На фестивале звучат ваши новые сочинения, и практически все они написаны по заказам. Шедевр можно создать на заказ?
Родион Щедрин: Почти все, что мы имеем в истории музыки, было написано по заказу. И уже далеко-далеко во времени определялась истинная ценность произведений. Вот, сейчас мы с Майей Михайловной (Плисецкой - прим. авт.) снимаем в Мюнхене квартиру, в ста метрах от которой находится Министерство культуры Баварии. И там установлена мемориальная доска: в этом здании состоялась премьера "Идоменея" Моцарта. В 300 метрах от нас - Министерство внутренних дел, где указано, что Шопен играл там свой Первый фортепианный концерт. Дальше, в метрах 400 от нас - еще одна мемориальная доска: на этом месте был театр, где состоялась премьера "Похищения из Сераля" Моцарта. Все расставляет по своим местам время.
| |
| Видео: Александр Шансков/ РГ |
Ваши сочинения прозвучат на фестивале в исполнении крупнейших российских оркестров - РНО с Михаилом Плетневым, ГАСО им. Е.Ф. Светланова с Владимиром Юровским, оркестра Мариинского театра с Валерием Гергиевым. Музыканты сами проявили инициативу?
Алексей Шалашов: Да, это музыканты, которые постоянно исполняют сочинения Родиона Щедрина: и Валерий Гергиев, отдающий этому много сил, и Владимир Юровский, который в прошлом году исполнил "Звоны" в Лондоне и захотел повторить это в Москве, и Михаил Плетнев, предложивший свою программу. На долю филармонии выпала миссия организовать все это, объединить в серию. И для нас это радостная работа.
В последние годы "вторым домом” для композитора Родиона Щедрина стал Мариинский театр. Здесь поставлено большинство ваших театральных произведений. И на открытие нового здания Мариинки именно вы создаете партитуру, которая станет его историей. При этом опера "Левша" - не первая ваша работа с прозой Николая Лескова. Почему выбираете Лескова?
Родион Щедрин: Конечно, Лескова не знают так хорошо на Западе, как Пушкина, Чехова, Толстого или Достоевского. Но я считаю, что Лесков всегда был созвучен происходящему в России, а сейчас - троекратно. "Левша” - притча очень назидательная и поучительная. И так же, как в случае с "Очарованным странником", взяться за это произведение было моей давней мечтой. Эти мечты осуществляются: написать "Странника” мне помог заказ от Нью-йоркской филармонии и Лорина Маазеля. А "Левшу” я пишу по предложению Мариинского театра и Валерия Гергиева.
Мариинский театр уже сделал целый абонемент из ваших сочинений. Кажется, это единственный случай в практике современной музыки. Как прошел абонемент?
Родион Щедрин: Завлечь публику оказалось не трудно, поскольку в абонемент вошли балеты "Анна Каренина", "Кармен-сюита", "Конек-горбунок" в прекрасных постановках Алексея Ратманского, Альберто Алонсо. Состав исполнителей был фантастический: Анну Каренину танцуют Диана Вишнева, Ульяна Лопаткина, замечательная молодая Екатерина Кондаурова. В Мариинском театре колоссальная обойма талантов, как в автомате Калашникова.
Валерий Гергиев называет вас классиком русской музыки. А вы как себя ощущаете?
Родион Щедрин: Господь Бог дал мне длинную жизнь. Сен-Санс говорил: хороший композитор должен жить долго. Сам он дожил до 84 лет. Немногим из композиторов было отпущено столько лет жизни: ни Моцарту, ни Шуберту. Но я должен сказать, что когда жизнь длинная, многое успеваешь увидеть и узнать. Когда я учился, еще был жив Сталин, и мы видели его на трибуне мавзолея, как он помахивал ручкой на демонстрациях. То, что было потом, всем известно. Жизнь была непростая, негладкая, но главное - длинная. Я этому очень радуюсь. Это большая награда от Господа Бога. И еще то, что мы вместе с Майей.
Несколько лет назад вы передали 67 коробок своего семейного архива в РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства). Продолжаете пополнять архив?
Родион Щедрин: Наш архив на сегодняшний день разделился. То, что в последние годы написано мной и Майей Михайловной, мы передали в Берлин. В российском архиве трудятся чудесные люди, и все мои ранние вещи - "Конек-Горбунок", "Мертвые души", "Анна Каренина", хранятся в Москве. Но качество хранения в России и на Западе очень разнится. Немцы приезжали к нам домой в белых перчатках, каждую фотографию обертывали в папиросную бумагу, и через полтора месяца прислали нам отпечатанный каталог - по-русски и по-немецки, где все пронумеровано, все записные книжки переведены. В Берлине тут же организовали роскошную выставку из материалов, переданных Майей Михайловной, и в каждом зале показывали видео с фрагментами балетов с ее участием. А у нас в РГАЛИ все хранится в помещении двух бывших, как мне сказали, общеобразовательных школ. Там же находятся архивы Достоевского, Чехова, Шостаковича, Прокофьева, Эйзенштейна. Мы писали письмо Владимиру Путину о проблемах и состоянии архива. Ведь это русская культура, и авторитет наш в мире зиждется в основном на ней. Поэтому хотелось бы, чтобы государство обратило на это внимание и построило не очередной банк, а хранилище для наших культурных сокровищ.
