Поделиться
Могут ли сегодняшние молодые понять, чем были для людей моего поколения книги Лакшина, с одной стороны, очень умные и глубокие, а с другой - невероятно интересно написанные, захватывающие. Существуют ли нынче люди, по которым бы, ну, пусть не вся страна, а интеллигенция сверяла бы свои моральные и нравственные позиции? Слышу ответ: есть, но мало... Авторитетов не может быть много, но, боюсь, сегодня их нет совсем. Владимир Яковлевич был таким авторитетом. Его не просто слушали, к нему прислушивались. Я достаю с полки его книгу. Название незамысловато: "Островский". Книга о великом русском драматурге. Стоимость три рубля. Тираж - внимание! - 75 тысяч экземпляров.
Еще раз для тех, кто не понял с первого раза: в нашей стране книга о драматурге выходила тиражом, на который сегодня потянет не всякий детектив. Что с нами случилось? И вот тут можно начать стон русского интеллигента про бездуховность, про "раньше было время", про золотого тельца и бездуховного дельца... Стон, предназначенный своим, ничего не меняющий в жизни, однако оставляющий у русского интеллигента ощущение не напрасно прожитого дня.
Не могу сказать, что я хорошо знал Лакшина, но никогда не видел, чтобы он ныл. Руководил ли он журналом "Знамя" или "Иностранкой", писал ли книги или статьи - всегда был конструктивен. Подлинный мастер слова, он знал цену словам и попросту их не тратил. На Лакшинских чтениях много говорили о том, как хранить память о Лакшине, как изучать его труды и прочее, и прочее.
И все это важно, безусловно. Но для меня лично Лакшин - не предмет для изучения, а пример для подражания. Для меня хранить память о нем - значит относиться и к читателям, и к писателям так, как умел Владимир Яковлевич. То есть не отделять одних от других, понимать, что "читатель - писатель" - это не противопоставление, а связка. Его книга об Островском вышла таким сумасшедшим (даже по тем временам) тиражом еще и потому, что была хорошо, интересно написана. Когда интеллигенция начинает свой стон про бездуховность, она всегда отделяет себя от бездуховной массы. Она-то, интеллигенция, прекрасна и духовна, да вот народ попался какой-то неказистый.
"Народу нужны только детективы и фэнтези!" - кричит интеллигент, вытирая слезы. А я показываю ему рейтинги продаж, где уже долгое время неизменно среди лидеров книги Паолы Волковой. Искусствоведческие, между прочим, книги, но написанные так, что оторваться невозможно.
Мы познакомились с Лакшиным во время зарубежной поездки. Начало перестройки. Группу российских журналистов пригласили в Копенгаген. Среди нас были люди разных возрастов. Некоторые годились Лакшину во внуки. Он со всеми разговаривал одинаково уважительно. Однажды мы оказались за одним столом на банкете. Сидело нас человек десять, некоторых Владимир Яковлевич знал шапочно, иных не знал вовсе. И тем не менее, он нашел неформальные слова, чтобы сказать о каждом. О каждом! И не формально! Для меня это было серьезным уроком.
На мой взгляд, существует верный признак интеллигента: он и с водителем, и с той персоной, которую водитель возит, разговаривает одинаково. Никогда не ощущает своего превосходства над человеком, который не читал Гете в подлиннике. Ему человек интересен не знанием-незнанием литературы, а собственным взглядом на жизнь. Интеллигент для меня - тот, кто может распознать такой взгляд у любого.
Таким был Владимир Яковлевич Лакшин. Я сидел на лакшиновских чтениях, смотрел на портрет этого человека и думал: как жаль, что именно это качество российского интеллигента исчезает. Увы, как много появилось людей, которые слово "духовность" используют как медаль, которую они сами себе вручили. Они, "духовные" и "интеллектуальные", смотрят на других свысока, словно забывая: духовный человек на других высокомерно смотреть не будет.
Как известно, в России настоящие времена всегда неподходящие. Подходящие или скоро будут, или недавно были. А вот сегодня всегда как-то не так.
Лакшин жил в тяжелую эпоху советской власти, которая гнобила его, что называется, по полной программе. Ему даже запрещали печататься. Он занялся историей литературы во многом потому, что анализировать современный процесс ему запрещали.
Но он никогда не жаловался на эпоху, он в ней разбирался сам и помогал разбираться другим. Делал то, что, на мой взгляд, и должен делать русский интеллигент: объяснял людям время за окном, их жизнь, их самих, наконец. И в этом тоже очень важный, великий урок Лакшина.
Традиционные Лакшинские чтения - хорошее, очень важное дело. Это возможность не только вспомнить замечательного человека, но и задуматься о самих себе. А то ведь в суете будней мы забываем о важном человеческом деле: задуматься спокойно и без суеты о самом себе.