Валерий Владимирович, классика неприкосновенна, или все-таки художник в новые времена имеет вольные возможности?
Валерий Фокин: С классикой можно делать все что угодно, но лишь при одном условии - и условие это трудное. Необходимо во что бы то ни стало сохранить корневой смысл. А это очень тяжело. Во-первых, не все понимают, в чем, собственно, смысл. Во-вторых, как его сохранить? Я всегда говорю, что на коленях перед классикой стоять нельзя, но и прыгать на ее могиле - тоже. Но где эта середина? Ее надо поймать, это и значит - сохранить зерно, дух. А все остальное, в том числе форма, воля ваша.
Недавно учителя одной из уральских школ подняли волну споров: сейчас старшеклассник не силах прочитать четыре тома "Войны и мира". Разные адаптации, краткие пересказы, даже комиксы по мотивам школьной программы его спасают. Как вы думаете, если выпускник не читал "Евгения Онегина" или тот же роман "Война и мир", ему можно давать аттестат зрелости?
Валерий Фокин: Ну, аттестат зрелости можно дать и тому, кто вообще ничего не читал. Человек, который не знаком с высокой литературой, если он ее не почувствовал, - многим обделен в жизни. Ведь с возрастом какие-то произведения, которые ты пропускал или недолюбливал, вдруг для тебя становятся главными. Конечно, все изменилось - язык, технологии. Я с удивлением наблюдаю, как четырехлетний ребенок с гаджетами не просто на "ты", а мгновенно шарашит такие вещи! С одной стороны, это потрясающе, но с другой - как приучить к тому, чтобы этот навык не перекрыл все остальное? Ту же любовь к чтению, например. Учителю сегодня надо делать невозможное: увлечь детей, пусть через те же технологии, - их уже нельзя отменить, это наша сегодняшняя жизнь. Вот в этом, на мой взгляд, проблема образования. А не в том, что надо что-то сократить, что-то вообще выкинуть...
У вас особое отношение к творчеству Гоголя - он проходит через всю вашу режиссерскую биографию. Стоит вспомнить знаменитую "Шинель" с Мариной Нееловой, включая классического "Ревизора", которого собираетесь ставить второй раз. Почему?
Валерий Фокин: Я не могу этого сформулировать. Ну, как можно сформулировать, например, любовь к двору, где родился, к месту, где жил? Одна из первых книжек - а, по-моему, даже первая в моей жизни, которую я прочитал, это был Гоголь. У меня этот сборник, выпущенный издательством "Московский рабочий", даже есть до сих пор. Первое произведение было "Вечера на хуторе близ Диканьки". В моем детстве не было технологий, о которых мы с вами говорили, и чтение имело совершенно другое значение для любого ребенка, чем теперь. И вот с того момента как-то это не просто легло, не просто заинтересовало, а вдруг я почувствовал какую-то и близость, и тягу, и таинственность... Но "Вия", кстати, я читать не мог. Доходил до самого страшного момента, захлопывал книжку. А уже через много лет читаю эту повесть своему младшему сыну, мы доходим до появления Вия... А сын реагирует совершенно равнодушно: "И что страшного? Он же карлик, он маленький!" Подумать только, мне это вообще никогда в голову не приходило! Я потом перечитал: действительно, написано - маленького роста. Но я-то на это внимание не обращал, настолько я был поражен самим его явлением.
А знаменитая фраза "Все мы вышли из гоголевской "Шинели" все еще актуальна?
Валерий Фокин: Понимаете, Гоголь не просто хороший и даже не просто потрясающий писатель. Это энциклопедия русского характера. Не только русского, конечно, но русского - прежде всего. В нем все наши черты - плохие, хорошие, слабости и достоинства. Но самое главное, пожалуй, в его творчестве - это чувственная фактура. Мне в свое время предлагали поставить "Мертвые души" в Берлине. И я помню, как мы встретились с немецкими артистами, а это были очень приличные артисты - и я понял, что мне не надо с ними ставить этот спектакль. Потому что мы "книжки разные в детстве читали". Они - свои, а я - свои. И никогда мы не договоримся и не поймем друг друга. Да, я ставил Гоголя за границей неоднократно, в разных странах. В Польше, в Корее даже. Но это все другое. На уровне запахов, на уровне чего-то неформулируемого... В итоге в Берлине я извинился, сослался на обстоятельства... И правильно сделал. Сделали бы мы эти "Мертвые души"? Конечно. Я бы поставил, артисты бы сыграли. Но там не было бы главного - духа. Так что с Гоголем у нас, так сказать, роман уже укоренившийся. Хотя я вот сейчас это вам говорю, но с опаской - про Гоголя нельзя говорить уверенно.
