Поделиться
С 1 июля председательство в Европейском союзе на полгода перешло к Франции. Николя Саркози выдвинул ряд инициатив по ряду направлений интеграции ЕС, в частности в области энергетики, эмиграционной и сельскохозяйственной политики, создания континентальных оборонных структур. Эта беседа о том, в каком состоянии сейчас находится Евросоюз, о шансах нынешнего хозяина Елисейского дворца совершить прорыв в деле евростроительства, а также о будущем Старого континента.
Российская газета: Николя Саркози полон решимости сдвинуть с места оказавшийся в тупике локомотив европейского строительства и, судя по всему, рассматривает нынешнее председательство именно в этом ключе. Каковы шансы на успех?
Александр Адлер: Это намерение достойно всяческих похвал. Хотя надо заметить, что частенько председательство некоторых стран проходит без заметных последствий для ЕС. Кстати, именно по этой причине было решено отказаться от этой практики введения поста президента ЕС сроком на 2,5 года. Тем не менее когда в Союзе председательствуют такие весомые континентальные страны, как Германия, Франция, Англия, то в течение шести месяцев они обладают возможностью выдвигать серьезные предложения с вполне реальным шансом добиться их принятия. А так как Европейская комиссия в Брюсселе занята в основном техническими вопросами, а разнообразие и количество работающих там людей сковывают многие инициативы, то Совет министров ЕС часто становится местом, где рождаются и принимаются серьезные проекты. К примеру, идея создания общей валюты "евро" родилась и пробила себе дорогу во время председательства Германии. Многое зависит от веса страны, той энергии, которую ее руководитель готов вложить в тот или иной проект. Мне представляется, что Франция, ее динамичный президент в состоянии дать новый импульс ЕС.
РГ: Тем не менее не будем забывать, что Франция три года назад высказалась на референдуме против евроконституции, что ввергло ЕС в кризис...
Адлер: Произошло это из-за безответственности политиков разной ориентации. Доведя тогда дело до референдума, они себя в какой-то степени дезавуировали: ведь среди противников конституции были как левые, так и правые, а за нее голосовали как первый секретарь соцпартии Франсуа Олланд, так и тогдашний президент Жак Ширак. После во Франции наступил период молчания, что и понятно: отправив состав под откос, лучше о нем не вспоминать. Таким образом, на два года Париж потерял право на голос в этом вопросе.
Оказавшись в Елисейском дворце, Николя Саркози осознал всю важность и глубину европейской проблемы и стал проталкивать идею "облегченного" договора. Из документа убрали вещи, без которых в принципе можно обойтись, а оставили новую структуру органов управления ЕС, приспособленную к нынешней ситуации. Мини-договор постепенно и везде проходит ратификацию. Это, естественно, не считая достойную сожаления ирландскую осечку. Франция, с одной стороны, добилась успеха на европейском направлении, запустив Лиссабонское соглашение, а с другой, когда подошло время взять бразды правления в ЕС в свои руки, оно оказалось под угрозой. Вполне возможно, что ирландцы через какое-то время, может быть, будущей весной, изменят свое мнение, но провал тамошнего референдума произвел гнетущее впечатление.
РГ: Получается, что Франция заступает на пост в ЕС не в лучшей ситуации...
Адлер: Действительно, ирландская проблема вышла на первый план. Кроме этого, у Парижа сейчас не самые лучшие отношения с главными ее партнерами по европейскому строительству. Ничего катастрофического, правда, нет. Но, к примеру, официальный визит Николя Саркози в Англию, где ему был оказан триумфальный прием, конкретных результатов не принес. Есть проблемы с Германией. То есть председательство начинается в обстановке менее благоприятной, нежели чем этого хотелось.
РГ: Среди важных дел Саркози - создание Средиземноморского союза. Как вы его оценили?