Вы передали права на издание своих сочинений немецкому издательству "Schott". Многие российские композиторы также отдают права на Запад. Почему существует такая ситуация и почему она не меняется?
Алексей Шалашов: Это огромный комплекс проблем, связанный с территорией обитания серьезного искусства, в частности, академической музыки. Что греха таить, территория эта стремительно сужается. И это вопрос градации ценностей. Мы говорим о состоянии архива, в котором хранятся вещи, составляющие гордость страны. Место, которое ему отвeдено, это именно то место, которое в общественном сознании отводится сегодня культуре. В большинстве газет вообще исчезают отделы культуры. А ведь это вопрос сохранения критериев. Если даже у человека нет возможности ходить на концерты, но он видит, что в газете среди многих других сторон жизни общества освещаются концерты классической музыки, фестиваль Родиона Щедрина, то это воспринимается им как часть сегодняшней культуры, а не отживших ценностей. Судьба композиторов, издательств - все это уже вытекает из общего. Нет запроса общества - значит, будет сокращаться запрос на новую музыку, на молодых исполнителей, на изготовление инструментов, на строительство новых залов. Наглядный пример: мы всегда считали, что США не могут сравниться с нашей музыкальной культурой: у нас, мол, и традиции, и школа. Но сейчас в Америке в каждой общеобразовательной школе ребенку и его родителям задают вопрос: на чем будете играть? В каждом американском университете есть музыкальный департамент, где, к cлову, преподают много российских музыкантов, есть роскошный акустический зал, выступают первоклассные оркестры и исполнители, существуют собственные симфонические оркестры. И сегодня в американском обществе уже сформирована огромная просвещенная среда. Эта среда диктует спрос, а значит, будут работать композиторы, будут строиться залы. В России же, если не брать столицы, ситуация безотрадная.
В ситуации, когда сужается культурное поле, сложнее творить?
Родион Щедрин: У меня всегда было много работы, множество предложений. Но меня надо вынести за скобки, и даже не потому, что я одной ногой нахожусь здесь, другой - в Мюнхене. У меня чудом сложились отношения с немецким издательством "Schott". До сегодняшнего дня практически все наши композиторы - и Шостакович, и Прокофьев, и Хачатурян, Кабалевский, Шнитке, Губайдулина - являются авторами гамбургского издательства "Hans Sikorski". А я рад тому, что двадцать лет назад ушел от Сикорского. Мне помогла в этом вдова Шостаковича Ирина Антоновна и ее парижский адвокат Андрэ Шмидт. Издательству "Schott” более двухсот лет, и именно ему принадлежат права на издание Бетховена, Вагнера, Шумана, Пендерецкого, Рихарда Штрауса. В эти дни в Москву приехал владелец и руководитель "Schott " доктор Хансер-Штрекер. К моему юбилею издательство выпустило брошюру, собрав все, что я написал за эти годы, причем, со справочным материалом: кто заказал, где состоялась премьера, кто был первым исполнителем произведения.
И сколько в этом списке оказалось сочинений?
Родион Щедрин: 79. У меня эксклюзивный контракт с "Schott”. Каждая моя нота предложит им. Но права на Россию остаются за мной. Надо сказать, что цены на прокат нотного материала безумные в мире. Но тот же "Schott” дает исполнять мои сочинения в России за символические деньги.
Алексей Шалашов: Добавлю, что в законную систему проката нот очень болезненно встраивается российское профессиональное сообщество, особенно, в провинции. Для большинства филармоний цена предоставления нот зарубежными издательствами, достигающая тысячи евро за крупные сочинения, непреодолима. Но ноты у нас не покупаются. И чтобы издательское дело нот в России возродилось, важно, чтобы государство субсидировало приобретение нот музыкальными учебными заведениями и симфоническими оркестрами. Надо понимать также, что нотные издания, прокат нот - это одна из двух важнейших наряду с авторскими отчислениями составляющих доходов композиторов. А с авторскими отчислениями другая история: композитор их получает, если на исполнение продан хотя бы один билет. Но современная музыка у нас исполняется, как правило, на специальных фестивалях, где билеты бесплатные или продаются по символической цене. И чтобы решать эту проблему, надо включать современные сочинения в программы популярной классики.
Коснемся "вечного”: в вашем творчестве есть глубокие проникновения в религиозные темы: "Боярыня Морозова”, "Запечатленный ангел” и др. Это требует от вас другой творческой фокусировки или, наоборот, расширяет художественные ощущения?
