У него и названия картин носят имена собственные: "Шура и Просвирняк", "Коля - Перекати поле", "Петя по дороге в Царствие Небесное". На крайний случай в ход идут одушевленные существительные: "Человек с аккордеоном", "Маленький гигант большого секса", "Гражданин начальник", "Полицейские и воры". Чувства, мысли, характеры обыкновенных людей - все это у Досталя крупным планом. Потому-то и время в его фильмах (не забудем тут упомянуть и "Штрафбат", и "Завещание Ленина") проступает столь зримо и осязаемо.
- Ваша последняя работа, сериал "Раскол", - о реформе патриарха Никона, повлекшей одно из самых значительных церковных и общественных размежеваний в истории России. Со времени событий, показанных в фильме, прошло более трех веков, но и сегодня в нации нет единения. Наоборот, все глубже линии раскола - между обществом и властью, бедными и богатыми, верующими и неверующими. Как вы считаете, это фатально? России раскол на роду написан?
- Солженицын когда-то сказал, что без раскола в XVII веке не было бы трагедии в 1917 году. Зоркий вывод. Раскол русского народа, случившийся более трехсот лет назад, дал трещины, дошедшие до наших дней.
- Ну да, самый близкий вам пример - раскол в Союзе кинематографистов. Вы в Киносоюз, альтернативный официальному Союзу кинематографистов, вступили?
- Вступил. Но я не выхожу из старого союза. Я и своих коллег призывал: вступая в новый союз, не надо покидать старый, вы можете быть членами многих союзов! Я, например, член трех киноакадемий - "НИКА", "Золотой орел", "Европейская академия киноискусства". И что, вношу тем самым раскол в наши ряды?
- Зачем вообще нужны творческие союзы в их архаичном советском обличье?
- В таком обличье не нужны. Творчество - это как раз то, что нас разъединяет. Что общего у Михалкова и Германа, у Данелии и Говорухина, у Абдрашитова и Суриковой? Ни-че-го! Творчество - интимная вещь, тут союз не помощник. К тому же вся структура СК до сих пор советская: секретариат, председатель, первый секретарь. Политбюро только не хватает. Саму структуру необходимо модернизировать. Ведь объединяет нас только одно - профессиональные интересы: авторские права, борьба с видеопиратством, трудовые договора. И социальные вопросы, конечно: страховки, помощь больным и безработным. Как раз на этом объединении надо строить наш союз. Будущее союза - это союз профессиональных гильдий.
- Вернемся к российской истории. У вас был документальный сериал "Россия. XX век. Взгляд на власть". Фильм вышел в 1999 году. С тех пор ваш взгляд на власть хоть в чем-то изменился?
- Нет, потому что и во власти ничего не изменилось. России повезло с пространством - оно огромно, с недрами - они богаты. Ей повезло с народом - были и есть выдающиеся ученые, писатели, музыканты, художники. Но какая-то полная непруха с властью. Мы сначала очаровываемся этой властью, нам нравится, что она молодая, здоровая, энергичная. А потом эта власть начинает думать только о себе, о своих интересах, личных и корпоративных. И так на протяжении веков. Мы не умеем извлекать уроки из нашей истории. В большинстве своем мы вообще не знаем нашего прошлого. Много ли людей имели хоть какое-то представление о штрафных батальонах, пока не посмотрели "Штрафбат"? А великий русский писатель Варлам Тихонович Шаламов? Многие о нем узнали только после нашего фильма "Завещание Ленина". Мы и "Раскол" снимали, ставя перед собой задачу не только художественную, но и просветительскую. В начале XX века старообрядцами были знаменитые русские предприниматели Морозов, Рябушинский... Как мне сказали, после нашего фильма в Московской духовной академии ввели предмет "история старообрядчества".
- На ваш взгляд, Русская православная церковь должна покаяться за гонения на старообрядцев?
- Солженицын к этому призывал, и здесь я к Александру Исаевичу присоединяюсь. У нас вообще с покаянием как-то не шибко. Я общался со старообрядцами - они не ждут покаяния, не просят его. Они стремятся, как и весь православный мир, к праведной жизни. Но желание осмыслить прошлое, трезво взглянуть на него должно быть. Пока, на мой взгляд, этого нет.
- Ни во власти, ни в народе?
- Ни там, ни тут.
- Почему, как вы думаете?