Адлер: За минувшие годы Западная Европа израсходовала огромные средства для того, чтобы "поднять" восточных соседей - от Эстонии до Хорватии. На каждого жителя было потрачено в пять раз больше средств, нежели это было сделано американцами по послевоенному плану Маршалла. Результаты есть, жизнь там налаживается по всем направлениям. Особенно это было важно для немцев: ведь речь идет об их ближайших соседях. Конечно, речь идет о нашем общем успехе, но в первую очередь Германии, стремившейся к стабилизации обстановки в странах Центральной и Восточной Европы. У Франции же, как, впрочем, у Испании и Италии, есть и другое измерение стабильности - страны Магриба. Если там возникнет кризисная зона, то это приведет к катастрофе, такому наплыву иммигрантов, что не справиться. То есть мы нуждаемся в эффективной политике по отношению к этим странам. Во Франции здесь существует полное единство мнений, и Саркози об этом четко заявил.
РГ: Последний раз Франция председательствовала в ЕС восемь лет назад, в Союзе было 15 стран, сейчас их 27. По общему мнению, пробивать французские инициативы, наверное, будет не так просто...
Адлер: Когда ЕС реализовывал большие проекты, то в нем было шесть - восемь стран. Раньше министры сельского хозяйства, промышленности или финансов собирались в Брюсселе на один день. Каждый делал заявление, и общее решение принималось быстро. Теперь министров в несколько раз больше. Если каждый выступит с 15-минутной речью, то уже, считай, ушло два дня. Более того, оплата переводов в ЕС вот-вот будет составлять треть бюджета, отпущенного на функционирование организации. Вначале мы спрашивали новых членов, не согласятся ли они на другой язык, но никто не захотел. Таким образом, все документы ЕС переводятся на все языки стран - членов ЕС. Если раньше эстонцы, когда состояли в СССР, соглашались на русский как рабочий язык, то теперь нет. Так что мы сталкиваемся с большими бюрократическими проблемами. В нынешних условиях я думаю о двух вещах. Для того чтобы вытянуть такой перегруженный грузовик, нужен мотор гораздо мощнее. И этим мотором может быть ассоциация нескольких больших стран, которые договариваются и вместе выдвигают общую позицию. Вначале надо свести в единую молекулу Францию и Германию, затем привлечь страны, которые я называю "основателями ЕС", - Голландию, Бельгию, Италию, затем Австрию, Испанию, Португалию. Получается своего рода "Евролэнд", то есть страны, которые приняли евро как свою валюту. Именно он может давать импульс развитию. И здесь очень большую роль играют личные отношения руководителей стран, особенно Франции и Германии. Примеры тому взаимопонимание между де Голлем и Аденауэром, Колем и Миттераном, Шираком и Шредером. В принципе Саркози обладает всеми необходимыми качествами, чтобы иметь хорошие отношения с Ангелой Меркель, но, как представляется, этого в достаточной степени не происходит. Есть проблемы, и пока этот франко-германский дуэт не функционирует так, как хотелось бы.
РГ: Какие еще инициативы Саркози в связи с председательством в ЕС вы бы могли выделить?
Адлер: Укрепление отношений с Россией, заключение нового договора о стратегическом сотрудничестве, о чем говорили на саммите в Ханты-Мансийске. В частности, о создании энергетического сообщества, которое простиралось бы от Атлантического океана до Владивостока. Речь идет о глобальном компромиссе, когда европейские компании могли бы работать в России, участвуя в разведке энергоресурсов, переоборудовании и модернизации нефтяной и газовой промышленности, а российские концерны - развивать свою деятельность в Европе. "Газпром" стремится работать в ряде западноевропейских стран, "ЛУКОЙЛ" - открыть там сеть заправочных станций, и я не вижу причин им в этом препятствовать. С другой стороны, по примеру участия "Тоталь" в Штокмановском проекте "Газпрома" дать возможность европейским компаниям развивать партнерские связи с российскими нефтяными компаниями. Если произойдет такая стыковка, то возникнет единая российско-европейская энергетическая индустрия, что станет фактором стабильности для всего континента. Это проект огромного значения, и для его реализации необходимо, чтобы Франция и Германия выступили с единых позиций.
