Поделиться
Штраус написал много хороших оперетт. Но у нас Штраус - это исключительно "Летучая мышь". И вот в Москве уже третья: после блистательных спектаклей в "Геликоне" и в театре Станиславского и Немировича-Данченко - теперь в "Новой опере". Ставить приглашены голландец Михил Дейкема и дирижер из Эстонии Эри Клас. Освежить текст взялся Аркадий Арканов.
И возник редкий в Москве театральный скандал. Впрочем, я и теперь считаю, что не зря провел вечер: между абсолютно провальными первым и третьим актами был неплохой второй. В нем есть талант и драйв, уже ради него стоит это смотреть и слушать. Слушать, правда, выборочно.
Но по порядку
Штраус на оперной сцене - традиция. "Мышь" поют и в Ковент-Гарден, и в венской Штаатсопер. Это даже не оперетта, а комическая опера, со сложностью ее партий совладает не всякий музыкальный театр. У "Новой оперы" есть для эксперимента все основания: ее хор и оркестр - из лучших в Москве, а солисты, как показал этот вечер, - еще и хорошие комедийные артисты.
Как и в театре на Большой Дмитровке, в саду "Эрмитаж" вернулись к первоначальной фабуле оперетты, где все подстроила не ревнивая Розалинда, а обиженный друг Фальк: на один злой розыгрыш решил ответить другим и в сговоре с русским князем Орловским заставил всех героев спектакля выдавать себя за кого-то другого. Это он - "летучий крыс", Мефистофель этого действа.
Там, где солирует пьянящая музыка Штрауса, спектаклем можно наслаждаться. Второй акт в этом смысле был хорош. Здесь фантастически звучит хор, а из солистов стоит выделить дуэт Татьяны Печниковой (Розалинда) и Вениамина Егорова (Айзен штайн). Написанную для меццо-сопрано партию князя Орловского театр без колебаний транспонировал для мужского голоса и передал Максиму Остроухову, который из условной и всегда компромиссной фигуры сделал очень реалистичного повесу, достаточно смышленого, чтобы ринуться в очередную авантюру, - он тут сообщник коварного Фалька. В зачарованной сцене "Ду-и-ду" очень здорово использован акустический эффект surround, когда-то придуманный Евгением Колобовым для "Евгения Онегина": хор звучит отовсюду в зале, вовлеченность в музыкальный гипноз достигает апогея.
Постановщик (он же сценограф) Михил Дейкема идею опьянения (шампанским, музыкой - какая разница!) воплотил буквально, на грани с сюром. В сцену бала мы включаемся, когда все уже пьяны вдрабадан: зал слегка перекосило, шикарная люстра украшает пол, по сцене ползают дамы в пачках, а с потолка свисают господа во фраках на манер летучих мышей - вниз головой. Ключевая сцена бала у Орловского выдержана в черно-белых тонах, и только зловредный Фальк - в багровом (костюмы Клаудии Дамм). Во всем есть порочная элегантность.
Еще до премьеры по Москве расползались слухи о невиданно радикальном режиссерском решении, и казалось, что грядет еще один зальцбургский скандал, когда герои на сцене мастурбировали, а публика дружно требовала деньги назад. Ничего подобного не случилось: на мой взгляд, постановка умеренно смелая, совсем не шокирующая и достаточно осмысленная.
Отчего же все-таки провал?
Я не смею заподозрить такого мэтра, как Аркадий Арканов, в отсутствии чувства юмора. Но могу предположить, что участие в телешоу и выступления на корпоративных вечеринках нашей специфической бизнес-элиты для талантов не проходят бесследно. У них непоправимо искажаются и чувство вкуса, и представления о том, что хочет хавать пипл. А тут опера. Бизнес-элита в массе не знает, что это такое, и пипл в театре - другой. Он не смеется над остротами типа "На Чукотке каждый чукча может купить себе "Челси". Не сомневаюсь, что эта актуальная шуточка в элитных кругах вызовет понимающее рыготанье. А тут собрался плебс, у него еще свежи воспоминания о Верди с Прокофьевым, ему не понять. У этого пипла вызывают брезгливость базарные остроты наподобие "серпом по мозгам". Или: "У него такой ба-альшой диапазон!", на что любопытная Адель попросит уточнить: "Ба-альшой - до или после?" Ему кажутся бездарными постоянные отсылы к полумертвым советским песенкам. И стиль речи героев ("Подлянка! Во дает, в натуре! Я пудрю мозги!") отдает, в его представлении, не вдовой Клико, а сивухой.
Мне вообще кажется, что общаться с бизнес-элитой нашим талантам стоило бы в антисептических масках, как при свином гриппе: грипп пройдет - а таланта уже не будет. "Летучий крыс" в театре "Новая опера" в этом смысле полезен как надпись на сигаретах: "Минздрав предупреждает!".
Весь третий акт шел под топот уходящих зрителей, а выход видного юмориста на финальные поклоны был встречен дружным буканьем зала. В театральной Москве на моей памяти такое случилось впервые. Это значит, публика уже вполне готова к протест ным настроениям. И это хороший знак, спасибо "Новой опере": она помогла нарыву лопнуть.
В издаваемой театром газете "Вешалка" есть свидетельство о языковом разнобое между голландским постановщиком и русским автором текста: они общались через переводчика, способного передать смысл фразы, но не юмор. Думаю, если бы этот юмор был донесен до Дейкемы, он бы немедля, чертыхаясь, покинул Москву. Но к несчастью, шла игра в "твоя моя не понимай", и автор юморил как хотел. Или как ему казалось, что нужно. В спектакле есть и подтверждение этого конфликта, который однажды дал замечательный плод. Я имею в виду прихотливо переведенную Аркановым игру в иностранные слова типа "кино - вино - домино". Возможно, он придумал и запредельную рифму "чардаш - гуляш" - но из этой ассоциации режиссер вырастил самую прелестную сцену спектакля. Розалинда, выдающая себя за венгерскую графиню, должна петь свой чардаш и обычно в спектаклях поет его всерьез. Что давно приелось. А тут на сцену вынесли газовую горелку с кастрюлей, где что-то аппетитно дымилось, и пламя довольно ухало в такт с ворожбой Розалинды - ради одного этого сюрприза стоило смотреть спектакль.
Еще одна неудачная идея - слить воедино и без того длинный второй акт с третьим. Более чем двухчасовой марафон чрезмерен и тоже стал причиной нервозности зала. Зато возникла упоительная оркестровая интерлюдия, сыгранная (как бы по необходимости) трижды, каждый раз по-новому неожиданно, с включением в игру и дирижера, и зрительного зала. Эри Клас на открытии спектакля удивил тяжеловесностью знаменитой увертюры, но затем сумел сообщить действу драйв и азарт, и когда спектаклю не мешали кошмарные тексты, все шло превосходно.
Что теперь делать театру? Показывать это категорически невозможно - фальшь непереносимая. Снимать провальный спектакль - жалко: вместе с очень грязной водой выплеснешь здорового ребенка. Выход: довериться Штраусу, который получается хорошо, и свести до минимума Арканова, который получается плохо. Два маэстро оказались противопоказаны друг другу. Диапазон слишком ба-альшой.