Вышел первый эпизод "Табу", мистической ретродрамы с Томом Харди
Первая серия "Табу" открывается кадрами, достойными экранизации любого готического романа девятнадцатого века: поле, сумерки и изможденная мужская фигура в плаще с капюшоном, одержимо копающая землю. Чем не "Монах" М.Г. Льюиса? Затем зрителя умело сбивают с толку: та же самая персона появляется в часовне, где лежит тело старика с медяками на глазах. Фигура склоняется над ним, кладет в карман монеты и произносит: "Прости меня, отче, ибо я согрешил".
Так состоялось возвращение в Лондон образца 1814 года "чудовища", "привидения", "прежде смерти похороненного" Джеймса Делейни из Африки, где тот пробыл более десяти лет, до этого по воле отца окончившего кадетское училище в Ост-Индии. Том Харди замечательно справился с очередной ролью одержимого: за подчеркнутой холодностью и немногословностью главного героя скрывается необузданный нрав, и актеру в полной мере удается это передать. На момент окончания первой серии ничего откровенно ужасающего Джеймс не делает, но слухи распространяются куда быстрее ничем не приметных событий. Он смотрит на каждого, словно хищное животное, принимающее решение не интеллектуально, а следуя своим инстинктам. Но глядя на нравы столичной жизни и смотря на происходящее несколько удивленными глазами Джеймса, методически отмечающего все ужимки и повадки своих сограждан, словно диковинного зверя, сложно отделаться от впечатления, что "варвар" и "примат" куда более здрав, чем обитатели метрополии. Что, очевидно, тоже не лишено некоторых параллелей с пугающим настоящим.
Если в "Козырьках" Найт последовательно выводит на первый план малоизвестную в британском кинематографе (и, очевидно, не совсем удобную для поддержания образа "старой доброй Англии") эпоху гангстерской жизни двадцатых-тридцатых годов в промышленных городах, переполненных вчерашними мальчишками, озлобленными и искалеченными войной, то в данной драме лейтмотивом является другой - также не особо популярный - исторический сюжет. Его центр - территориальные споры между Великобританией и США, последовавшие за обретением последними независимости, развернувшиеся с полной силой уже в девятнадцатом веке. Залив Нутка и судьба находящихся поблизости островов - топоним, фигурирующий в "Табу", - не плод фантазии авторов. Он отсылает зрителей к реальным конфликтам (изначально между Великобританией и Испанией) и Нуткинским конвенциям, на содержание которых впоследствии опиралась Великобритания для подкрепления своих позиций при решении "Орегонского вопроса".
А для яростных сторонников "западных ценностей", непоколебимо верящих в то, что все империи, независимо от социально-исторического контекста их возникновения, ведут себя одинаково, ну а уж Британская Империя - образец эффективности и рационализма, будет небезынтересно проследить за логикой рассуждений Джеймса при разговоре со своим бывшим начальником и главой Ост-Индской компании сэром Стюартом Стрэйнджем (его блестяще сыграл Джонатан Прайс). Британская наследная и торговая аристократия никогда не гнушалась решением важных для себя вопросом "по-плохому", если не удавалось "по-хорошему" - в виде подкупов, посулов смешных отступных и так далее. И Джеймс Делейни волею судеб попал в такой переплет, что против него и его законных интересов выступают не только алчные нувориши, но и крупные государства со своими внешнеполитическими амбициями.
Наличие мистики - непременного атрибута произведений, создававшихся в ту же эпоху, что и действие серила, полностью соблюдено - с умелым привнесением экзотической африканской линии. Чем таким занимался покойный отец Джеймса и он сам, мы пока не знаем, но можем предположить, что речь идет об осведомленности в каких-то туземных языческих практиках, демоны которых следуют за Джеймсом по пятам и на родине, позволяя ему без видимого труда овладеть тайнами своего крайне зловещего прошлого.
Визуальный ряд, надо признать, своеобразен: пока что нет и намека на плакатные красоты, предшествующие запуску сериала, однако блеклые краски, постные лица в мрачных одеждах и бледно-желтый отблеск свечей на лицах однозначно навевают воспоминания о скандинавских и в особенности шведских традициях исторических экранизаций ("Фанни и Александр" Бергмана - из самых очевидных примеров), в противоположность ярким английским, с характерными персонажами и четким уравновешиванием жизни верхов колоритными образами простого люда. Но оно и неудивительно, если принять во внимание, что режиссерами выступили Андерс Энгстрем и Кристоффер Нюхольм.
Как бы то ни было, началу - весьма психологичному и интригующему - дан старт, и ближайшие недели покажут, насколько правдоподобным и интересным сериал окажется на самом деле.