Поделиться
Повод - V Большой фестиваль Российского Национального оркестра, который Михаил Плетнев проводит в Концертном зале Чайковского. Афиша фестиваля по традиции демократична: симфонии, инструментальная, балетная музыка, джаз, забытые партитуры, новые и топовые исполнительские имена. Сам Михаил Плетнев предстанет на фестивале и в качестве пианиста. О том, как он вернулся к роялю, что думает о сегодняшней музыкальной жизни России, Михаил Плетнев рассказал в эксклюзивном интервью "РГ".
Вы не даете никому интервью. Скучно?
Михаил Плетнев: Вопросы скучные у журналистов. Я играю Сонату Бетховена N 1. Почему вы играете Сонату Бетховена N 1, а не N 2? Потому что N 1. Хорошо, играю N 2. А почему играете N 2? А что для вас любовь? Что для вас гений? Или хотят, чтобы я за одну секунду ответил на какие-то сложнейшие вопросы. Мне вот самому хочется с Сократом, с Бетховеном, с Томасом Манном пообщаться. Они на том свете. Там много интересных людей. Кое-что хочется спросить, кое-что выяснить: как там все меняется, к чему кто пришел?
Даниэль Баренбойм говорил, что мечтал бы провести день с Моцартом.
Михаил Плетнев: Ишь ты... Целый день. Желающих провести время с Моцартом много. У него расписание очень тяжелое, может быть, он минут 10 ему уделил бы. Хотя времени там, наверное, много, там же вечность. У меня вот вопросы возникают к Бетховену: когда смотришь его партитуры, хочешь сделать вот так, а как бы он посмотрел?
И что именно его бы спросили?
Михаил Плетнев: Например, такт в начале 9-й симфонии ... согласен он был бы с тем, что я делаю, или нет? И вообще, как нужно играть его музыку? Потому что я играю музыку, как считаю нужным ее играть. Но все говорят, что я неправильно играю. А на самом деле Бетховен был такая натура, который играл свою музыку очень свободно. Есть даже описание, например, Карлом Черни, как Бетховен играл сонату, которую все играют ритмично: вот, здесь он делал паузу, здесь ускорял.
Бетховен не все темпы выставлял?
Михаил Плетнев: Бетховен писал как курица лапой, с ошибками. Он не успевал писать. Я смотрел оригиналы: понять, что там, тем более переписчикам, трудно. Пара нот 32-й сонаты у меня всегда вызывала сомнение. Я посмотрел оригинал - там действительно стоит клякса. Можно и так, и так понять, но логичнее так, как я играю. А все играют иначе, потому что так напечатано.
Бетховен был не только музыкант: у него было выраженное отношение к миру, к политике и т.д. Вы могли бы с ним что-то обсуждать?
Михаил Плетнев: Мне кажется, мы все еретики. И Бетховен, и даже Горький. Конечно, представление о том, какая должна быть жизнь, у всех существует. Но все время есть противоречие с тем, что человек видит и чувствует. А как это исправить, никто не знает. Главное, это небезопасно.
Самый большой сюрприз прошлого сезона - ваше возвращение на сцену как пианиста. Несколько лет назад вы сказали определенно: нет, никогда, противно подходить к инструменту. Нашли инструмент?
Михаил Плетнев: Начнем с этого: нашел инструмент. И очень захотелось сыграть концерт Шумана, который я никогда не играл. Где-то в декабре это было. Стал потихонечку учить. Наконец выучил. Первую часть гораздо медленней играю. И тут как раз в декабре приезжает в Москву Родион Константинович Щедрин, юбилей у него был. Мы с ним встречаемся. Он и говорит: "Мишенька, вот вам бы хорошо концерт Шумана сыграть. - Да-а? - Вы не играете концерт Шумана? - Почему именно Шуман? - Первая часть - это же как молитва". Надо же такому быть: только что я взял Шумана, Щедрину ничего не говорил, и первый вопрос его ко мне был не хочу ли сыграть концерт Шумана?! Как он почувствовал? Сейчас везде играю Шумана и Цфасмана.