РГ: Как вы знаете, Энергетическая хартия ЕС, об этом неоднократно говорилось, в нынешнем виде для России неприемлема...
Адлер: Я с этим согласен. Можно взять хартию за отправную точку и двигаться в сторону взаимовыгодного варианта. Приход в Кремль Дмитрия Медведева, как мне представляется, может поспособствовать движению в правильном направлении. Ведь наши технологии и ваши энергоресурсы - взаимодополняющие величины. И это вопрос не только технического свойства. В этой связке просматриваются контуры Европы завтрашнего дня.
РГ: И какими же они вам представляются?
Адлер: Я думаю, что будущая Европа будет иметь несколько измерений, развиваться в нескольких плоскостях. Первое измерение - Европа юридическая и экономическая. Без особого политического веса. Сейчас в ней 27 государств, а в перспективе будет больше за счет балканских стран, Норвегии, может быть Швейцарии. Второе - Европа 10-12 стран, "Евролэнд", о котором я говорил выше, со своей внешней и оборонной политикой и, несомненно, политикой в индустриальной области. Третье измерение - Большая Европа, основанная на пакте трех образований: "Евролэнда", России и Турции. Их будут объединять не только энергетические вопросы, но и стратегические. Мне кажется, что изоляционистские нотки, что звучат во многих речах Барака Обама, который с большой долей вероятности может стать будущим президентом США, заставят французов, немцев, россиян и турков, если те, конечно, согласятся, стать частью новой Большой Европы, разработать свою общую стратегию по борьбе с терроризмом, радикальным исламизмом, стратегию, нацеленную на энергетическую независимость континента и его безопасность. Такой ход событий, по моему мнению, станет главным геополитическим событием ХХI века. Правда, для этого необходимо полное взаимопонимание между Парижем, Берлином и Москвой.
РГ: И все-таки одной из серьезнейших проблем, стоящих перед всеми пламенными сторонниками идеи "продвинутой" евроинтеграции, включая, естественно, Николя Саркози, является создание так называемой "политической Европы". Когда, как вы считаете, у нее "прорежется" единый голос?
Адлер: Путь впереди долгий. Пока же каждая европейская страна проводит свою дипломатию исходя из собственных интересов. Скажу больше: сегодня эта тенденция гораздо сильнее, чем в 1989 году. Когда рухнула Берлинская стена, рефлексы "холодной войны" подталкивали к схожим позициям, которые страны занимали как бы автоматически. Теперь этого нет. Скажем так, произошла смена автоматической коробки передач на классическую - механическую. К примеру, политика Франции по отношению к Ливану отличается от той, которую проводят другие европейцы. Англичане идут своим курсом. У некоторых дипломатия вообще служит своим специфическим целям. Возьмите Испанию. Благодаря сильному евро она скупила все, что можно было, в Южной Америке: аргентинскую нефть, чилийский энергокомплекс, перуанскую авиакомпанию и так далее. Понятно, что у испанцев давние связи с тем континентом, но Европу они использовали в своих интересах, и я не могу сказать, что от этого большая польза получилась для всего Евросоюза. У европейских стран нет общей стратегии, и она появится только после того, когда единый внешнеполитический курс выработают совместно французы и немцы. Англичане к этому не стремятся - им единая стратегия не нужна ни сейчас, ни в будущем.
Они, так же как северные скандинавские страны и Ирландия, заинтересованы лишь в экономических и правовых аспектах ЕС, а дальше идти не хотят.
На восточном фланге в основном поляки, чехи продолжают беспокоиться по поводу возрождения "российской империи", которая якобы питает "экспансионистские замыслы". Исключение составляют венгры: у них нет комплексов. Так вот эти страхи следует упокоить, и здесь, как мне кажется, России стоит не только демонстрировать, что никакой угрозы от нее не исходит, но и активнее выступать в качестве долгосрочного и надежного партнера.
