Российская газета: Инна Владимировна, сейчас для многих артистов кино нового поколения общение с публикой - тяжкий оброк. Вы же признавались, что черпаете вдохновение и силы во время таких встреч.
Инна Макарова: Но это же самое главное в моей профессии. И мое счастье в том, что я смогла сориентироваться в пагубные 90-е годы, когда все производство фильмов встало, не растерялась и нашла себя в этом жанре. Я все время работала. Поэтому накопился репертуар. Другой вопрос, что меня, слава Богу, приглашали на выступления. Однажды концерт у меня прошел даже в Лужниках. Народу было!.. После меня благодарили...
РГ: Собирать стадионы драматическому артисту, по-моему, это так страшно...
Макарова: У меня никогда не было страха перед зрителем. Один он, или их - тысячи. Наоборот, еще девочкой, школьницей, когда в Новосибирске во время войны открылся Большой оперный театр, а там гигантский зрительный зал, на 8 Марта я выходила на сцену и читала какое-то приветствие мамам. Уже тогда меня это нисколько не пугало. Для меня живое общение со зрителем - это все.
РГ: Почему же тогда вы не состоялись как театральная актриса, если не считать работу в Театре-студии киноактера? Наверняка ведь получали массу предложений.
Макарова: Действительно получала - когда Театр киноактера закрылся. Вдруг, просто так, после аншлагов и конной милиции на премьерах, когда худруками были Сергей Аполлинариевич Герасимов и Михаил Ильич Ромм, а люди наверху почему-то решили, что такой театр не нужен... Это было, конечно, ЧП. Потом, конечно, его открыть открыли, но это было уже совсем другое... А первый раз в театр меня позвала Алла Константиновна Тарасова - через Герасимова сказала, что, как окончу институт, сразу чтобы шла к ним в Художественный театр. Но Герасимов возразил: она нужна кинематографу... В Малом театре я начинала репетировать. Меня Царев пригласил, а направил туда Гончаров. Но я была вынуждена уехать на съемки. И все время так. В 60-е годы я очень активно снималась. Да и в 70-е и в 80-е. Только в 90-е началось кинематографическое затишье. В том, что предлагали, я не могла себе позволить участвовать. Когда присылали сценарии сериалов, прочитывала первые две странички, а остальные папочки в мусоропровод выбрасывала.
РГ: Совсем недавно вы все же изменили своему принципу - не играть в сериалах. "Участок-2" стал единственным исключением из правил?
Макарова: Это первый сериал в моей жизни. Задача была поставлена любопытная: сыграть деревенскую жительницу. Почему-то с прозвищем Оккупация. Почему - я, правда, так и не поняла, но в результате получилась смешная старушка... Съемки под Тарусой проходили. Такая красота, такой воздух, такие актеры замечательные!..
Еще в октябре выйдет двадцатисерийный фильм Вячеслава Никифорова "Капитанские дети". Там у меня роль очень необычная: моя героиня - воспоминание. Ее уже нет. Но каждый из персонажей рассказывает эпизоды, связанные с ее жизнью, и я как бы воскресаю на экране.
РГ: Вы сыграли множество замечательных ролей, за которые публика вас просто обожала, и получали массу благодарных писем и записок в букетах цветов: "Спасибо за добро, которое вы несете"... Но сегодня я хотела бы попросить вас рассказать о главной роли в жизни женщины - роли матери. Когда ваша дочь Наталья Бондарчук снималась в "Солярисе" Тарковского, ей было 18-19 лет. А она играла Хари - "матрицу" женщины, уже очень многое пережившей и выстрадавшей.
Макарова: Это было ужасно.
РГ: Вы ей помогали готовиться к съемкам?
Макарова: Я ничем не могла помочь - она не слушала. Я помню, что на нее воздействовала какая-то иная сила. И не то, чтобы наша девочка растерялась, она целиком подчинилась новому эмоциональному потоку. Я чувствовала: ей было сложно. После школы Герасимова она шагнула в другую вселенную. А у Тарковского я замечала нотки скепсиса в адрес Герасимова - не напрямую, но у него было принципиально иное восприятие мира. На мой вкус, нездоровое.
Я лично не люблю клинику. Я не люблю, когда правой рукой держатся за левое ухо. Искусство должно быть просто, понятно и искренне. По-своему, конечно, и Андрей Тарковский был искренний. У него так сложилась жизнь. Но это он был такой - и не надо всех делать себе подобными.
Для Наташи Хари стала первой главной ролью в юности. И все время какие-то слезы, какое-то давление на психику... Конечно, как актриса, понимая, какой богатый достался материал, я рада была, что она снималась в такой замечательной роли. Но, поймите, как мать, я боялась за ее здоровье - вот что мне было невыносимо трудно.
РГ: И вы, и Наталья учились во ВГИКе у одного педагога - Сергея Аполлинариевича Герасимова, который всем своим ученикам старался привить завет: художник должен быть одержим идеей усовершенствовать мир. Эта идея в жизнь воплотима?
Макарова: В какой-то мере - да. И не обязательно художником - каждый человек, ученый, рабочий, если немножко сделает для того, чтобы всем было лучше, мир не перевернется, но изменится. Нельзя же все время муссировать негатив, который сейчас льется с телеэкранов и улиц.
РГ: Ваша позиция: нашей семье некогда переживать негативные эмоции - мы много трудимся, с годами не меняется?
Макарова: Я стараюсь их не замечать. Хотя отрицательных эмоций навалом, конечно. Жизнь есть жизнь. Но поддаваться, пока есть возможность, нельзя. Противоречия, противоречия... Никуда от них не денешься. Но все-таки нужно не злом исправлять.
Дай бог, дожить до следующего сериала. И быть более любимой. Но нет, я не буду так плакать. Потому что я поеду на концерт и буду со сцены что-то делать - "и чувства добрые" лирой пробуждать. Сегодня о жизненной необходимости подобного как-то забывают. А я иногда ориентируюсь в прошедшем веке легче, чем в настоящем. И не люблю определения прошлый: прошлый - это XIX век. А прошедший - это наш век, жизнь-то, в основном, там прошла...