Оперу написал Эдуард Артемьев - классик нашей киномузыки. Он автор саундтреков к фильмам Андрея Тарковского, Андрея Кончаловского, Никиты Михалкова. Ученик Юрия Шапорина, он стал лидером нашей электронной музыки, и его имя связывают с авангардом. Но у всех на слуху и его проникновенные мелодии к фильмам "Раба любви" и "Несколько дней из жизни И.И. Обломова", симфонические звучания "Сибириады" - его музыка во многом определяет художественную ауру этих картин. И вот - опера, работа над которой заняла более тридцати лет.
Двухактная опера сложна по музыке и по инструментовке: здесь полный набор большого симфонического оркестра, звучания джаза, рэгтайма, гармони и шарманки, элементы рок-оперы... Музыка увлекательна: ее хочется слушать снова и снова, открывая новые глубины и жадно впитывая новые необычные звучания - тот подаренный мне CD-альбом с той поры прокручен множество раз. А тогда, перед его премьерой, мы поговорили с композитором об этом масштабном проекте, который тогда ему казался неподъемным для театральной сцены. Теперь, когда работа над ним близка к завершению, особенно интересен тот взгляд издалека, и я напомню читателям тот наш давний разговор.
Мы беседуем с Эдуардом Артемьевым в его студии на Ленинградском проспекте.
Как возникла идея оперы по Достоевскому?
Эдуард Артемьев: Автор идеи - Андрей Кончаловский. Еще в 70-х, уезжая в Америку, он показал мне либретто, которое написал вместе с Марком Розовским и Юрием Ряшенцевым. Мне самому такая мысль и в голову бы не пришла: перед Достоевским я себя чувствовал пигмеем.
Вы ведь и прежде работали с Кончаловским?
Эдуард Артемьев: Вместе учились в консерватории. Потом он позвал меня писать музыку к "Романсу для влюбленных", но тогда я не был готов к работе в кино, и музыку к этой картине написал Александр Градский. А в работе мы с ним объединились на "Сибириаде".
Но почему понадобилось более тридцати лет? Давил Достоевский?
Эдуард Артемьев: И это тоже, конечно. Было написано множество эскизов, по объему - материал для трех-четырех опер. Но все это меня не устраивало. Я бесконечно начинал все с начала, и если бы не Кончаловский, наверное, тянул бы до конца жизни. Но осенью 1998 года он позвонил и жестко сказал: если ты не бросишь все постороннее и не сосредоточишься на опере, ты никогда ее не напишешь и потом себе этого не простишь. Эти слова на меня сильно подействовали: всю жизнь казниться! И я все отбросил и за два года закончил. Это было самое счастливое время жизни: каждый день с утра до вечера никуда не спешил - сидел и работал. Все метания, все звонки - все было отсечено.
И что же получилось? Классическая опера, рок-опера, мюзикл?
Эдуард Артемьев: Как сейчас говорят, полистилистика. Раскольников - это как бы рок-музыкант с его энергетикой, мятущейся душой, резким характером. А вот Свидригайлов дан в эстрадной стилистике. Это для меня - две стороны одного героя. И все положено на большой состав симфонического оркестра. Есть элементы народной музыки: на Сенной площади гармошки играют. Никаких имитаций, все настоящее.
Рок-музыкант - согласно осовремененному сюжету, или это у вас такая фигура речи?
Эдуард Артемьев: Нет-нет, сюжет прежний, но тип характера и средства его выразить я представлял именно так.
Вы пережили этап увлечения электронным авангардом. Потом выяснилось, что вы - мелодист, замечательный симфонист... К какому этапу ближе эта опера, которая писалась так долго?
Эдуард Артемьев: К классической оперной традиции: у каждого персонажа есть свои темы. Но стиль вырабатывался сложно. Все начиналось как рок-опера - я был под впечатлением от "Иисуса Христа - суперзвезды". Потом наметился крен в авангардную академическую музыку - особенно в народных сценах. Но от этого предостерег Кончаловский: он требовал мелодий. Есть фрагмент, написанный в джазовых традициях. Электроника присутствует все время. Плюс рок-группа, плюс народный оркестр. Большая фортепианная партия: стиль жесткой "роковой" игры, но гармонии - джазовые.
Обычно CD выходят после театральной премьеры - у вас все наоборот: вот передо мной замечательно изданный двойной альбом. Как я понял, даже и запись такую было осуществить нелегко.
Эдуард Артемьев: Уйма головной боли для звукорежиссеров. Мы долго мучились, почти год все сводили. Записывал на "Мосфильме" превосходный звукорежиссер Геннадий Папин.