Почему?
Валерий Фокин: Гоголь в этом смысле опасный писатель. У него нос длинный, и он может в любой момент высунуться и хорошенько тебя "щелкнуть" этим носом. С ним ни в коем случае нельзя себя вести самоуверенно - даже если ты всю жизнь ставишь Гоголя, это вообще ни о чем не говорит. В следующий раз у тебя может ничего не получиться. Это особый автор, трудный, тяжелый, и к нему надо относиться очень трепетно и волнительно. Как только ты не то что скажешь, даже подумаешь: "Ну, все, я знаю, как ставить Гоголя", тебе тут же кранты. Говорю абсолютно серьезно.
А образ маленького человека меняется со временем? Или Башмачкин по-прежнему рядом с нами?
Валерий Фокин: Маленькие люди есть и сегодня, но они все-таки другие. И Башмачкин был бы сегодня другой, и подпольный человек Достоевского. Изменилось, конечно, внешнее - наши представления, мышление, восприятие, форма одежды, технологии, а внутренне мы поменяться не можем. Как гениально писал Зощенко еще в 50-е годы прошлого века: "Радио изобрели, а люди счастливее жить не стали". Сегодня мы слово "радио" можем заменить на "искусственный интеллект". А люди счастливее от этого стали? Мы все время забываем о своем внутреннем человеке, вот в чем беда.
Ваша недавняя премьера "Обыкновенная смерть" в Театре наций. Почему вы взялись за толстовскую повесть "Смерть Ивана Ильича"?
Валерий Фокин: В отличие от некоторых своих коллег я по театральной библиотеке не бегаю, не ищу судорожно, чтобы мне такое поставить. Наоборот, я могу то, что хочу, даже никогда не поставить. "Смерть Ивана Ильича" - много лет была у меня в сознании. Это потрясающее произведение, которое задает самый главный вопрос: о жизни и смерти. Нет ничего важнее этого. И неслучайно в знаменитом разговоре (по-моему, это как раз цитировалось в одной из рецензий на премьеру в "РГ") Сталин положил трубку именно после того, как Пастернак сказал, что хочет поговорить о жизни и смерти. Он положил трубку не потому, что понял, что поэт "ку-ку", и не потому, как это часто трактуют, что Пастернак хотел защищать Мандельштама, - это только внешний повод. Нет. Пастернак мог говорить о чем угодно, но самое главное, что и для Сталина тема жизни и смерти тоже была главная, он не хотел вообще ее трогать. Когда мы с Евгением Мироновым, с которым у меня давнее сотрудничество, стали думать, что бы нам вместе поставить, и он вдруг сказал про "Смерть Ивана Ильича" - все совпало.
Не могу не спросить: две ваши последние работы - и "Обыкновенная смерть", и "Иов" - сталкивают зрителя с довольно жесткими вещами. Даже визуально: гроб в Театре Наций, в Александринке - очень физиологичные страдания Иова... Да, Иов - это про Воскресение, но Воскресения не может быть без опыта смерти. Зачем вы последовательно напоминаете человеку о том, о чем он помнить не хочет - о его неизбежном конце?
Валерий Фокин: Ну, не специально, конечно. Иначе получается, что следующую работу я должен сделать в крематории или на кладбище. Кстати говоря, это интересно. Мне в свое время предлагали сделать спектакль на старинном кладбище в Лондоне. Затея мне понравилась, я представил, что там и как можно было бы придумать... Но нет, задачи кого-то напугать, встряхнуть у меня абсолютно нет. Просто я об этом высказываюсь, это мне интересно. Ну а то, что зритель от себя отталкивает эту тему, не хочет в нее погружаться, а пусть попробует лишний раз все-таки заглянуть! Отталкивать ведь можно сколько угодно, но наступит момент, когда ты все равно будешь вынужден принять это. Другое дело, что момент этот может наступить неожиданно. Это же ведь наша людская психология: умер кто-то - "ой, жалко, ой, плохо, но меня-то это не коснется".
