Поделиться
Любят Николая Цискаридзе не только в Москве и Санкт-Петербурге (где по приглашению Валерия Гергиева он танцует в Мариинском театре) - ему рукоплещут на лучших площадках мира. И сейчас его гастрольный график таков, что в самолетах он засыпает, едва успев пристегнуть ремни безопасности.
Только вот в его родном Большом театре с приходом нового художественного руководителя балета он почему-то оказался едва ли не у дел...
Без права на ошибку
Николай Цискаридзе | Мне не повезло, да и не только мне - всем моим коллегам, нашим премьерам, что мы живем в эпоху художественных перемен в театре. Во время нашего становления в Большом театре постоянно менялись художественные руководители, и ни один человек не занимался нашей судьбой. Каждый приходящий делал свою карьеру. Их не волновала наша жизнь. Но художественный руководитель - это человек, который несет ответственность за людей, находящихся в его подчинении, а не только за себя. В одном издании я прочитал, как наш худрук Алексей Ратманский рассказывал, что артисты - очень странные люди, они считают, что если в их жизни что-то не случилось, если они что-то не станцевали, это трагедия.
Да, это трагедия. Особенно в балете, потому что у нас жизнь слишком короткая - в 35 лет люди уже на пенсию выходят. Если у художественного руководителя что-то не вышло, у него жизнь шире, он может дальше руководить.
Российская газета | Есть время в запасе, чтобы исправить ошибки.
Цискаридзе | А у нас - нет, потому приходится все время лоббировать свои интересы. Я являюсь счастливым исключением во всем поколении Большого театра. На меня хотя бы поставили "Пиковую даму". И то не потому, что для меня приглашали балетмейстера, а скорее из-за того, что я каждый раз ходил к Иксанову (генеральному директору Большого. - Прим. ред.) и говорил: Анатолий Геннадьевич, помогите. И ему приходилось отвлекаться на художественную политику и делать все, чтобы спектакль случился. Другим так не повезло. Ни на одного из них не поставлено балета, который стал бы их визитной карточкой.
Анатолий Иксанов очень уважительно относится ко всем солистам. Если бы не его участие в наших судьбах, то многие вещи не случились бы. Но к нему уже просто неудобно бежать с каждой проблемой. И не только мне. Что касается его, он все сделал. С его приходом очень сильно поднялись доходы театра, он нам обеспечил жизнь и у нас выросли зарплаты. Появилась социальная защищенность - он добивается, чтобы кому-то дали квартиры. Как хорошему руководителю ему очень не хотелось бы, чтобы проблемы выплескивались из стен театра. Но есть моменты, когда невозможно уже молчать...
РГ | Николай, материально в театре вы себя сейчас действительно комфортно чувствуете? Я не спрашиваю, сколько получает премьер Большого, но на эти деньги можно жить?
Цискаридзе | В театре у меня самый большой оклад. Но, по большому счету, я давно не завишу от зарплаты в театре. Потому что стал работать в разных местах, все вместе получается нормально.
РГ | Сколько спектаклей в месяц вы играете в Большом и сколько - "на стороне"?
Цискаридзе | В Большом в лучшем случае - два. А так в прошлом месяце, например, у меня получилось 13 спектаклей. Для балетного артиста это не мало, при том, что названия у меня серьезные.
РГ | Ближайшая премьера в Большом - балет "Корсар". Вы в ней участвуете?
Цискаридзе | Премьера назначена на июнь, Алексей Ратманский делает новую редакцию старого балета Петипа, но все, что происходило в момент кастинга, было настолько странно, что сказать, буду ли я танцевать или нет, до сих пор сложно. Когда вывесили списки, ходили слухи, что так как у меня плохой характер и плохие с ним отношения, меня не займут. Репетиции идут. Я участвовал в этом спектакле, на моем веку это будет уже третья версия "Корсара". Готовить балет гипотетически, не зная, выйдешь ли ты на сцену, нет никакого стимула. Одно дело, когда ты молодой и только-только появился в театре... Помню, тогда мне дали "Щелкунчика", я репетировал его несколько сезонов, но я знал, что когда-то меня выпустят и мне надо дозреть. А сейчас у меня уже нет времени дозревать. Новое поколение, которое появилось, надо растить, нельзя его сразу выкидывать на сцену. Когда пришел я или же мои коллеги Филин, Уваров - все очень одаренные танцовщики, - нас тщательно готовили, наши первые спектакли репетировали по три года. И когда мы наконец выходили, была сенсация. А сейчас человеку дают только месяц, и он просто ничего не успевает. Получается совсем другое качество - это разница между "Диор" и Черкизовским рынком.
Проблема в следующем: я считаю, когда "раздают" спектакли, список должен начинаться с нас: с Надежды Грачевой, с Галины Степаненко, с Сергея Филина, Андрея Уварова, меня. А не мы должны приходить и все время просить.
РГ | Кто это решает? Репертуарная часть, худрук или директор?