Я слышала в Ю-тьюбе вашего Цфасмана. Абсолютно чарующий: звук легкий, лучащийся. А прежде вы не играли джаз.
Михаил Плетнев: Я лучше потом сыграю. В Вербье, если я не ошибаюсь, это было первое исполнение Цфасмана в Европе. Его никто не играл, не знал. Эта Сюита для фортепиано с оркестром была написана где-то в 30-е годы. Запись самого Цфасмана сделана в 1945 году, по-моему. Сейчас джаз совсем другой. Мне не очень нравится. Мне нравится джаз 30-х годов.
А все-таки что это за инструмент, который вернул вас?
Михаил Плетнев: "Каwai".
Что вы оценили в нем?
Михаил Плетнев: Великолепный инструмент. Японский настройщик проехал со мной по концертам. Работали каждый день: тут немножко не так, тут немножко не так. Он подделывает, а я смотрю: можно вот так сделать. Японцы очень вдумчивые, пытаются понять, что нужно. "Блютнер" мне тоже нравится, но у них не было возможности обеспечить мне везде своего настройщика. И все же все последние записи я на "Блютнере" делал: все 5 концертов Бетховена.
На фестивале у вас будет программа камерной музыки с Гидоном Кремером. Как образовался этот союз? Вы антиподы ведь?
Михаил Плетнев: Ничего подобного. Мы очень хорошо друг друга понимаем. Я считаю Кремера выдающимся музыкантом. Камерную музыку ни с кем не играю, а вот с ним - за счастье. Сыграем то же самое, что играли только что во Франции: Концерт Гайдна, Сонаты Бетховена, Шуберта.
Ваше возвращение как пианиста в Москве весной имело благотворительную цель - помощь РНО. Что происходит с оркестром?
Михаил Плетнев: Деньги всегда нужны оркестру. Наши музыканты получают меньше, чем в других оркестрах.
Ситуация с грантами не изменилась?
Михаил Плетнев: Изменилась. У нас было в 2 раза ниже, чем у других, теперь - в полтора. Министерство нам стало больше помогать. Там появились люди, которые ценят то, что мы делаем. На разные нужды нам стали деньги выделять: на инструменты, например. Мы им благодарны.
Но ситуация с финансированием такова, что невозможно делать расчет только на поддержку государства. Понятно, что искусство должны поддерживать спонсоры, меценаты.
Михаил Плетнев: У нас замечательные спонсоры, мы им очень благодарны. Это Фонд Михаила Прохорова с очаровательной Ириной Дмитриевной, умнейшим человеком, банк "Зенит". Время от времени "Шеврон". Банк "Зенит", например, не такой сильный, как ВТБ-24, но очень много средств вкладывает в искусство, поддерживает замечательных художников, актеров, театры. И проявляют при этом высокий вкус.
То есть по кабинетам просить вы больше не ходите.
Михаил Плетнев: А я и не ходил. Ходил пару раз, но малоудачно. У меня не получается.
На фестивале РНО вы отмечаете 110 лет Хачатуряну, а Вагнера, которому 200 лет, исполнять не будете. А у вас ведь вагнеровская программа есть.
Михаил Плетнев: Ну все в этом году его исполняют. Накормят нас Вагнером дальше некуда. А вот когда они перестанут исполнять, и все забудут, тогда мы и сыграем.
У вас не было мысли сделать оперу Вагнера целиком?
Михаил Плетнев: Нет. И не стану этого делать. Стравинского как-то спросили по поводу Вагнера. Он сказал такую фразу, сравнивая Вагнера и Верди, что в одной песенке Герцога из "Риголетто" содержится больше здравого смысла, чем во всех воплях и бесконечных этих повторениях в операх Вагнера.
Неужели вы с этим согласны?
Михаил Плетнев: Так сказал Стравинский. Я согласен с этим отчасти.
Вы вообще нечасто дирижируете оперой на сцене.
Михаил Плетнев: Ну в общем, я сначала встречаюсь с режиссерами, спрашиваю, что вы хотите там сделать? Если это будет то, что написано у авторов, - давайте. Если вы собираетесь какой-то "дурдом" устраивать, то ноги моей не будет.