РГ: Давайте не будем забывать, что некоторые бывшие страны советского блока сейчас в большей степени ориентируются на США, чем на Евросоюз...
Адлер: Дело в том, что прежде чем постучаться в ворота ЕС, они вошли в НАТО. Так что их внешняя политика в большей степени делается в Вашингтоне, нежели чем в Брюсселе. С ними у нас реальная проблема. Иногда удается привести в чувства, но по многим важным внешнеполитическим темам мы не находим общий язык. Вот почему, к примеру, газопровод "Северный поток", которому суждено соединить Россию и Германию, пойдет через Балтику, чтобы обойти Польшу. Проблема не в том, что Россия может прервать поставки газа в Европу, а в том, что запустить заслонку могут в Польше.
Надо, чтобы ситуация изменилась. Мы, "старая Европа", пытаемся это сделать: все-таки эти страны находятся в нашей экономической сфере. Но нужны и ваши усилия, чтобы народы этих стран поняли, что в их интересах развивать разносторонние связи с Россией, как это делают Франция, Германия. На мой взгляд, это привело бы к их более взвешенному подходу в отношениях с американцами. В принципе такие тенденции прослеживаются уже сейчас: не случайно миллионы чехов выступают против размещения элементов ПРО США на их территории, да и многие поляки не горят желанием их увидеть у себя. Ведь со стороны Вашингтона, что бы там ни говорили, речь идет об операции, носящей чисто антироссийский характер. Саму идею перехвата баллистических ракет еще можно понять, но размещение элементов ПРО в Польше и Чехии - это выходит за рамки разумения, тем более если учесть встречное российское предложение относительно совместного использования станции слежения в Азербайджане.
РГ: Нынешней американской администрации перспективы сближения России и ЕС явно не по нраву...
Адлер: Все началось еще при Клинтоне. Именно тогда Мадлен Олбрайт, которая была всегда настроена антироссийски, настояла на том, чтобы восточно-европейские страны оказались в НАТО. Американцам надо было установить свой контроль над этими странами, а также использовать их против независимых внешнеполитических шагов "старой Европы". Правда, как мне представляется, такое положение вещей вскоре изменится. Если Барак Обама станет президентом США или если даже победа достанется Маккейну, американцы, у которых масса тяжелейших проблем как в экономике, так и в мировых делах, будут вынуждены сконцентрироваться на главнейших. Восточная Европа же в это число не входит.
РГ: Какие у США, по вашему мнению, приоритеты?
Адлер: Ближний Восток. Они не могут просто так уйти из Ирака. Проблема иранского атома до сих пор не решена. Нынешний Пакистан - настоящая пороховая бочка, которая может взорваться в любой день. Набор мощи Китаем, что само по себе явление не угрожающее, но, как считают американцы, требует соответствующего сопровождения, что очень непросто сделать. Ведь китайцам теперь не скажешь: это делать можно, а это нет.
РГ: Вернемся в Европу. В России ни у кого нет сомнений в том, что за нынешним грузинском руководством стоит Вашингтон.
Адлер: Политику Тбилиси по-другому, как невыносимой, не назовешь. Но и реагировать на нее надо, мне кажется, без перехлеста.
РГ: А именно?
Адлер: Ну, скажем, как взрослый человек в отношении разбаловавшегося шалуна. Россия и Грузия взаимосвязаны, они же единое целое. Где самые известные грузины Церетели и Сванидзе? В Москве. Примаков, который хорошо знал грузин, всегда спокойно реагировал на их выходки. Такое впечатление, что чем сильнее реакция Москвы на кульбиты Саакашвили, тем ему лучше. Понятно, что его курс вызывающ, а американская идея принять Грузию в НАТО - провокация чистой воды. Конфронтационная политика американцев в Тбилиси, Киеве полностью противоречит интересам европейцев. И здесь, мне представляется, свое слово могли бы сказать Саркози и Меркель, с которыми в отличие от их предшественников в Вашингтоне считаются.