Был ли Меншиков белорусским дворянином

Происхождение Александра Даниловича воистину "темно и скромно". Первые документальные свидетельства о нем относятся только к 1690-м годам, когда Меншиков начал свою военную службу. Невозможно точно установить, когда он родился и какова его родословная. Путался в показаниях и Пушкин: в "Полтаве", как известно, изображен "счастья баловень безродный, полудержавный властелин". Позже Александр Сергеевич свое мнение изменил, в подготовительных материалах к незаконченной "Истории Петра" читаем: "Меншиков происходил от дворян белорусских. Он отыскивал около Орши свое родовое имение. Никогда не был он лакеем и не продавал подовых пирогов. Это шутка бояр, принятая историками за истину".

С момента написания этих пушкинских строк прошло уже почти 200 лет, но ни "белорусских дворян", от которых происходил Меншиков, ни родового имения близ Орши так и не обнаружено историками. Скорее всего, ни того ни другого в реальности попросту не было. Но и версия о продаже юным Алексашкой пирогов, столь красочно описанная Алексеем Толстым в романе "Петр Первый", почти наверняка тоже фантастична. А в Могилеве вскоре после смерти Меншикова ему приписали торговлю даже не пирогами, а блинами. Юрий Трубницкий из могилевского магистрата написал тогда, что Меншиков "был низкого сословия, будто бы сын пекаря, блины пек отец оного, а он был известен тем, что их разносил по Москве на лотке, крича по обычаю такими словами: "Горячие, вот блины горячие!" Тут Пушкин ближе к истине: ни пирогами, ни блинами Алексашка не торговал, но по линии матери Анны Игнатьевны его предки были купцами, и в 1695 году по смерти одного из них молодому Меншикову отошли в собственность лавки в Железном и Сырейном рядах в Москве.

В детстве будущего генералиссимуса и первого губернатора только что основанного Петербурга вполне могли видеть в торговых рядах подле родни, из чего после стремительного возвышения Меншикова при молодом царе Петре завистники придумали легенду о пирогах. С началом Северной войны со шведами началась и война информационная: в 1704 году беглый воспитатель царевича Алексея Мартин Нейгебауэр издал брошюру, в которой обозвал Александра Даниловича "пирожником" и "крестьянским сыном".

В защиту Меншикова выступил немец на царской службе Генрих фон Гюйссен, который в 1705 году впервые печатно огласил версию о белорусских корнях петровского сподвижника: "Он происходит из доброй дворянской фамилии, хорошо известной в Литве...", при этом у Меншикова "есть много родственников по отцовской линии, владеющих дворянскими имениями близ Минска". А в декабре 1707 года в Новогрудке на съезде шляхты Великого княжества Литовского Александру Даниловичу, получившему к тому времени от австрийского императора титул светлейшего князя, выдали составленный в изысканных выражениях документ касательно "Александра Менжика, нашего господина и брата, обывателя породы нашей". 46 родовитых представителей шляхты во главе с великим литовским маршалом Марцианом Домиником Воловичем подтверждали принадлежность Меншикова к своему кругу: "...верно и истинно препознаваем вашу княжескую светлость нашей отчины княжства Литовского сыном".

Слова были очень красивыми, но в тексте отсутствовало упоминание шляхетского герба новоявленного "брата породы нашей". В условиях Северной войны, когда царь Петр и Меншиков долгое время находились на белорусских землях, такой текст был вполне естественным свидетельством лояльности высшего слоя шляхты, но не убеждал в истинном происхождении Меншикова, которое и по сей день выявить доказательно никак не представляется возможным. А совершенно точно связывало его с белорусской историей владение обширными земельными угодьями - и близ помянутой Пушкиным Орши, и возле Могилева, и в Полоцком и Витебском воеводствах. Среди прочего ко владениям Меншикова относились Улла, Дубровно и Горы-Горецкое графство. Правда, историки резонно предполагают, что значительная часть богатств и владений, записанных при жизни Петра I на Меншикова, на самом деле принадлежала царю, то бишь государству. Ведь после опалы "полудержавного властелина" несметных сокровищ так и не отыскали.

Поиски же корней Меншикова по отцу из "дворян белорусских" давно зашли в тупик: хранившиеся у его потомков материалы по родословной сгорели в московском пожаре 1812 года при нашествии Наполеона. Не появилось и косвенных доказательств, хотя будь Александр Данилович тем самым шляхтичем Менжиком, дальних родственников, по идее, должно было проявиться множество уже в бытность его на вершине власти. Но в повседневных записках, которые тщательно вели секретари Меншикова, в 1718 году помянут минский стражник Юзеф Менжик, приехавший с посольством в Россию, но общение с ним светлейшего князя имело отнюдь не родственный характер.

Ничего белорусского толком не удалось выяснить и об отце петровского соратника; так и осталось неизвестным даже его отчество. Единственный достоверный документ о Данииле Меншикове датирован 1689 годом, там точно зафиксирована его служба при дворе, говоря современным языком, в офицерском чине, упомянут и побитый злодеем его племянник, "мещанин Калинка Павлов". В Мещанской слободе в Москве тогда часто селились переселенцы из белорусских земель, но были ли ими родственники Меншикова, установить не получается и через 350 лет после его появления на свет. Несомненными остаются лишь многочисленные пересечения военной и придворной карьеры самого крупного "птенца гнезда Петрова" с белорусскими землями.