Цискаридзе | Художественный руководитель. Но порой артистов больше волнует художественная целостность спектакля, чем художественного руководителя. Мне, например, не безразлично, как висят кулисы, когда я участвую в спектакле. Мне не безразлично, как на меня и на моих коллег направлен свет. Потому что я являюсь винтиком в огромном механизме. И если что-то одно выходит неудачно, получается совсем другая картина. Мне не безразличен состав исполнителей. Я знаю, что Большой театр - лучший, и он для нас самый родной и дорогой. Но когда я пытаюсь устранить небрежности, всё списывают на мой плохой характер. На то, что я не удобный.
Допустим, идет балет "Спартак", где очень много артистов танцуют рабов. Такого, чтобы люди выходили с украшениями или с цепочками на шее, никогда не было. А когда я делаю замечание, говорю, ребята, ну как вам не стыдно, они отвечают: но никому же это не мешает, кроме тебя...
РГ | В принципе, это действительно не ваша головная боль.
Цискаридзе | И главное, что не генерального директора и не его заместителей, у которых масса других дел. Ответственность должен нести худрук, который должен точно знать, что как происходит на сцене... Когда я читаю воспоминания, что Раневская перед спектаклем просила помыть пол, это считали ее причудой. Но я хорошо понимаю, что это был совсем не каприз.
Москва - Токио
РГ | Чем можно объяснить подобное равнодушие? Чтобы не усугублять конфликт, а как-то его попытаться разрешить?
Цискаридзе | Да конфликта нет. Есть вопль о помощи... Наши критики, которых вывезли в Лондон, чтобы они освещали гастроли Большого театра, нас только поливали - меня и моих коллег, тех, которые что-то собой представляют. А хвалили только фаворитов художественного руководителя. Я, например, вижу в этом тенденцию. Как и все, кто знает, что происходит в балете.
Я раньше шутил, что моя первая остановка после Москвы на Восток всегда была Токио. А потом, когда стал ездить с выступлениями по нашей стране, поразился ее красотой и масштабами. Дух захватывает, когда понимаешь, что пролетел пять часов, оказался в Новосибирске, и это только середина России, до ее границ еще лететь и лететь. И там везде живут люди, и они ходят в театры, и театров очень много. Когда я шел по Новосибирску, со мной здоровался каждый человек, хотя я никогда раньше не был в этом городе. Было очень приятно. (Хотя я и понимаю, что это все благодаря телевидению, но не было бы Большого, не было бы и телевидения.) Или, как недавно, я шел по Петербургу и ко мне прямо на улице подходили прохожие, говорили очень лестные вещи. Подобное происходит в разных частях нашей страны или мира, где есть русскоязычное население. В один из столь приятных моментов я подумал: вот почему так обычно бывает, что люди, которые к тебе искренне с уважением относятся, тебя любят, редко пишут. А те, кто тебя не переваривает и хочет сделать гадость, всегда находят время, а главное, место, чтобы это озвучить или в Интернете, или на страницах каких-то изданий.
РГ | Это глобальная проблема активности поведения интеллигентных людей и хамов.
Цискаридзе | Вы правы. Но с этим бороться невозможно. В этом случае, к сожалению, у нас - демократическое государство, и каждый человек имеет право на свое мнение.
Но вернемся к театру. Летом должен быть гала-концерт в Японии солистов Мариинского театра и Большого. Я не обделен ни гастрольными поездками, ни заработком, ни занятостью времени. Но все-таки когда соединяют два таких крупных театра в одном гала, должны участвовать первые лица. Я прочитал состав, который поедет от Большого театра, таких первых лиц нашел всего два. А едет человек десять. В Мариинском театре, когда об этом узнали, даже подшучивать надо мной стали: "Давай тогда мы тебя возьмем, как такое может быть, что тебя никто не заявляет?" Это же общее русское искусство, а не частная лавочка, куда состав должен набираться не по принципу "мои фавориты", а по принципу того, что собой представляет Большой театр.
РГ | Когда вы танцуете, на сцене вы чувствуете, что вам пристально "смотрят в ноги"?
Цискаридзе | Не все же, я же знаю, как ко мне относится труппа. Я знаю, как ко мне относятся служители театра, которые много лет там работают. Осветители, рабочие сцены, которые ставят декорации, сотрудники пошивочных мастерских. Я знаю, что могу позвонить в мастерские и сказать: я освобожусь и приду только в девять вечера, и все будут сидеть и ждать. Потому что я всю жизнь уважаю их труд и потому что если, допустим, они мне позвонят и скажут: Коля, мы не успеваем, надо прийти в восемь утра, я встану и приду - войду в их положение. Это уважение мне многое дает.
Я горжусь, что я 15 лет являюсь артистом Большого театра, и не самым последним. Я горжусь, что я репетировал с одними и теми же великими педагогами. Благодаря тому, что я артист Большого, для меня открылись двери в главные театры мира. Появились и другие горизонты - всевозможные проекты, телевидение. Моя жизнь стала совершенно другой - такой, о которой многие могут только мечтать. Но мне очень обидно, когда какие-то вещи, которые я требую выполнить для художественного смысла происходящего на сцене, списывают на мой неудобный характер, или на какую-то неприязнь, или ссору с кем-то. Мне абсолютно все равно, что происходит в другом помещении. Но когда это касается моего, а Большой театр - это мое, и я знаю, что это самое лучшее и всегда было в моем сознании самым лучшим, я не хочу видеть по-другому. Не хочу. Потому что Большой для меня - всегда и во всем номер один.