- Может быть, так удобнее управлять огромным государством - с позиции силы. Наш народ привык к сильной руке. Хотя скорее его к ней приучили. Когда меня спрашивают, чем отличается Сталин от Гитлера, я говорю: отличие большое - Гитлер истреблял чужие нации и народы, а Сталин свои. Мне кажется, что пока у части общества жива тоска по Сталину, ничего хорошего в России не будет, а будет все время раскол. Пока внятно, четко, без всяких оговорок, на основе неопровержимых фактов и документов власть не скажет, что Сталин был преступником, повинным в смерти тысяч людей, мы из этой трясины не выберемся.
- У вас есть объяснение, почему современные правители не желают признавать преступления своих даже дальних предшественников? Сколько усилий приложила Польша, прежде чем Россия после многолетней лжи признала наконец вину СССР за массовый расстрел в Катыни.
- У меня нет этому объяснения. Скажем, почему ФСБ не желает отмежеваться от ВЧК, ГПУ, НКВД и КГБ? Говорят - преемственность. Какая может быть преемственность от Берии, Ежова, Абакумова? Я этого не понимаю. Честь мундира? Или такое превратное понимание патриотизма? Но разве в этом патриотизм? Мне кажется, он состоит в том, чтобы честно сказать: да, это было в нашей стране, но мы хотим, чтобы этого больше никогда не было, и сделаем для этого все от нас зависящее.
- Выбирая между телесериалом и полнометражным кино, вы в ваших новых работах нередко склоняетесь к первому. Это потому, что телесериал дает вам дополнительные художественные возможности или на него просто легче найти деньги?
- Конечно, на телевизионный фильм всегда легче найти деньги. На телевидении они быстро отбиваются за счет рекламы. В итоге и телепродюсеры довольны, и режиссер удовлетворен своей работой.
- Снимая для телевидения, приходится идти на какие-то художественные компромиссы?
- Я стараюсь этого не допускать. Делаю сериал как полнометражное кино. Поэтому и "Штрафбат", и "Завещание Ленина" я снимал на пленке. Тот же "Штрафбат", снятый для ТВ, по качеству мало чем отличается от "Пети...", сделанного для киноэкрана. Различия минимальны. Например, для телевидения приходится делать больше крупных и средних планов - общие планы там не очень смотрятся. Ну и сроки, конечно. Когда я снимаю телевизионное кино, я работаю более динамично.
- Вы жестко работаете с актерами?
- Я жесткий в работе со съемочной группой. А на актеров никогда не давлю, я им доверяю. Но сторонюсь медийных, точнее, ассоциативных лиц - зрителю труднее поверить в подлинность их героев. Есть лишь одно исключение, подтверждающее это правило, - Роман Мадянов, снявшийся у меня в шести фильмах.
- На моей памяти таких "исключений" гораздо больше - Ирина Розанова, Сергей Баталов, Геннадий Хазанов, Валерий Золотухин, Владимир Капустин...
- Да, есть актеры, с которыми всегда хочется работать, но не всегда есть для них роли. Иногда читаешь сценарий и думаешь: эх, нет здесь роли для Ирины Розановой!
- Говорят, вы Максима Галкина хотели снимать.
- Я предлагал ему роль Савелия Цукермана в "Штрафбате". Он принял предложение. А потом за неделю-две до съемок позвонил и сказал, что будучи лицом Первого канала не имеет права сниматься в этой роли. По этому поводу появилась заметка в "Известиях": "Лучше быть миллионером у Эрнста, чем евреем-штрафником у Досталя". Потом Галкин в каком-то интервью говорил, что сняться в "Штрафбате" у него просто по срокам не получилось. Я ему сказал: "Максим, перед тобой, как перед всяким интеллигентом, стоял выбор - или жить хорошо, или быть хорошим. Ты выбрал первое. Бог тебе судья".
- Продюсеры сильно давят на вас?
- В этом смысле мне труднее всего работать с моим братом Владимиром Досталем. Если другие продюсеры ко мне относятся с пиететом, признают во мне профессионала, мастера, то для Владимира я всегда младший брат. Поэтому у нас с ним бывают трения. Я с ним делал все телевизионные картины. Но с кино он не связывается. Он считает, что полный метр - это невозвратные деньги. Он же продюсер, для него главное - прибыль, рентабельность. Но вот выходит моя картина, она получилась, ее хвалят, и мне приятно, что в титрах стоит имя Владимира Досталя.
- Как вам работалось с Володарским в "Штрафбате"?
- Нельзя сказать, что легко, но интересно. Он был динамичный, взрывной мужик. Вообще-то я не хотел снимать фильм о войне. Может, из-за отсутствия военного опыта я считал, что о войне снимать - это поступок. Не искал сценариев о войне. Когда же взял в руки сценарий Володарского и прочитал первые три серии, я понял: это то кино, которое мне хотелось бы снимать. Это новый взгляд на войну, новые персонажи, характеры, образы. И началась у нас работа. Вспоминаю забавное. Я читаю и говорю: "Эдик, у тебя в четвертой серии штрафник бежит в атаку и погибает, а в десятой он у тебя опять бежит в атаку и кричит ура". Эдик говорит: "Выбрасывай, выбрасывай". Там было много второстепенных персонажей, которых он мог похоронить, а потом по забывчивости оживить.
