Поделиться
Эта камерная, очень теплая выставка сделана, на первый взгляд, в традиционном жанре "портрет коллекционера", и превращает художественное собрание в ключ, открывающий приватный мир композитора. Другое дело, что частное пространство Бриттена было гораздо шире территории Красного дома, который они с Пирсом купили в 1957 году в Олдборо.
Как минимум, оно неотрывно прежде всего моря, прибрежного пейзажа восточной Англии. Дело было не только в том, что сам Бриттен родился в приморском городке Лоустофте, и из окна отцовского дома было видно море. Его музыка и ее появление как-то прочно связаны с этими местами, с прогулками по берегу с собакой, плаванием, ритмом его жизни, созвучным морю. Только однажды, в 1939 Бриттен и Пирс покинули Англию, уехав в США. Но ностальгия и ощущение неустроенности заставили их вернуться в 1942 обратно. Писать музыку он мог именно дома и, говорят, еще в Венеции. Произведения, привезенные в Москву, дают возможность увидеть пляж в Олдборо, напротив которого Бриттен одно время жил, на картине Мэри Поттер, сельский пейзаж Саффолка с деревенским домом, который приписывали кисти Констэбла... Или старую церковь в Олдборо на акварели Джона Пайпера, старинного приятеля Бриттена. Эта акварель висела у кровати, в спальне композитора. В этой церкви во время Фестиваля музыки и искусств, придуманного Бриттеном, проходили концерты, в том числе здесь играл и Рихтер. Возле этой церкви похоронены Бриттен и Пирс.
Но конечно, мир Бриттена связан с безграничностью не только морского простора, но и музыки. Именно она - сердце его мира. Отсюда - удвоение экспозиции. Полупрозрачные полотнища отгораживают внутри пространства небольшого зала - еще одно, с роялем, с проекцией раритетной съемки 1967 года, когда Бриттен и Рихтер вместе исполняли моцартовскую сонату ре-мажор для двух фортепьяно, с бронзовым бюстом Бриттена работы Георга Эрлиха, рукописями партитур, писем британскому композитору Шостаковича, Рихтера, Ростроповича и Вишневской... Зал внутри зала - место проекции, где оживает если не прошлое, то память о нем. Здесь вдруг ощущаешь, что эта выставка - род приношения дружбе, связывавшей Бриттена с Россией, ее музыкой и музыкантами.
Дело даже не в том, что с 1963 по 1971 Бриттен и Пирс шесть раз побывали в России... Для них это были прежде всего поездки к друзьям, которые понимали не с полуслова - с записи партитуры. В 1965 они отдыхали в доме творчества в Армении вместе с Ростроповичем и Вишневской, вместе с ними заезжали в Пушкинские горы. Они встречали рождество 1966 года на даче Рихтера (путевые записки Пирса можно увидеть среди раритетов выставки). Увидев "Возвращение блудного сына" Рембрандта в Эрмитаже, Бриттен создает "Притчи для церковных песнопений", одну из которых посвящает Шостаковичу. Шостаковичу в его единственный приезд в Олдборо в 1972 году Бриттен показал незаконченную работу - партитуру оперы "Смерть в Венеции". Вообще-то, случай невероятный для Бриттена. Они не могли общаться при помощи слов, но могли - при помощи музыки. Шостакович восхищался "Военным реквиемом" Бриттена. А Бриттен был уверен, что девятую часть Симфонии № 14 ("О, Дельвиг!") Шостакович адресовал ему. И ему точно виднее. Они были собеседниками, равновеликими друг другу, и - к тому же, современниками и пленниками века-волкодава. Одним из тех немногих, кому в итоге удалось вырваться из его плена.
Наконец, чем больше узнаешь о фестивалях музыки и искусств в Олдборо, о выступлениях там Святослава Рихтера, тем сильнее впечатление (возможно, обманчивое), что именно фестиваль, придуманный Бриттеном, послужил для Святослава Рихтера и Ирины Антоновой прообразом Декабрьских вечеров в ГМИИ им. А.С.Пушкина. Параллели и диалог между миром музыки и произведениями изобразительного искусства стали основой и фестиваля в Олдборо, и Декабрьских вечеров. В этом смысле название проекта "Художественный мир Бриттена" выглядит продолжением этой давней, излюбленной идеи Бриттена, сближающей две разные стихии.
Собственно, поначалу это сближение для него было отчасти вынужденным. В середине 1930-х 20-летний Бриттен работал на киностудии Главного почтового управления (была и такая студия в Англии!). Он должен был писать музыку для коротких документальных фильмов. Тут, в монтажной, он научился партитуру подстраивать точно под кадры и комментарии. В итоге он привык опираться на визуальный образ как отправную точку в своем музыкальном поиске. А после войны, в 1946, когда он создает Английскую оперную труппу вместе художником с Джоном Пайпером и продюсером Эриком Крозье, чтобы ставить камерные оперы английских композиторов, общение с художниками становится естественной частью в процессе постановки. Тот же Джон Пайпер, например, оформил многие оперы Бриттена, от "Поругания Лукреции" в 1947 до "Смерти в Венеции" в 1973. Его жена Майфэнви Пайпер написала либретто опер "Поворот винта" и "Смерть в Венеции". В Красном доме в Олдборо было много работ Пайпера.
В результате "портрет коллекционера" (точнее, двух коллекционеров, поскольку поначалу страстным собирателем и меценатом стал именно Питер Пирс, посещавший галереи, аукционы и аккуратно записывавший все приобретения и потраченные суммы в большую бухгалтерскую книгу) незаметно трансформируется, превращаясь в "выбор композитора". Выбор не только образов, стилей, авторов, но и ценностей в искусстве и жизни.
Одной из важнейших для Бриттена ценностей было неприятие войны. В этом смысле показ фильма Дерека Джармена "Военный реквием" (партии в постановке исполнили Галина Вишневская, Дитер Фишер-Дискау и Питер Пирс) в Центре Документального кино 26 октября обещает стать выразительной рифмой к выставке на Волхонке.