Поделиться
Наш профессор русской журналистики Борис Иванович Есин, участник Великой Отечественной войны, на днях передал мне уникальный документ - свои стихи военной поры. Просила долго, а он всякий раз смущенно отговаривался: "Они никому неинтересны".
Борис Иванович до войны успел окончить школу и поступить в знаменитый ИФЛИ, но учиться почти не пришлось - студенты столичных вузов защищали Москву.
В мае 1942 года Борис Есин ушел на фронт. Сначала воевал в пехоте, а после краткой подготовки стал стрелком-радистом экипажа танка Т-34. Свою первую медаль "За оборону Москвы" рядовой Есин получил, когда враг был отброшен от столицы.
В мае 1945 года демобилизовался. Окончил филфак МГУ. Много лет преподает на факультете журналистики МГУ, автор базовых учебников по истории русской журналистики, заслуженный профессор. Все мы на факультете - его ученики.
Благодаря вашей газете стихи 20-летнего ифлийца Бориса Есина появятся в печати первый раз.
Елена Овчаренко, преподаватель факультета журналистики МГУ
Фронтовая Москва
Мороз. Восток чуть-чуть светлеет.
Тревожен сон. Тревожна тишина.
Кресты ежей на улицах чернеют:
В Можайске - фронт! Тотальная война!
Ресницы штор опущены у окон.
Ни огонька. Лишь светофор один
Горит на перекрестке красным оком
И снег, искрясь, багрянится под ним.
Обоз навстречу - вереницей длинной.
В морозной дымке жесткий скрип саней,
Осыпал густо седоватый иней
Поклажу, упряжь, гривы лошадей.
Из-под бровей, подернутых туманом,
С усталых, почерневших лиц солдат
Глаза, одни глаза негаданно, нежданно
Среди мороза яростью блестят.
И эту ярость, эту боль глухую
Несут на фронт, в окопы, под Можайск!
Узнай же, немец, русских атакуя,
Что значит этот блеск. Попробуй!
И раскайсь!
1942 г.
Последняя атака
Жара. Порубка. Чад угарный.
Сухой цветок иван-да-марья,
Чуть слышный запах земляники
И пни, что воины-Аники.
В траву себя хотел бы вмять,
И мысль одна - стрелять, стрелять,
Не для того, чтоб победить,
А только чтобы живу быть.
***
Тихо в доме. Сын приехал с фронта.
На диване крепко он уснул.
Портупея, шлем пилота
Бережно уложены на стул.
Тихо в доме. Только мать хлопочет:
"Радость-то какая! Бог ты мой!"
Сердце успокоиться не хочет,
Сын приехал. "Заскочил" домой.
Непривычная висит шинель в прихожей,
Кот с опаской нюхает сапог.
Мать улыбки скрыть никак не может,
В хлопотах на кухне сбилась с ног...
Ласковая, славная, родная!
Ты одна всегда была со мной,
Никогда меня не покидая,
Охраняла труд мой и покой.
И теперь, в годину горя
На дорогах жизни фронтовой
Ты следишь своим ревнивым взором,
Как в боях вперед иду,
И отводишь легкою рукою
От шальной головушки беду.
Мама! Мама! - золотое слово!
Первое из лучших слов земных:
Ты нежнее неба голубого
И щитов надежней броневых!
1944 г.
Последний город на нашей границе
Весь город на ногах
от грохота орудий.
Давно неведом страх,
а тут притихли люди.
А грохот все растет,
какой-то новый, бодрый,
и женщина на лед
роняет молча ведра.
Старушка вся в слезах
меня остановила:
- Весь город на ногах.
Свершилось! Слышишь, милый?
- Свершилось! Слышу, мать!
перекрести как сына:
теперь нам грохотать
до самого Берлина!
1944 г.
День расставанья
День расставанья. Город тонет в лужах,
из-за дождя мир выглядит серей.
Мы так еще с тобой недавно дружим,
но ты ничуть об этом не жалей.
Я, как ребенок, встрече рад с тобой,
а притворяться, право, не умею.
Быть может, ты смеешься надо мной,
но я ничуть об этом не жалею.
Благословляя и любя,
и даже права вовсе не имея,
чуть-чуть ревную я тебя,
но я ничуть об этом не жалею.
Вот поезд тронулся. Одна назад идешь,
ты снова далеко, но ближе и милее,
я, как глупец, надеюсь, верю - ждешь.
Но и об этом, право, не жалею.
1945 г.
Я родился в 1922 году. Коренной москвич, окончил среднюю школу, так называемую "американку", N 11. С восьмого класса я уже определился как гуманитарий. В университете тогда филологического факультета не было, и я нацелился на ИФЛИ - знаменитый институт философии, литературы и истории, он находился в Сокольниках. В 1941-м, когда началась война, я как раз начал сдавать вступительные экзамены. Первую бомбежку я испытал в день своего рождения - 22 июля; тогда немцам впервые удалось прорваться к Москве. Вообще надо сказать, что войну тогда долго ждали, и мы, будучи еще школьниками, неплохо к ней готовились. Мы уже умели собирать винтовку, и опыт стрельбы в тире у меня уже был. В мае 1942-го меня призвали в армию, в особый стрелковый батальон, который находился в непосредственном подчинении военного коменданта города Москвы. Мы входили в Западный фронт, были на обороне Москвы, блокировали немецких парашютистов-диверсантов. Наши окопы проходили там, где сейчас Чертаново. А еще мы служили московскими патрулями: по ночам занимались светомаскировкой, имели право проверки любого транспорта, любого военнослужащего. Случаи происходили всевозможные, в том числе неприятные; военные часто были возбуждены, обстановка в городе - нервная... А потом я окончил шестимесячную танковую школу, выучился на стрелка-радиста танка Т-34. В начале 1944 года нас отправили в Польшу, мы участвовали в наступлении на Варшаву. Потом наш экипаж отправили в тыл за новой техникой. Так я попал в Горький, где меня оставили обучать курсантов. Там, в учебном девятом танковом полку, я встретил Победу. В ночь с 8 на 9 мая был в наряде. Всю ночь мы не спали, ловили радиосообщения из Берлина. Мы уже следили за новостями: 30 апреля наши танки вошли в Берлин, было понятно, что война идет к концу. Рано утром пришел в казарму, лег спать... И через полтора-два часа вдруг крик, шум, гармошка - война кончилась! Помню, был очень холодный и сырой день, объявили построение полка. Мы вышли, вынесли знамя, командир поздравил с Победой. Потом пошли на праздничный обед, дали дополнительно селедку и кисель, такого вообще раньше не было.