- "Штрафбат" кому-то категорически не понравился, удостоился ярлыков "очернительство", "искажение правды о войне". Как вы это восприняли?
- Спокойно. Тем более что исторические неточности в фильме действительно были, и я о них знал еще до начала съемок. Я человек дотошный и, когда беру в руки сценарий, да еще на историческую тему, сразу начинаю наводить справки. Например, я узнал, что штрафники-рядовые и штрафники-офицеры воевали в разных частях и что штрафбатами обычно командовали кадровые, а не разжалованные офицеры. Я сказал об этом Эдику. Он ответил: "Если все сделать по уставу, то фильма не будет. К тому же гладко было на бумаге, да забыли про овраги!" И я с ним согласился. Мы делали художественное кино, а не документально-историческое исследование. Один штрафник (к сожалению, его уже нет в живых), посмотрев нашу картину, сказал: "Вы в деталях кое-что исказили, но не соврали в главном - в том, что штрафники тоже вложили свой кирпич, и не один, в этот огромный фундамент под названием Победа". Эдик поставил "Штрафбат" в ряд своих значимых работ. Мы друг друга поздравили с этой картиной.
- Судя по тому, что ваше первое образование было журналистским, вы не собирались снимать кино?
- Я окончил журфак МГУ. А поступил туда, потому что хотел получить гуманитарное образование. Но я знал, что существуют Высшие режиссерские курсы, куда принимают тех, кто уже имеет диплом какого-нибудь вуза. Кроме того, у меня отец был кинорежиссером. Он погиб в пятьдесят девятом году на съемках.
- Вы сейчас что-то снимаете?
- Я готовлю очень серьезный проект по сценарию Юрия Арабова. Рабочее название - "Монах и бес". Сейчас сколачивается бюджет на эту картину. В следующем году, надеюсь, начнем снимать. Кто читал сценарий, говорят, что такого кино у нас еще не было. Это XIX век, времена Пушкина и Гоголя. Смешная и грустная история. Там есть материализовавшийся бес и есть монах, они - главные герои. В то же время есть такие персонажи, как Николай I и Бенкендорф. Тема извечная - борьба между добром и злом. Арабов сделал для меня практически безупречный сценарий. Я только обрисовал героев. Были прототипы и у монаха, и у беса, которого в фильме зовут Легион. Деньги на картину находит церковно-научный центр "Православная энциклопедия". Ее руководитель Сергей Кравец загорелся нашей идеей. Будем делать полнометражный фильм при поддержке Фонда национального кино.
- А какова прокатная судьба фильма "Петя по дороге в Царствие Небесное", который получил главный приз ММКФ "Золотой Георгий"?
- Незавидная, как и у большинства российских картин. Фильм показали на канале "Россия", и мы этим отчасти удовлетворены.
- Вы ощущаете себя свободным от конъюнктуры кинорынка?
- Пока да. Я снимаю только то, что мне интересно. Вот в девяностые годы, чтобы выжить, люди брались за любую работу. Но мне повезло, я и в девяностые снимал только то, что мне было интересно. У меня нет запасной родины, другого гражданства. Я где родился, там и пригодился. Каков уровень свободы в обществе, можно, конечно, обсуждать, но в своем творчестве я стараюсь быть свободным.
- Вас не зовут на политические баррикады?
- Зовут, но я туда не спешу. Считаю, что свою гражданскую позицию я вполне ясно и четко выражаю своими фильмами.
Отец Николая Досталя, Николай Владимирович Досталь, был кинорежиссером. Он снял цветную комедию "Мы с вами где-то встречались" детектив "Дело "Пестрых". Трагическая гибель в 1959 году прервала его работу над фильмом "Все начинается с дороги". "Отец сидел возле камеры на капоте огромного грузовика, - вспоминает Николай Николаевич Досталь, - тот врезался в столб, отец получил черепно-мозговую травму, несовместимую с жизнью. Ему было всего пятьдесят лет. После его смерти "Мосфильм" взял нас с братом под опеку. Мы были на студии как дома и, естественно, начали на ней работать. Так все и сложилось. У отца не было желания, чтоб мы с братом пошли работать в кино. И у меня в мыслях этого не было. Так что, если бы он остался жив, я бы вряд ли стал кинорежиссером".