Поделиться
В вашей музыке безраздельно властвует трагедия - комедии места нет. В этом выражается ваша философия?
София Губайдулина: Трагедия фундаментальна. Развлекательная, веселая музыка - это вырожденное состояние, которое быстро исчерпывается и не приносит удовлетворения. К сожалению, сегодня большая часть людей обманывается, исключая страдание из своей жизни.
Пристрастием к громким звучностям в своей музыке вы хотите достучаться до глухих людских сердец?
София Губайдулина: Для меня наибольшую роль играет как раз тишина, а не громкость. Моя точка опоры в поиске тишины. Когда я отправляюсь на прогулку, что является самым существенным моментом в моей жизни, возникает возможность абсолютной концентрации на вслушивании, а звучит все - цветок, дерево, земля, Космос, Универсум. Но как только достигаешь максимальной степени концентрации, вдруг оказывается, что за пределами тишины, которую хочешь сделать частью своего бытия, существует такая борьба, такая жуть, какую страшно представить.
Вы эту жуть тоже слышите?
София Губайдулина: Я слышу жуткий диссонанс между тишиной, которую обретаю где-то, и своим собственным состоянием, потому что я тоже звучу. У меня есть мистическое предположение, что в основе мира лежит диссонанс. В моих "Страстях по Иоанну" в момент, когда Ангел говорит: "И тут родилось безмолвие...", звучит не тишина, а три больших барабана на фортиссимо.
Создается впечатление, что вы мистическим образом улавливаете звучание иных измерений, которые записываете на нотной бумаге.
София Губайдулина: К мистике христиане относятся отрицательно. Но искусство не может существовать без мистического, потому что искусство всегда тайна, которая становится данностью, которую вы приняли с детства как излюбленное состояние, без которого нельзя обойтись. Мы настолько высокомерны, что думаем, что все знаем и не существует ничего, кроме наших знаний, а если что-то существует, значит, это уже мистика.
У вас есть музыка к кино, мультфильмам, но нет сочинений для музыкального театра. Вам не предлагали написать оперу?
София Губайдулина: Мне не раз предлагали сочинить оперу, но я отказывалась. При этом, признаюсь, я люблю ходить в оперный театр. Я преклоняюсь перед такими вершинами, как оперы Вагнера, "Лулу" Берга, "Моисей и Аарон" Шёнберга, "Франциск Ассизский" Мессиана, "Евгений Онегин" и "Пиковая дама" Чайковского. Люблю музыку в драматическом театре. Но как композитор я не хочу оказаться внутри процесса создания оперы: для меня это слишком конкретно, многое мешает моей фантазии - я предпочитаю метафорическое мышление. В молодости я увлекалась театром, мечтала сочинить балет и даже написала "Бегущую по волнам". Но от театра я отказалась в пользу концертного жанра. Мне важнее и интереснее наблюдать за музыкантами, разыгрывающими определенные сюжеты на сцене. У меня есть, например, сочинение Verwandlung, где тромбонист должен разыгрывать из себя клоуна в духе Чарли Чаплина, который сначала ходит по залу и веселит публику, а потом возвращается на сцену и превращается в трагического персонажа.
С годами сложнее писать музыку?
София Губайдулина: Конечно. В этом смысле мы отличаемся от профессионалов, скажем, во врачебном или педагогическом искусствах, в которых люди становятся более уверенными, им становится легче владеть своим материалом. У композиторов все наоборот: чем дальше, тем больше мы не знаем и не умеем.
На какой вопрос вы ищете ответ и его не находите?
София Губайдулина: Есть один вопрос, на который нет ответа. Звучащая ткань, которую мне удается услышать в мистическом (если не бояться этого слова) измерении, настолько восхитительна, что рождает ощущение будущего сочинения. Но в этом звуковом материале есть такие звуки, которых нет в инструментах оркестра и в голосе, нет в композиторской технике, которая нам известна...
Возможности электронной музыки не в счет?
София Губайдулина: Электронная музыка обещает много, а не дает даже того, что есть. Я занималась электроникой, но разочаровалась. Многое из того, что мне прислышалось, я не всегда могу записать, потому что для этих звуков нет инструментария, можно приблизиться к тому слышанию лишь в воображении, дать намеки. Поэтому приходится себя ограничивать - в самоограничении и состоит искусство. Это равносильно поднятию на Голгофу: каждое сочинение - это Распятие. И это невозможно преодолеть.
Как вы восстанавливаетесь после процесса сочинения?
София Губайдулина: Прогулки выводят из состояния исчерпанности, составляя для меня основную возможность творчества, все главное рождается во время прогулок.
Вас вместе с Альфредом Шнитке и Эдисоном Денисовым в свое время причислили к авангардистам. Вы считали себя авангардисткой?
София Губайдулина: "Авангардистами" нас назвали потому, что надо было найти бранное слово, чтобы как-то обругать нас. Но я ничего не имела против этого слова - не оправдываться же. Потом время изменилось, и это слово стало обозначать принадлежность к особому кругу прогрессивных людей. И я поняла проблематичность понятия "авангард в искусстве". Мне не захотелось быть впереди, сзади или сбоку кого-то. Я не хочу идти в стаде, в стае. Прогрессистское сознание является неправдой по отношению к искусству. Разве композиторы XIV - XVI веков Жоскен де Пре или Гийом де Машо в чем-то уступают Баху, Моцарту, Вагнеру или Веберну?
У вас есть ученики?
София Губайдулина: От этой деятельности я отказалась.
А помочь таланту, если вы его вдруг заметите, что-то подсказать, наверно, можете?
София Губайдулина: Я не верю в то, что можно "подсказать". Это же не позитивная наука, а постоянная работа воображения. Педагог, по-моему, может только помешать. У меня были хорошие педагоги, но все они говорили: "Я вас не могу научить". Не так давно в Москве я встречалась с учащимися, с молодыми педагогами-композиторами, среди которых мне понравился, например, Кузьма Бодров.
Насколько трепетно относитесь вы к тому, кто будет исполнять вашу музыку? У вас есть свой круг любимых музыкантов?
София Губайдулина: Для меня это самое основное. Композиторы делают только половину работы, которая без исполнителей - бумага, еще неживое, несостоявшееся. Оказалось, что я счастливый человек, потому что вокруг меня собралось очень много исполнителей самого высокого класса.