Почему на "Мосфильме"? Предполагаете делать фильм?
Эдуард Артемьев: Сначала надо, чтобы вышел CD, потом спектакль, а потом уже, возможно, и фильм. А на "Мосфильме" мы записывали потому, что там единственная в стране студия звукозаписи, где есть современные условия - и по технике и по акустике она соответствует мировым стандартам.
Кто участвовал в записи дисков?
Эдуард Артемьев: Ни одного классического оперного голоса нет. Только рок-певцы, или с эстрады. Раскольникова поет Владимир Ябчаник, Сонечку - Наталья Воронцова из мюзикла "Ромео & Джульетта", участвуют Юрий Мазихин и Петр Маркин из "Норд-Оста", Александр Маракулин из спектакля "Нотр-Дам". (В спектакле Театра мюзикла состав участников частично поменялся - В.К.)
Любое оперное либретто в сравнении с романом есть упрощение. Вас это не смутило?
Эдуард Артемьев: Каждый читает роман по-своему. Для нас история Раскольникова - это история несостоявшегося Наполеона. Он думал уже, что - царь и бог, а оказалось: ничтожество, червь. Ряшенцев написал, по-моему, потрясающие "белые" стихи. Он продемонстрировал виртуозное мастерство: почти не меняя текст Достоевского, сумел его ритмически организовать. Для речитативов я придумал специальную технику: певцы в заданных пределах могут импровизировать. Обычно жесткий ритмический рисунок стиха сковывает, и "белый" стих мне ближе.
Почему все-таки жизнь оперы решили начать с CD?
Эдуард Артемьев: Важно было предложить некий эталон ее исполнения. И потом, я же понимал, что на сцене такой состав не соберу. В идеале спектакль должен быть мистерией. И для современных оперных действ нужно строить специальные залы. Техника позволяет абсолютно все: голография может двинуть изображение со сцены в зал, можно использовать анимацию - все что хочешь. Вообразите: Сонечка с Раскольниковым поют рядом с тобой и специально для тебя… Только так и можно растормошить публику - она уже любых зрелищ наелась доотвала. Помните, как поражают всех спектакли канадского режиссера Робера Лепажа? Вот вам новые технологии в действии!
Полагаю, у вас в студии не случайно стоит макет собора Sagrada Familia Гауди в Барселоне - я и раньше замечал, что у вашей музыки особые отношения с идеей пространства.
Эдуард Артемьев: Да, это так. У нас пространство чаще всего выводят за скобки - музыка играется как бы в вакууме. А ведь тут для музыки огромные резервы, и многие композиторы отлично это используют. Например, Карл Шульц в Германии - у него звучания словно живут, текут из канала в канал, зависают, обрастают всякими эхами - чудо какое-то! Для меня пространство - одно из главных выразительных средств.
С приходом электронных инструментов возникла иллюзия легкости изготовления музыки. Профессиональные критерии размыты. А главное, утрачены нюансы - идет мощный поток монотонного звука. Как вы к этим процессам относитесь?
Эдуард Артемьев: У нас больше нет культурной политики. В Америке множество радиостанций, передающих только классику. В России тоже много станций, но кажется, что все они передают одну и ту же группу. Музыка была последним оплотом "элитарности" искусства. Стихи строгали все, кому не лень, рисованием баловались, а музыку писать - надо было учиться. Но электроника действительно распахнула ворота. И музыка рухнула - дилетанты все заполонили. Над звуком они не работают - все звучит плоско. Но я надеюсь, что это временное состояние, переход к чему-то новому. Развитие техники всегда провоцирует рождение новых стилей и новых художников. Изобрели темперированный клавир - появился Бах. Возник симфонический оркестр - появился Бетховен. Электроника относительно молода - и это надо еще переварить. Вот и в консерватории, слава Богу, стали это дело преподавать. И, возможно, опять появятся крупные индивидуальности. А в принципе синтезаторы дают колоссальные возможности, человек их еще не освоил. Просто нажмешь кнопку - и впору уйти в нирвану!
Кстати
В спектакле, который стартует 17 марта в Театре мюзикла под художественным руководством Михаила Швыдкого, исполнителями роли Раскольникова анонсированы Станислав Беляев, Александр Бобров, Александр Казьмин и Денис Котельников. Соню играют Галина Безрук, Мария Биорк, Теона Дольникова и Екатерина Новосёлова. В роли Свидригайлова - Евгений Вальц и Александр Маракулин, Порфирия Петровича - Ефим Шифрин и Владимир Ябчаник. Старуху-процентщицу сыграет Антон Аносов.