Как у Бродского: "Смерть - это то, что бывает с другими"?
Валерий Фокин: Конечно. Поэтому пусть хоть на момент зритель задумается, пусть погрузится. И пусть даже оттолкнет от себя это ощущение через неприятие. Неприятие - это реакция, это не равнодушие, не безучастность, и она и в театре, и для меня тоже ценна. Я неоднократно видел зрителей, в том числе и после своих спектаклей, которые выходили, предположим, в возмущении - и это хорошо! Самое противное, когда зритель улыбается, даже посмеивается, аплодирует - и в таком состоянии и уходит. И даже еще больше - всегда меня трясло от такой пошлой фразы: "Ну как в театре?" "Ой, так хорошо отдохнули". Я всегда говорю: как в сауну сходили! "Так хорошо отдохнули"...Это значит, душевно ничего не произошло вообще. Вот это самое ужасное.
Массовая культура последних десятилетий вычеркивает любое напоминание о смерти, делает вид, что ее не существует. А уже в древнем мире было Memento Mori, в христианской аскетике - "Помни последняя твоя и вовеки не согрешишь"... Напоминать надо?
Валерий Фокин: Сегодня появились очень интенсивные, очень активные ритмы, но по своей сути все они - ложные. Мир вообще находится в безумии, в перестройке, и эта перестройка может закончиться очень трагически. Мы уже не просто "на грани чего-то", как еще несколько лет назад говорили, "еще один шаг".... Вокруг полное смещение и перевертывание понятий, отсутствие внутренних ориентиров, без которых человек никогда, ни в какое время жить не может и не должен. Сегодня, к сожалению, живет, но - не должен. Все это и влияет: суета, страхи, которые в кризисное время обостряются. Но я думаю, люди всегда боялись смерти и отгоняли от себя эти мысли. А напоминать о ней все-таки нужно, но вопрос в том, чтобы это напоминание попало в сердце. Мы ведь знаем - это нехорошо, этого делать нельзя... Ну, а толку? Даже те люди, которые декларируют "правильные" вещи, часто ведут себя по-другому. И сегодня эта ложь настолько влезла в нас, что уже не отделишь одно от другого. Нужно быть очень внимательным, и в этом как раз может помочь театр и вообще искусство. В вопросе жизни и смерти главное ведь не просто то, что мы уйдем. Неслучайно считается, что самых важных событий в человеческой жизни два: рождение и смерть. А вот как ты проживешь между двумя этими точками? С чем ты внутренне придешь к финалу?
В свой юбилейный год вы входите с новым "Ревизором". Почему снова решили вернуться к этой пьесе?
Валерий Фокин: Во-первых, это государственная пьеса. Во-вторых, эта пьеса очень важная для Александринского театра - впервые она была поставлена именно здесь почти 200 лет назад и после неоднократно на этой сцене ставилась. И я, когда 23 года назад пришел в Александринский театр, начал как раз с "Ревизора". Это был успешный спектакль, он очень долго шел, с ним мы объездили полмира. Что касается грядущей премьеры, то я свои дни рождения вообще стараюсь отмечать работой. Когда речь заходит о юбилее, мне всегда смешно - я вспоминаю одноименную пьесу Чехова. Все-таки пока у тебя есть силы, здоровье и ты можешь работать, - надо работать, а не сидеть в цветах в бархатном кресле. Поэтому, когда тема юбилея возникла, мне пришла в голову мысль как-то красиво эту историю закольцевать - от одного "Ревизора" к другому.
Это будет некая редакция прежней постановки или все-таки абсолютно новый спектакль? И каким у вас будет Хлестаков?
Валерий Фокин: Конечно, это будет абсолютно новый спектакль. А Хлестаков будет такой, как и написан у Николая Васильевича.
Александринский театр - удивительный пример театра, который поддерживает в сегодняшнее непростое время контакты с европейскими коллегами. На прошедшем фестивале "Александринский" был вечер венгерского балета, вы сами регулярно ставите в Будапеште. Как это удается? Еще не все мосты дружбы разрушены?