А "дурдом" в вашем представлении на сцене - это что?
Михаил Плетнев: Это то, что сейчас происходит в 90 процентах постановок: уродство классики. И не только на оперной сцене, но и в драматическом театре. Молодые ребята спрашивают, в какой пойти театр? Отвечаю - лучше сидите, записи слушайте. Прийти на какую-нибудь "Руслан и Людмилу", которую до 16 лет смотреть нельзя? Главное, что это не только у нас, это во всем мире такое происходит.. Планета обезьян. "Князь Игорь" был, в котором Ярославна голая поет. Там же Мавзолей, там же Сталин, какая-то девочка-пионерка, которую туда затаскивают и насилуют. И "Кольцо" Вагнера теперь такое. И Моцарта так же ставят. И все эти дирижеры, которые говорят, что они любят оперу, лгут. Это не любовь, это деньги. Я уважаю Темирканова за то, что в двух таких случаях он увидел, что происходит на сцене, положил палочку и уехал. И плевать на контракт, плевать на деньги.
А вы считаете, что сцена должна быть исключительно классической?
Михаил Плетнев: Когда ставишь классическое произведение, когда ставишь Чайковского, Верди, будь добр исполнить все, что написал автор. Потому что каждая нота имеет отношение к тому, что происходит. И если есть какое-то движение душевное, оно отражено в музыке. Певец понимает, что он поет, зритель понимает, о чем идет речь. А если, например, ария льва, а актер одет в крысу. Как ему петь льва, если у него хвост крысиный? Ну хорошо, у этих "постановщиков" есть видение: возьмите какого-нибудь современного композитора, пусть он вам напишет современную оперу про то, что вы хотите поставить. Но на это никто не придет. Им нужен "слон" в лице великого композитора - Верди, Чайковского. И в драме то же: пойдешь на Островского, а там бегают какие-то проститутки по сцене, какие-то менты ходят, голые наполовину. "Гроза" называется. Все это портит вкусы публики, особенно если еще и журналисты напишут, какое это интересное прочтение. Как говорит Кузьма Прутков, если на клетке слона увидишь надпись "буйвол", не верь глазам своим.
Ну допустим, вы сейчас говорите об искусстве, а рейтинги СМИ показывают, что искусство мало кого сегодня волнует, интересуют только темы скандалов. Что-то сломалось в обществе?
Михаи Плетнев: Не сломалось. Это очень интересная тема - что сейчас происходит. Это связано со структурой общества, которая поменялась. Простой пример: я недавно слушал радио "Орфей" - передачу про композитора Александра Гурилева, современника Глинки. Гурилев родился крепостным. Музыке обучался у Джона Филда. Играл в крепостном оркестре, потом играл в квартете графа Орлова, после этого ему дали вольную, и он сошел с ума. Просто факт. В обществе в области культуры должна быть какая-то направляющая. Какой-то класс, который задает тон. В России в XIX веке и даже в конце XVIII была эта направляющая: талантливого художника замечал какой-то аристократ, посылал учиться в Италию, потом давал работу, и этот слой постепенно увеличивался, росли традиции, строились концертные залы, создавались консерватории. В результате один за другим пошли у нас чайковские, римские-корсаковы, рахманиновы, а в науке - вавиловы, поповы. В начале XX века по культурной насыщенности ничего подобного России в мире не было. Весь XX век прошел в культуре под знаком России: Шостакович, Прокофьев, Танеев, Скрябин, Рахманинов, Стравинский. Гиганты. И все они вышли из той самой почвы.
Но тогда у культуры не было руководителей.
