судьбу. Твой лимит исчерпан. Если ты продолжишь этот путь, то уже никогда не увидишь своего дома".
Я опять взглянул вниз, в долину, где мерцали огни, и с неохотой вернулся в наше убогое жилище. Пробравшись в свой угол, сел на спальник, прислонился к холодной стене. Спать я боялся. Вдруг опять кто-то схватит за горло. Я сидел с открытыми глазами и тихо паниковал. "Даже если тебя не убьют, то сердце не выдержит этих гор, этой безумной высоты. Видишь, ты едва ступил на эту тропу, а уже чуть не сдох".
Ближе к полуночи из другого угла послышался гортанный голос моего спутника, британского журналиста Рори Пека:
- Что, Владимир, не спится? Я тоже не могу спать. Но ты не волнуйся, это акклиматизация.
А следом и другой британец, Питер, дал о себе знать:
- И я не сплю. Обычное дело для такой высоты. Завтра все придет в норму.
Не знаю, почувствовали они мое смятение или им тоже было не по себе. А меня все не покидали тревожные мысли. Много ли снега на перевалах? Не перехватили ли сообщение о нашем маршруте головорезы из ваххабитских формирований? И снова - выдержит ли сердце? Из головы все никак не выходили такие родные огоньки, мерцавшие совсем недалеко.
Потом наступил день. И тревожное настроение рассеялось, как рассеялась тьма. Нет, обратного пути не было.
Так начинался наш поход по территории Афганистана, контролируемой моджахедами, я уже рассказывал немного о нем в своих предыдущих публикациях под этой рубрикой. Декабрь, 1991 года, Памир, мы идем, чтобы отыскать советских пленных и попытаться освободить их. Рори и Питер - посредники, они не раз были здесь, их знают местные полевые командиры, они - моя зыбкая гарантия безопасности и моя надежда на успех всего этого предприятия.
Там, в ходе нашего долгого путешествия по заснеженным горам, было много всего - подробно я потом описал это в своей книге под названием "Рыжий". А сейчас - о страхе.
Молодые журналисты и студенты журфаков меня часто спрашивали: было ли вам страшно? Тогда, на Памире, и прежде - на афганской войне. Вопрос из категории странных. Потому что только дурак или сумасшедший не знает страха.
Мы уже прошли по горам добрую половину пути, вполне освоились и обрели уверенность, когда случилось это небольшое происшествие. В тот день решили одолеть не менее тридцати километров. Рори сказал, что горы здесь пожиже, маршрут будет пролегать в основном по ущельям, перевалы невысокие, словом, нацелил нас на рекорд. Они с Питером и рванули сразу так, что я далеко отстал. А две наши лошади с поклажей и проводники из местных жителей так же далеко отстали от меня. Это было странно: обычно караван, наоборот, уходил вперед, причем чем круче были горы, тем легче шагали и лошадки, и аборигены-проводники.
Где-то к полудню я потерял из виду всех своих спутников. Ну и что? Тропа была одна, заблудиться я не боялся. Брел себе потихоньку по камням, тяжело переставляя ноги. К счастью, зона снегов осталась позади. Да и погода стала налаживаться, даже солнце изредка выглядывало из-за туч.
Кажется, самые глухие места мы уже миновали. Все чаще стали попадаться небольшие горные кишлаки, а на тропе я встречал идущих навстречу крестьян с осликами на поводу. Я спрашивал их на фарси:
- Ду нафар инглиси наздикаст? Два англичанина близко?
- Наздикаст, - радостно кивали крестьяне и показывали вперед - туда, где за поворотом скрылись мои спутники.
Ну и хорошо. Я шел себе и шел. Кишлак за кишлаком. Поворот за поворотом. Вниз по долине.
- Ду нафар инглиси наздикаст?
Стоп! Мой вопрос, заданный очередному таджику, явно поставил его в тупик. Какие-такие англичане? Не видел он никаких англичан. И вообще никого впереди не встречал. Странно... Почесал я в затылке, а куда деваться? Тропа-то вроде одна. Надо идти вперед. Где-нибудь да наткнусь на своих товарищей.
Уже и полдень прошел. Вдруг ко мне прицепился какой-то мальчишка лет двенадцати. Очень любопытный. Идет рядом и спрашивает, кто я да куда иду? Кто я? Известно кто - финский журналист. "Хабарнегоре" - так на фарси будет "корреспондент". А куда иду? Тоже скрывать нечего - иду в провинцию Тахар, конкретно в Кишм. И со мной еще "ду нафар инглиси".
Мальчик после этих слов очень возбудился, стал хватать меня за рукав:
- В Тахар не эта дорога. Назад надо. Далеко назад. А потом через реку направо и на перевал.
Как назад? Как направо? Неужели я отшагал лишних пять-шесть километров в сторону и теперь столько же надо отмотать обратно, да еще и догонять своих? Боже мой! И где теперь эти британские снобы? Я вдруг почувствовал страшное одиночество. Вокруг не было никого, кто мог бы мне помочь. Один, совсем один. И пацан куда-то пропал так же внезапно, как и появился. Куда идти? Где поворачивать направо? Как переправляться через ледяную горную реку? И что ждет меня за этой рекой? Честно сказать, я был близок к отчаянию.
Пошел назад, проклиная своих спутников и себя самого. Через полчаса, когда страх уже почти парализовал меня, счел за лучшее остановиться, сесть на камень, собраться с духом. Я уже почти успокоился, решив, что судьба просто-напросто подкинула мне очередное испытание, ничего, выкрутимся, и не такое бывало. Как вдруг...
Из-за скалы, неслышно ступая, вышел молодой моджахед с автоматом в руках и направился прямо ко мне.
Вот так наши ребята и попадали в плен, подумал я. Дело, кажется, принимало плохой оборот.
Моджахед подошел ко мне вплотную, нехотя кивнул на мое "Салам алейкум", жестом предложил следовать впереди него. И снял с плеча автомат. Я пытался с ним заговорить, но он только плечами пожимал: дескать, не понимаю. Мы шли назад, уже знакомой мне тропой. Вброд одолели ледяную горную речку - пришлось разуться и босиком ступить в холодный поток. Поднялись на пригорок, вошли в большой богатый кишлак. Возле дома, который, судя по привязанным рядом ослам и лошадям, служил караван-сараем, мой провожатый велел мне остановиться. И - о, счастье! - я почти сразу заметил у привязи знакомых пегих лошадок с навьюченным на них нашим грузом. Значит, проводники здесь. А тут и Рори вышел наружу: "Привет, Владимир! Где тебя носит? А мы уже и чаю попили". Но увидев выражение моего лица, замолчал. И правильно сделал. Я с трудом удержался от того, чтобы не ударить его.
Вошел в караван-сарай, сел, скрестив ноги, на пол, где было накрыто привычное угощение, молча набросился на еду. Мне показалось, что сидевший рядом Питер чувствовал себя виноватым. Он то и дело подливал мне чай и приветливо улыбался, хотя обычно его лицо не выражало никаких эмоций.
Я пил чай, заедая его лепешками, постепенно ко мне возвращались силы и хорошее настроение. Ну, подумаешь, заблудился... Все ведь кончилось нормально. Страх снова накрыл меня уже потом, когда мы благополучно вернулись в Москву и когда азарт, кураж остались в прошлом, а теперь пришло трезвое понимание той опасности, которая была. Но прошла стороной.