Валерий Фокин: Конечно, у нас по понятным причинам сейчас изменился весь круг партнеров. И я думаю, что при всех трудностях это как раз позитивное обстоятельство. Почему? Потому что мы познакомились с коллегами, к которым долгое время относились несколько снисходительно либо же не знали их вообще. Я имею в виду страны БРИКС, например. Там есть очень интересный театральный опыт, и на фестивалях все чаще появляются спектакли из этих стран, которые расширяют наш театральный кругозор. Там далеко не все однозначно, далеко не все убедительно, но многое из приемов, из проб - это очень интересно. Кстати, уже давно многие, скажем, индийские, колумбийские, бразильские труппы работают в Европе с огромным успехом. Это нам кажется, что они там сидят у себя в Рио-де-Жанейро, ходят в белых брюках и все. Ничего подобного. Просто мы раньше, имея в доступе ведущие европейские театры, как-то в ту сторону не смотрели. Но, как вы сказали, очень важно и то, что у нас остаются европейские партнеры, с которыми мы по-прежнему можем продолжать сотрудничать. Это как раз Венгрия. Но Венгрия - особая страна. И по отношению к России, и по отношению к политике Евросоюза, хотя она и член этой организации. Поэтому взаимодействовать у нас до сих пор получается, не в полном объеме, конечно, но ничего страшного.
Вы большое внимание уделяете национальным театрам России. Почему это важно для нас сегодня, и какая главная цель у Ассоциации национальных театров, созданной под эгидой Александринки?
Валерий Фокин: Ассоциация существует уже три года. Национальных театров у нас много: только более 40 входят в Ассоциацию, а вообще их гораздо больше. С ними, кстати, похожая история - мы очень долго относились к этому несерьезно. И вот в 2019 году, на Международной театральной Олимпиаде, которую тогда принимал Петербург, была программа национальных театров. И я тогда сам для себя открыл, сколько у нас в России интересных, талантливых трупп - со своим языком, традициями, особенностями! Мы этого даже не подозревали. Тогда и возникла идея создания Ассоциации национальных театров. Взаимодействие с ними дало нам совершенно другие возможности, которые могут обогатить театр, сообщить какое-то движение, столкновение, встряску. Сегодня мы уже идем чуть дальше, я пытаюсь наладить их взаимодействие с зарубежными коллегами. Вот, например, очень интересный индийский режиссер будет ставить в Татарстане - они вместе с художественным руководителем театра из Альметьевска придумали совместную постановку с участием татарских и индийских актеров. То есть это не просто спектакль режиссера из Индии, а копродукция, коллаборация - и это очень важный момент. Мы ведь все немножко зациклены на себе, а театр - искусство многообразное. Так что работа ассоциации - это очень питательная, обогащающая история. И мы будем продолжать эту работу.
В феврале ждем премьеру "Ревизора", а что еще в ваших личных планах?
Валерий Фокин: Во-первых, постановка новой пьесы Евгения Водолазкина - он написал ее специально для Александринского театра. Это пьеса про театр периода 1914 года, и исторически она продолжит линию, которую я начал в спектакле "1881". Это как бы следующий шаг - Александра III уже нет, есть Николай II и начало Первой мировой войны.
Кроме того, есть договоренность, что я поставлю еще одну премьеру в Москве, в Театре на Бронной. Это будет спектакль о возвращении Пушкина из ссылки, о времени, когда он начинает жить и работать здесь, в Петербурге. Мне кажется, должна получиться любопытная история.
Яна Завьялова, автор концепции и сценариев креативной кампании "ВТБ - это классика"
Вы смело и кратко второй год осваиваете шедевры русской классики. Некоторые даже пугаются: чего доброго школьники начнут учить Гоголя по минутным рекламным роликам. Вам было жалко в школе гоголевского Акакия Акакиевича, который копил на новую шинель, отказывая себе во всем?
Яна Завьялова: Башмачкина невозможно не пожалеть. Подростку бывает сложно в полной мере оценить замечательный слог и чудесный юмор произведения. Тем, кто не перечитывал "Шинель" со школьной скамьи, очень советую заново открыть для себя Гоголя. Восприятие произведения кардинально поменяется.
А у вас есть личный рецепт, как маленького человека сделать счастливым?
Яна Завьялова: Не считайте себя маленьким человеком. Ваша судьба, к счастью, не зависит от вдохновения Николая Васильевича. В рекламной рамке ВТБ мы хотели напомнить: даже если вы не видите выхода, это не всегда значит, что его нет. Не падайте духом, не бойтесь неординарных решений, и пусть ваше "счастливое продолжение" всегда будет в ваших руках.