— Александр Эммануилович, несмотря на напряженный график работы, вы не забываете родной город.
— Здесь у меня много друзей, коллег, здесь живут сестра и племянник. Хабаровск — мой дом. Мне было непросто когда-то решиться уехать в Москву, я сначала учился на заочном отделении Гнесинки, но со временем понял, что музыканту нужна, конечно, очная форма учебы, и уехал. В Хабаровске каждая улица, начиная с улицы Запарина, где я родился, таит в себе бездну воспоминаний. В этот приезд вижу, как многое с прошлого посещения поменялось в родном городе, он становится все краше, принимает более цивилизованный вид.
— Ваш джазовый ансамбль до сих пор — легенда Хабаровска. Он распался, потому что вам пришлось уехать?
— Нет. Скорее, наоборот. Я уехал, когда он уже собственно распался. В 1968 году мы стали лауреатами Московского джазового фестиваля. В родном городе нас просто на руках носили. Ну, и слух прошел по всей стране. Очень часто мы с приезжими музыкантами после их выступления устраивали джем-сейшены на сцене Дома офицеров, где сами постоянно выступали. И вот как-то раз гастролировал в Хабаровске Валерий Ободзинский. Он, услышав нашу игру, пришел в такой восторг, что купил в буфете два ящика шампанского, и мы играли с ним всю ночь. У вахтеров это вызвало, мягко скажем, недоумение, они звонили по инстанциям, но наш импровизированный концерт никто так и не прервал до утра.
Прежде чем стать певцом, Ободзинский был контрабасистом. Он смог как музыкант профессионально оценить наш исполнительский уровень. А оценив, стал приглашать с собой в Донецк, мол, будете играть со мной, квартиры вам обещаю кооперативные. Мы не приняли его приглашение. Но он, как потом выяснилось, стал вести сепаратные переговоры и уговорил нашего басиста Алика Кичигина и барабанщика Александра Цигальницкого. Слава Захаров не рискнул, а Вадим Горовец тогда уже строил какие-то свои, отдельные от наших общих, планы. Хотя мы продолжали какое-то время еще играть с новым басистом и барабанщиком, но это уже было не то, все-таки с Кичигиным и Цигальницким им сравниться было нельзя. Вот тогда я и уехал в Москву. Потом уехал и Вадим Горовец, в Хабаровске остался один Вячеслав Захаров.
— Вы довольно часто приезжали, уже работая в Москве после окончания учебы, на джазовые фестивали в Хабаровск. Может быть, намереваетесь поучаствовать в каком-нибудь музыкальном проекте снова?
— Я всегда откликаюсь на любые музыкальные предложения, если они вписываются в мое жесткое расписание. Мы с Григорием Файном после концерта в Хабаровске приняли участие в Днях культуры на Камчатке. Надо сказать, там все было поставлено на широкую ногу, Управление культуры привлекло много спонсоров, да и сами они не поскупились, поэтому смогли пригласить и много гостей на фестиваль, в числе которых был и наш дуэт. В музыкальной школе в Елизово я провел мастер-класс, ребятишки играли так старательно, их преподаватели ужасно переживали, все это очень трогательно. Масса приятных впечатлений.
А в Хабаровске Борис Подкосов, который некогда организовывал джазовые фестивали, пригласил меня принять участие в музыкальном проекте, который пройдет где-то в конце мая. Но я, к сожалению, не смогу в нем выступить. Меня ждут мои ученики в консерватории.
— Вы профессионал высокого класса, завоевавший признание за рубежом, но у вас нет никакого звания, ни народного, ни заслуженного артиста, вас это не обижает?
— Нисколько. Ведь таких званий нет нигде в мире, кроме России, кажется, еще в Болгарии есть, и все. Дело вовсе не в званиях. Вот я приезжаю в Москву, встречаюсь с музыкантами, с которыми начинал, с кем-то играл в оркестре Лундстрема, с кем-то еще где-нибудь. И вот, не буду называть имен, кто-то из них стал народным, так он несет себя, как хрустальную вазу, но ведь кроме звания у него ничего не осталось, его исполнительский уровень скатился на нет. Он перестал быть музыкантом. О чем тогда вообще говорить?