Сегодня эта книга 1974 года - раритет. А много лет назад вопрос об ее издании решался на самом высоком уровне. И лишь вмешательство Константина Симонова, Валентина Плучека и Лили Брик помогло убедить чиновников в том, что книгу можно печатать.
Георгий Васильевич, ваш дед - Николай Кульбин - дедушка русского футуризма и один из основателей литературного кафе "Бродячая собака". Поэтому вам в 1970 году доверили иллюстрировать юбилейное издание "Клопа", приуроченное к 80-летию Маяковского?
Гага Ковенчук: Мой дед был не только дедушкой футуризма, но и главным врачом императорского главного штаба в чине генерал-лейтенанта, внесшим большой вклад в отечественную медицину, а также художником и теоретиком авангардного искусства. Трудно представить (пишут литературные критики) русский авангард начала двадцатого века без его кипучей деятельности - он был меценатом, врачом, коллекционером, создателем серии литографских портретов Крученых, Судейкина, Маяковского, Бурлюка, Хлебникова… Поэтому когда встал вопрос о том, кто бы мог иллюстрировать юбилейное издание Маяковского, вспомнили обо мне. Я был счастлив. К тому же мне дали полный карт-бланш, сказали: "Рисуй, что хочешь, ни в чем себя не ограничивай". Я взял пьесу и всего за день сделал полную раскадровку "Клопа". В издательстве были в восторге от моего режиссерского решения, но несколько дней спустя сказали: "Ты слишком размахнулся, а в стране нет бумаги". Кроме того указали, что я слишком свободно обращаюсь с текстом, выделяя некоторые реплики. Рушился весь строй моего замысла, и я решил за поддержкой ехать в Москву.
В столице я нашел возможность встретиться с главным режиссером Театра Сатиры - Валентином Плучеком, участником первой постановки "Клопа" в 1929 году, ему мой подход понравился и он предложил написать предисловие к будущей книге. Конечно, говорю, это будет блестяще. Еще я увиделся с Лилей Брик. Она помнила моего деда, поэтому очень тепло приняла меня. Про макет она сказала, что под ним подписался бы сам Володя и оставила на обложке восторженную надпись, предупредив меня не особенно распространяться о ее мнении, поскольку, как она выразилась: "Начальство меня не любит, и это может вам повредить".
Какое впечатление у вас сложилось о Лиле Юрьевне? Она была откровенна с вами?
Гага Ковенчук: Лиля Юрьевна была искренняя и доброжелательная женщина, не высокомерная и не заносчивая, в отличии от многих жен литераторов. С ней было интересно, и даже о ерунде она рассказывала захватывающе. Как-то ей были заданы два нескромных вопроса. Первый: "Как же вы могли, Лиля Юрьевна, жить втроем в одной квартире - с Маяковским и Осипом Бриком?". Лиля только возмутилась: "Так все думают, но это неправда! Мы были лучшими друзьями, но не любовниками! Мы проживали вместе территориально, но не спали в одной постели! У меня без Володи и Осипа были поклонники".
Второй вопрос касался ее отношений с НКВД. Она ответила, что ее совесть чиста, потому что сама была за красных и верила коммунистам, которые там работали. Сегодня Лиле Юрьевне ставят в вину ее сотрудничество с НКВД, но это несправедливо! Она не писала доносов, не была шпионкой и не "стучала". Она верила, что в НКВД работают честные и отважные люди. Единственная тяжесть на сердце Лили Юрьевны была от того, что она отказала в помощи Марине Цветаевой, когда та позвонила ей летом 1941 года перед отъездом в Елабугу. Цветаева говорила: "Лиля Юрьевна, помогите - мне плохо, работы нет, денег нет. Я нищая, я погибаю!". Но Лиля не помогла, потому что считала Цветаеву белогвардейкой. А потом сама удивлялась себе: "Как же я могла?!". Для нее это было несмываемым пятном. Она страдала от этого и считала себя отчасти виновной в ее смерти. Говорила: "Только подумайте, до какого отчаяния была доведена Цветаева, если за помощью она была вынуждена обратиться ко мне!"
Так или иначе, но под "охранной грамотой" и Лили Брик, и Валентина Плучека вы работали в 1972-1973 годах над оформлением "Клопа".