Родион Щедрин: Каждый должен эту тему чувствовать, исходя из собственного опыта. Я из религиозной семьи: дед был православным священником, отец окончил Тульскую духовную семинарию, мать была верующая, соблюдала все праздники, посты. Так что у меня есть "генетические” причины относиться к этой теме с трепетом. Нынешний фестиваль открылся моим сочинением, написанным в 1988 году к тысячелетию Крещения Руси: "Стихира". Я писал это произведение, не исполняя заказ, а потому, что считал для себя событие тысячелетия религии, которую исповедовали мои предки, глубоко серьезным поводом. Но даже в те годы премьеру нельзя было сделать в России, и ее делал Слава Ростропович в Вашингтоне с Национальным оркестром. С большими трудностями исполнялась впервые и "Поэтория" - Концерт для голоса с оркестром. Людмила Зыкина пела тогда вокальную партию, но потом шесть лет это произведение не исполнялось. Одно из обвинений заключалось в том, что вторая часть "Поэтории" насквозь религиозна: молитвы, колокольный звон. Но я это не сочинял умышленно, я это слышал внутри себя - в силу своего "генетического” кода.
У вас есть давнее произведение под названием "Бюрократиада", курортная кантата. Название актуальное и сегодня. Что вас тогда вдохновило? И не было ли идеи создать "Коррумпиаду"?
Родион Щедрин: К счастью, с миром коррупции я в отдалении нахожусь. Но должен заметить, что когда писалась "Бюрократиада", были еще незначительные всходы бюрократизма. Сейчас все это расцвело махровым цветом. Жизнь каждого индивидуума в нашей стране очень осложнена. И исходя из собственных наблюдений, мне представляется, что примером разумных взаимоотношений обыкновенного человека и государства, может сегодня служить Германия. Даже такая мелочь, как кредитная карточка: кончается ее срок действия, и в Германии вам пришлют новую по почте на дом. Никакой потери времени.
Вы не раз говорили о фольклоре, как об источнике творчества. Но сейчас - деревня вымирает, а с ней - носители традиционного фольклора. Это имеет значение для современного композитора?
Родион Щедрин: Мое детство прошло в маленьком городе Алексине, где мой дед был священником. Мы жили в Москве в плохих условиях, в коммунальной квартире, и родители отвозили меня в этот город надолго. На меня вся его атмосфера повлияла: тогда ведь не то что телевизора, а радио не было, зато оставались "осколки" фольклора. Помню, как в соседнем доме умерла женщина, как нанимали плакальщицу, и она профессионально плакала. Это было захватывающе красиво. Или вспоминаю, как пастухи выгоняли коров с берега Оки, как мы играли на свирелях. У меня мурашки по телу. Я на этом рос и впитывал это в себя. Наш мир сейчас многое теряет. Хотя что-то он и приобретает: новые технологии.
Вы как-то сказали, что нормальный композитор не пишет музыку на компьютере. Вы сами продолжаете писать музыку от руки?
Родион Щедрин: Да, черным пером. Я считаю, что человеку для творческого волеизъявления все-таки нужны кровообращение, мускулы, связи в теле и так далее.
Какой вы сейчас видите российскую современную музыку, нашу композиторскую школу? Знакомитесь ли с новыми партитурами?
Родион Щедрин: Здесь много проблем. Когда меня спрашивают, каково композиторам было при советской власти? Я отвечаю: молодые композиторы были тогда, как у Христа за пазухой. У них был спонсор - государство. А сейчас за все надо платить деньги: расписать оркестровый материал, снять зал, напечатать программки, афиши, пригласить оркестр, дирижера. Композиторам стало тяжелее, и они ушли в свои скорлупы с какой-то обидой, замкнутостью. В музыке я это ощущаю. Я даю мастер-классы в Москве, в Петербурге, в Америке, в Канаде, в Европе, и такая внутренняя закомплексованность ощущается не только в России - всюду. Среди студентов есть очень талантливые люди, но они не могут вписаться в эту жизнь: пристраиваются, кто педагогом, кто редактором, тонут в этом изменившемся мире. Сейчас ведь какой спрос на музыку: нажмешь дома на кнопку, и у тебя играет симфония Бетховена.
Недавно на "Московской осени" звучал ваш скрипичный концерт. Вы определили его как романтическое посвящение небу, жене Майе Михайловне Плисецкой. Вы сохраняете романтическое ощущение мира?
Родион Щедрин: Это скорее должны сказать люди, общающиеся со мной. А с Майей Михайловной у нас чудные отношения. Мы вместе 55 лет. Пускай завидуют.
Как-то вы написали свой "Автопортрет" для симфонического оркестра, и все нашли его самым мрачным из ваших сочинений. Сегодня вы совпадаете с этим автопортретом?
Родион Щедрин: Этот "Автопортрет" только что исполнял Марис Янсонс в Мюнхене и в Вене. Был очень хороший прием публики. Совпадаю ли сегодня? Когда я писал "Автопортрет", шел 1984-й год. Мне тогда казалось все безысходным.
Есть желание, которое вы не осуществили?
Родион Щедрин: Главное желание - вторая жизнь.
"Российская газета” и все ее читатели поздравляют Родиона Константиновича Щедрина с юбилеем и желают ему и Майе Михайловне Плисецкой долгих лет жизни и творческого вдохновения. Пять лет назад мы были дома у Родиона Щедрина и Майи Плисецкой, где нас угощали сакэ от японского императора. Спустя пять лет мы вернули "долг”, принимая Родиона Щедрина в редакции. Надеемся, этот юбилейный ритуал будет иметь долгое продолжение.