Михаил Плетнев: Когда посмотришь на лица тех, кто сидел в Государственной думе, на нас смотрят прямо в глаза благородные лица, для которых понятие культура, образованность - не пустой звук. Понимаете, в культурном плане должен быть какой-то уклад, где общество само взяло бы на себя ответственность. Как говорил Бернард Шоу: если бы спросить у народа, строить или не строить Вестминстерское аббатство, или отдать им деньги, они выбрали бы второе. Это не я, это Шоу сказал. Что такое Россия? Россия полноценно существовала до 1917-го года. Потом наступил Советский Союз, сейчас опять Россия. Но Россия ли это - большой вопрос. Потому что для мира Россия - это Чайковский, Чехов, это Толстой, Тургенев. Ужасными для культуры были годы Советского Союза. Всякое инакомыслие тоталитарный режим истреблял, гноил в лагерях, подчинял. Ойстрах, который подписал письмо против Ростроповича, рассказывал, как Ростропович, встретив его в Нью-Йорке, спросил: "почему ты все-таки подписал?" И Ойстрах ответил: "Я тебя очень люблю, уважаю, ты великий музыкант, но если бы мне завтра сказали снова подписать против тебя письмо, я бы это сделал, потому что помню, как к дому, где мы жили, каждый день подъезжала машина. И каждый день мы слышали шаги". Это страх, который был вогнан в натуру людей до какого-то физиологического уровня. Замечательно, что все это наконец закончилось. Но сейчас - совершенный разброд. И, к сожалению, мы до сих пор не поняли, что произошло. Потому что я вижу памятник Ленину, напротив него храм стоит, тут же двуглавый орел. Полное смешение.
Такая история у страны.
Михаил Плетнев: Но если посмотреть на Россию глазами всего мира: скажем, приезжает русский в любую точку планеты и произносит: "нефть". В ответ: "а, нефть качаете, знаем мы ваших". Или русский говорит: "наши товары, наши машины, наши калькуляторы". Что в ответ? А потом они говорят: "пушки". А он говорит: "Чайковский". И тут - все. При упоминании великих мастеров культуры - Станиславского, Рихтера, Чайковского, все готовы встать. Это наше единственное. И если это осознать - что вообще представляет собой настоящее позитивное лицо нашей страны, то политика должна быть прямо противоположной. Но этого пока не произошло. Может быть, когда-нибудь произойдет. Меня, конечно, уже не будет. И вас тоже.
Сейчас какое-то движение пошло, стали строить концертные залы.
Михаил Плетнев: Да, есть. Тот же Гергиев где-то повлиял. Построен, например, очень хороший зал в Омске. Денис Мацуев собирается в Иркутске строить. Это замечательно. Мы тоже пытаемся делать позитивное: в следующем году хотим начать проводить международный фестиваль в Ивановке Тамбовской области, в имении Сергея Рахманинова. Там есть совершенно замечательный человек - Александр Ермаков, который возродил все, что связано с Рахманиновым. На пустыре, без денег. Но простые люди, даже милиционеры, которые там работают, сказали: будем помогать, потому что почувствовали в этом какую-то правду. Он возродил и сад, и даже фауну. Узнал, что при Рахманинове там были синицы. И он заказал синиц. Теперь в Ивановке культ Рахманинова. Помню, приехал я как-то, сыграл там на рояльчике небольшом, а меня еще завезли не туда, но люди не ушли: 2,5 часа стояли под дождем, ждали, когда я приеду, потом слушали под зонтами. Представляете, что он сделал? Как можно это не ценить, не обращать внимания? Вместо этого по телевизору показывают какую-то дребедень.
Как вы будете там международный фестиваль проводить - никакой инфраструктуры?
Михаил Плетнев: Да, жить там пока негде. Людям придется ездить неизвестно откуда. Оркестру скажу: ребята, давайте в палатках, поживем, как раньше. Это же Рахманинов, понимаете! Летом вполне можно так пожить, погулять по этим святым местам, подышать этим воздухом. Там Рахманинов почти все свои великие сочинения написал. И не побывав там, можно сказать, что Рахманинова, по сути, не знаешь. А это и есть русская культура.
Справка "РГ"
Михаил Плетнев - музыкант, пианист, дирижер, композитор, основатель и художественный руководитель Российского Национального оркестра (РНО). С 16 лет - победитель международных конкурсов, в том числе, VI Конкурса Чайковского (1978). Выступал с ведущими оркестрами и дирижерами. В 1990 году основал РНО, который входит теперь в топ лучших оркестров мира. Записал с РНО все симфонии Бетховена, Чайковского, Рахманинова.