Гага Ковенчук: За это время я подготовил книгу для сдачи в производство. Несколько раз возил рисунки в Москву на согласование, там вносили незначительные правки, но в целом оформление нравилось. Наконец, когда книга была уже подписана в свет, пробные оттиски были напечатаны, макет склеен и подписан всеми инстанциями, а мне был выплачен солидный гонорар, снова начались проблемы. За две недели до юбилея Маяковского, мне сообщили, что книга не выйдет, поскольку из Москвы пришло закрытое письмо запрещающее выход книги вплоть до снятия с постов руководителей издательства. Мало того, директор издательства обвинил меня в надругательстве над памятью Маяковского. Якобы моё решение книги выглядит порочно, поскольку я самовольно обращался с текстом пьесы.
Конечно, для меня это был страшный удар: во-первых, четыре года потрачены впустую, во-вторых, могут из-за меня пострадать люди. Единственное утешение - не отбирают уже выплаченный гонорар. Но я решил не сдаваться и снова ехать в Москву. С единственным экземпляром "Клопа", склеенным вручную, я пришел к Лиле Юрьевне. Она сказала, что книга прекрасна, но помочь мне явно она не сможет, потому что ее отношения с властью обострились еще больше. Но по ее просьбе меня примет Константин Симонов, секретарь Союза писателей СССР и заместитель председателя комиссии по проведению празднования юбилея Маяковского.
Симонов принял меня в своем кабинете, внимательно и с интересом перелистал макет, выслушал всю историю вкратце, а потом стал звонить директору издательства. Несмотря на то, что Симонов горячо хвалил мою работу, я понял, что директор не будет печатать книгу. Симонов резко положил трубку на рычаг. "Видимо, его кто-то сильно напугал, - сказал он мне. - Но мы поступим по-другому".
Он тут же стал диктовать секретарю письмо, обращенное ко мне - отзыв о моей работе, в котором говорилось о том, что пьеса Владимира Маяковского "Клоп", мною иллюстрированная, станет большим подарком для любителей Маяковского как в СССР, так и за рубежом. В конце письма Симонов приписал: "Вы вправе воспользоваться этим письмом по Вашему усмотрению". А на словах добавил: "Ходите и показывайте его везде, где вам необходимо. Но я бы на вашем месте немедленно пошел с ним к Виктору Стукалину, председателю Комитета по печати при Совете Министров СССР. И Стукалин действительно помог. В 1974 году книга вышла и имела большой успех: Лиля Брик написала поздравительное письмо, в газетах и журналах появились хвалебные рецензии, на всесоюзном конкурсе "Клоп" был признан "Лучшей книгой года", а в театрах Ленинграда, Парижа и Варшавы были поставлены спектакли на основе моих рисунков к комедии. Вообще выпустить книгу мне помогали многие люди. Особенно Нина Косарева, бывший редактор журнала, в котором я проработал художественным редактором более двух лет.
После выхода книги ваша дружба с Лилей Брик сошла на нет?
Гага Ковенчук: Мы общались до самой ее смерти - до 1978 года. Последняя известная запись ее голоса сделана мною незадолго до ее самоубийства. Я заехал к ней после командировки на Алтай, где записывал воспоминания людей, знавших Василия Шукшина. Чистой пленки с собой не было, и я пожертвовал одной из уже использованных. В тот день она принимала как никогда по-домашнему, словно родственница. Все время спрашивала, про деда, помню ли я его. Но дед умер еще до революции, я мог рассказывать ей про него только по воспоминаниям моей матери, которая была скульптором и работала в театре Николая Акимова.
В последний раз, когда я ее видел, на ней было платье от Ив Сен Лорана, ожерелье из гаек от леди Ротшильд, а на пальцах - кольца с бриллиантами. На прощанье она подарила несколько своих фотографий. Они были не очень удачными, потому что на фото был виден старческий второй подбородок. Тогда Лиля Юрьевна взяла ручку и заретушировала его. А спустя несколько месяцев, отдыхая в Коктебеле, я увидел сообщение в "Литературной газете" о ее смерти. Увы, оно было напечатано в "подвале" последней полосы.
Справка "РГ"
Гага (Георгий) Ковенчук - заслуженный художник России. В 1960-м году окончил графический факультет Института имени И.Е. Репина. Оформлял книги Михаила Зощенко, Ильи Ильфа, Даниила Гранина и многих других. Работы Ковенчука находятся в собраниях Русского музея Третьяковской галереи, а так же в других музеях страны и за рубежом. Живет и работает в Санкт-Петербурге.