Разнообразие - вот ключевое слово применительно к Рихтеру. Многие называют его самым универсальным из когда-либо живших пианистов, ссылаясь на необъятный репертуар и громадное количество существующих записей. Однако всецело универсальных исполнителей не бывает: у каждого есть свои сильные и слабые репертуарные места. К тому же формально не один Рихтер имел настолько большой разброс в своих предпочтениях. Но именно Рихтеру было дано с одинаковой убедительностью проникать в суть самых разнообразных миров, исполнять музыку композиторов, которые, по сути, не имели между собой ничего общего.
Бах, Моцарт, Дебюсси, Равель, Брамс - что может, казалось бы, объединять этих творцов? Рихтер же исполнял их музыку так, как будто играл, по меткому выражению Г. Г. Нейгауза, на разных роялях. Его интерпретация Фантазии и фуги Ля минор BWV 944 Баха обладает мощнейшей энергетикой. Да, кто-то не согласится с тянущемся (но как шикарно тянущемся!) звуком или нагнетанием страстей в конце фуги. Ведь это все-таки Бах, зачем такие перегибы, спросят пуристы. Однако эти "перегибы" не мешают Рихтеру создать настоящий космос, его исполнение как будто находится вне времени и пространства. В Фантазии складывается ощущение, будто волны разбиваются о скалы. Вечность, вневременность, монументальность.
Совсем другой мир - Моцарт, с его способностью в любой момент изменить поступь музыки. Исполняя Двадцатый концерт со Станиславом Вислоцким, Рихтер убедительно передает контрастность настроений, свойственную моцартовской музыке, но не перегибает при этом палку в сторону какой-либо настроенческой доминанты. "Светлое" у Рихтера органично перетекает в "темное" и наоборот. Звучание его рояля в этом Концерте необыкновенно чистое, прозрачное.
Способность находить хрупкий баланс между музыкой и собой как нельзя кстати и при исполнении произведений Дебюсси. Поражают та бережность, то чувство меры, с которыми Рихтер исполняет прелюдии композитора, его умение не перегнуть палку в сторону себя, но не сыграть при этом равнодушно, отстраненно. Несомненно, образная сфера была одним из главных коньков пианиста. Рихтер прежде всего заинтересован в самих образах, которые получаются у него очень увлекательными, живыми, а главное - разными. Ну, и, конечно, изумляют его владение звуком, умение улавливать и передавать тончайшие нюансы, способность находить самые разные краски, не сгущая их, что жизненно необходимо этой музыке. "Канопа" Рихтера - вкрадчивая, таинственная, мистическая, с едва-едва уловимым оттенком какой-то странной сверхъестественной грусти. Он создает необыкновенно убедительные, проникнутые испанским духом "Ворота Альгамбры", которые заставляют сожалеть о том, что Рихтер не играл испанскую музыку. Впрочем, каждая из прелюдий в его исполнении уникальна - для каждой из них можно создать неповторимую словесную картину.
И здесь же - более человечный и открытый, нежели его великий современник, Равель. Его знаменитую "Павану на смерть инфанты" Рихтер исполняет в фанатично медленном темпе, избегая приятной сентиментальности, которой так грешат многие исполнители. Строгость удивительным образом сочетается с лирикой, чувствуются как одиночество, отрешенность от мира, так и душевная теплота, мягкость.
Лиризм был свойственен Рихтеру, особенно в поздние годы, хотя некоторые считают его холодноватым исполнителем (да и сам пианист как-то сказал, что внутри он холоден, несмотря на внешние проявления темперамента). Тем не менее его исполнение Вариаций на оригинальную тему Брамса - самый что ни на есть настоящий романтический шедевр. Это произведение содержит все лучшее, что присуще шедеврам Брамса: скрытую, но заметную под "семью бронями" страсть, величественную, благородную лирику и, конечно же, мудрость. Рихтер исполняет эту музыку так, словно произносит слова исповеди: он кристально честен и ничего не утаивает от слушателя. Удивительно открытая для Рихтера запись.
Конечно, пианист замечательно исполнял музыку не только этих композиторов. Можно вспомнить и Бетховена, и Шумана, и Мусоргского, и Прокофьева, и Хиндемита, и многих других. Безусловно, не все его записи принимаешь как истину в последней инстанции, что, впрочем, относится и к другим исполнителям. Однако рихтеровский охват самых разнообразных творческих миров поистине беспрецедентен. И в этом он, пожалуй, по-прежнему остается "непокоренным", даже спустя 15 лет после своей кончины.